Наверное, ты права.

Он ищет вещи в своей сумке, а я наливаю стакан воды и присаживаюсь на табуретку. Слабость дает о себе знать шумом в ушах.

Сергей появляется в черной футболке и довольно потертых голубых джинсах. Достает ведро, набирает в него воду и со знанием дела начинает мыть кухню.

Не томи, я сейчас умру от любопытства. Когда ты научился прибираться?

Ну, мы с отцом жили вдвоем. Какое-то время у нас был женщина, которая и готовила, и убирала. Но потом она ушла. Мне было лет десять. Отец посчитал, что взрослые парни в няньках больше не нуждаются, и не стал искать замену.

И как же вы жили?

Тяжело, - Сергей хмыкнул откуда-то из-под стола.

Возьми швабру.

Отец всегда говорил, что шваброй моют пол лентяи. И как нужно не получится.

А как же достать под кроватью?

У нас все кровати были на высоких ножках. Распластался по полу и вперед. А диваны и кресла я передвигал. Отец вообще считал, что мне нужна была дисциплина. Поэтому, я думаю, и отказался от уборщицы. В армию он меня отдавать не планировал. Но что-то, что повлияло бы на мой характер и привычки, ввести требовалось.

Он не посчитал, что уборка – не мужское занятие?

Нет. Он и сам когда-то помогал своей матери. У нее не было дочерей.

И как ты справлялся?

Как, - я слышу, что он ухмыляется. – Сначала переделывал все по десять раз. То там не домыл, то там пропустил. То от лени не захотел протереть сервант. То плохо заправил постель.

Не кажется ли тебе, что для мальчика десяти лет это достаточно тяжело?

Нет. Мой отец начал подрабатывать в двенадцать. Я же просто убирал дом.

А школа? Ты успевал?

А что такого в том, чтобы учиться по будням и убирать по субботам? Ученью это никак не мешало. А вот моим личным планам – да.

Небось, хотел с друзьями поиграть, на улицу смыться.

Еще как. В конце концов я понял, чего хотел добиться отец. Все имеют определенные обязанности и должны безукоризненно выполнять их – вот чему он учил меня

Вообще, уборка действительно дело полезное.

Это умозаключение взрослой женщины, а мне, сопляку, тогда это казалось наказанием, причем незаслуженным. Лет в двенадцать, когда гормоны начали играть, я взбрыкнул. Сказал, что денег у него много, пусть опять наймет женщину, а у меня есть дела поважнее, чем бабскую работу выполнять.

И что произошло?

Хм, мы начали выяснять, какие это у меня важные мужские занятия. Он спросил меня, зарабатываю ли я на жизнь? Я ответил, что нет, я еще слишком мал. Тогда он ухмыльнулся, не упомянув о том, что сам уже работал в этом возрасте, и спросил, занимаюсь ли я учебой, используя все свое время на какие-то внеклассные исследования, - он смеется, полоща тряпку, - но вряд ли мои попытки сделать взрывчатку из селитры можно было назвать научным трудом. В итоге я не смог привести ни одного убедительного довода, что трачу свое время на полезные вещи. Только разозлился из-за разговора и сказал, что это абсолютно нелепое и бесполезное занятие. Полы я тогда вымыл. Но он пришел с работы, и, не разуваясь, направился к себе в кабинет. Как же меня взбесило это! Я весь день натирал паркет, как сейчас помню, пальцы болели от этого занятия, а он вот так, в своих ботинках