— Я не понимаю, о чем Вы, — молодой человек посмотрел ей в глаза, и стоило огромных актерских усилий, чтобы не дрогнула ни одна мышца. Ни туши, ни теней, ни подводки. Какая же она другая, изменившаяся. Соленая влага, наплывающая на карие очи, придает им синеватый оттенок. Два красивых озера, на дне которых ложь, ложь, ложь! — я всё забыл. Абсолютно всё.

— ЧанСоб! — крикнула она, когда он плечом потеснил её и пошел дальше. В голосе её заскрежетало рыдание. Внутри у него сжалась мерзкая, неуместная жалость. — Неужели ты думаешь, что я никогда не переживала ничего такого? Неужели думаешь, никогда не прощала? Что, мне личное всегда сахаром было? Со мной и хуже поступали! И намеренно, а не как я — по глупости! Я дура, да! Я сама себе жизнь порчу, а мне её ещё и другие портили. Но когда я была моложе, я умела прощать!

— Вот видите, прощение — удел неопытной молодости, — бросил, не оборачиваясь, ЧанСоб. — а Вы сполна меня одарили опытом. С моей стороны неблагодарно им не воспользоваться.

— Прекрати, пожалуйста, прекрати говорить так! — ДжеНа опять догнала его, уже не решаясь даже замахнуться на касание. — Ты не такой, я знаю. У тебя душа красивая, понимаешь? Ты обижен, рассержен, да… но ты можешь простить, ты можешь понять! Ты же добрая злюка…

ЧанСоб сжал челюсти, чтобы не схватить её и не обнять. Каждый раз, когда они опять начинали сквернословить, браниться или громко ссориться, ДжеНа могла насупиться и назвать его врединой, или злюкой, и тогда он оттаивал и успокаивался. И всё шло дальше мирно и складно. Но теперь это не сработает.

— Люди меняются, — парень тут же сам усмехнулся своим словам. — но не Вы, судя по всему.

— ЧанСоб, я никогда больше не сделаю ничего подобного! Я клянусь тебе, прошу тебя! Поверь мне, прости, я только тебя хочу! Мне никто больше не нужен! — её голос сорвался на хрип и она замолчала. Видно, ей трудно было говорить дальше. Она повторяла одно и то же, ходила по кругу. Однако, пытаясь и пытаясь, ДжеНа нашла в себе упорности на шелестящий шепот. — Сколько людей, сколько семей терпят измены и живут дальше. Некоторым изменяют многократно, ещё и не любят их, но они терпят. А я люблю тебя и готова всё сделать, лишь бы ты простил.

— Да, семьи, пары, — ЧанСоб пожал плечами. — а нас ничего не связывает. И не связывало. Всё, что держало друг с другом неких мадам Ю и Ли ЧанСоба — это любопытство и жажда секса. Когда они исчерпаны, то им больше незачем быть вместе.

— ЧанСоб! — промолвила она, но он больше не стал задерживаться и пошел на тренировку, оставив её в пустынном коридоре. Она выбрала свободу, её никто не принуждал к ней. Только, если ты не понимаешь разницу между свободой и одиночеством — не надо потом жаловаться на то, что ты никому не нужен.

Прохлада

BTOB ехали на выступление и галдели в машине, пока ещё не вымотались и были полны сил. Одной из главных тем был относительно скорый День святого Валентина, на который, естественно, фанатки завалят тортами и шоколадками, но каждому из парней хотелось провести этот праздник приятно и для себя. ИльХун был спокоен — ему однозначно перепадет кусок любви и ласки. СонДже завывал с каждым разом всё сильнее, и скоро грозил переплюнуть страдания юного ЧанСоба, который, все очень надеялись, не уподобится гётевскому Вертеру и взбодрится. Макнэ посильно завидовал мужественным замашкам всяких МинХеков и ЫнКванов, которые нет-нет, да тешились где-то и с кем-то. ХенЩик тоже окончательно отошел и порой ухлестывал за какими-нибудь девчонками, находящимися в зоне доступа. Глядя на товарища, выглядящего как тень прежнего, ему было смешно над своими пережитыми обидами по поводу мадам Ю. Что для него это было? Ущемленное самолюбие, уязвленная гордость. А тут была любовь. И два случая не ровнялись друг с другом даже близко.

— Знаешь, а я тебе даже немного завидую, — сказал он ЧанСобу, оторвав того от планшетника. Друг удивленно воззрился. Он старался отключиться от болтовни о чепухе, вроде свиданий и отношений, но сейчас его вывели из изоляции виртуальных развлечений.

— Чему? — парень искренне недоумевал, чему можно завидовать?

— Тому, что ты чувствовал, — ХенЩик улыбнулся, глядя на свои пальцы, пощипывающие сиденье перед собой. — или чувствуешь. Это здорово.

— Нечему тут завидовать, — пробурчал ЧанСоб и тоже отвел глаза.

— Нет, есть, — молодой человек откинулся на спинку. — ты представь, когда пройдет время… ведь с радостью вспоминать будешь! Сколько эмоций, сколько глубины… это очень трудно, найти такие чувства, от которых крышу сносит. Чтобы как ураган, налетело, растрепало. У других вообще такого не бывает. И у меня, похоже, не было. Как же хорошо в тот момент, когда тебя кружит в этом, а?

— А потом всё превращается в полную задницу, хорошо, а? — передразнил его ЧанСоб, не разделяющий подобного мнения.

— Да какая разница, чем всё кончается, — микроавтобус остановился, прибыв на место. — финал всегда один. Банальный. Всё просто кончается. Но разве не важнее то, каково это, когда оно есть?

Парни повыпрыгивали наружу, встав на твердую землю. Асфальтированная площадка была очищена от снега. У ХенЩика зазвонил мобильный, и он отошел в сторону. Пока ЧанСоб скручивал провода наушников, к нему подошел МинХек, неся в руке костюм для представления.

— Я спросить хотел… — юноша посмотрел на друга, боясь, что услышит что-то для себя не очень веселое. — думаю, должен спросить у тебя. Я тут имею возможность опять покрутить с той… подругой… ну… ХаЁль, помнишь? — ЧанСоб сжато кивнул. — Ты не против? Если ты скажешь, что тебе неприятно, что я с кем-то там…

— Мне всё равно, — вокалист упихнул наушники в карман рюкзака, выместив на их утрамбовке злость. — делай что хочешь. С кем хочешь.

— Точно? — удостоверился МинХек.

— Точно.

— О чем шепчетесь? — протиснулся меж ними ИльХун. — Идёмте, чего на улице стоять.

— Да я тут предлагал ему пригласить на День святого Валентина СоХен, — хитро улыбнулся МинХек. — очевидно же, что она по нему сохнет. Порадовал бы девушку.

— Да хоть мокнет, — проворчал ЧанСоб, медленно двинувшись вперед. Их нагнал ХенЩик и, поймав парня за лямку рюкзака, чуть притормозил его шаг.

— Постой-ка минуту, — тот приотстал, остановившись. — мне тут… ДжеНа позвонила.

ЧанСоб застыл. Сознание снова стало уноситься куда-то. Одно её имя, произнесенное вслух, и всё, будто волшебное заклятье. Ни слов, ни чувств, ни жестов. ХенЩик ждал его реакции, но товарищ долго не мог сообразить, что делать дальше. Наконец, он шевельнулся.

— Что, опять решила на тебя перекинуться? — хмыкнул он.

— Нет, просила передать, что всё ещё хочет с тобой поговорить и раскаивается.

— Да неужели? — как он мог забыть, что у них осталось столько общих знакомых, и порвать раз и навсегда никак не выйдет! Придется терпеть невольные, но регулярные, напоминания.

— Просила тебя позвонить ей, сказала, что скучает…

— Оставь! — ЧанСоб поднял руку, прекращая разговор. — Выступление скоро, чего мы тут стоим? Пошли готовиться. Ух, ветер-то поднялся, прям насквозь промораживает!

Он целенаправленно двинулся догонять остальных, а ХенЩик посмотрел ему вслед. Насколько же сильно нужно было любить, чтобы теперь так бояться даже заикнуться о былом! Наверное, в самом деле, лучше ему не говорить, если это повторится и ДжеНа попытается связаться с ним. Она причинила ему такую боль, что не заслуживает помощи. Но он не хотел скрывать её звонка от ЧанСоба. Ещё не хватало с ней секреты заводить. Но теперь он будет просто фильтром, если она позвонит ещё хоть раз.

ИльХун обнимал НамДжу на диване и о чем-то щебетал ей на ухо, отчего девушка смущалась и сжимала пальцы на юбке. ЧанСоб посмотрел на эту парочку и, стараясь не испытывать никаких негативных эмоций и не слать им лучи всеразрушающего уничтожающего разлада, прошел мимо сварить себе кофе. МинХек упорхнул из их скворечника сам, СонДже пытался обрести покой в письмах поклонниц, закусывая их присланными конфетами. А в чем мог найти утешение он? Прошло уже полтора месяца, а ломота в душе стала лишь чуть-чуть утихомириваться. Может, другие правы, и ему следует начать всё заново? Перевернуть страницу.

К слову о странице, он раскрыл мангу и сел с ней и кофе за стол. Если бы больше ничто и никогда не нарушало его покой, то он, пожалуй, сможет быть счастлив. В этой глубоководной безмятежности дна, на которое он сорвался со сломанными крыльями, в этой скуке с привкусом полыни и отзвуками адажио, было что-то мазохистски притягательное. Если бы скука была разновидностью безделья, а не скучания по кому-то! Но он именно скучал по ней, а не просто так. Телом, разумом, душой. Ему не хватало даже усмешек и надменности.

Почему же он ведет себя, как баба? Это их прерогатива, лить молчаливые слезы и ждать, когда же, когда же что-то изменится, полегчает, отпустит. А он мужчина! Он должен действовать, помогать себе сам. О чем обычно думают настоящие мужчины? Уж не о романтической любви точно. Манга не помогала погрузиться в другой сюжет, не собственный. ЧанСоб посмотрел на стол. Капля кофе, сползшая по чашке и оставившая пятно. Он взял салфетку и вытер этот крошечный недостаток. Что ещё? Пол. Гладкий, светлый. Едва заметные полоски стыков между досками ламината. Бук, клен, орех? Ровно сделано, на совесть. Черт! Парень услышал звонок в дверь и подпрыгнул, побежав вперед всех. Хоть какое-то отвлечение.

За дверью стояла СоХен. Ну вот, и звать не надо, сама здесь.

— С Днем святого Валентина! — она протянула ему коробку конфет.

— Спасибо, — ЧанСоб принял протягиваемое. — зайдешь? Я как раз пил кофе.

— С удовольствием, — девушка тряхнула плечами, избавляясь от курточки. — как у вас тут тихо! Я думала, вовсю веселитесь и отмечаете.

— Для этого нужно чуть больше представительниц прекрасного пола, чем одна, — заставил себя улыбнуться ЧанСоб, кивнув на ИльХуна с его пассией.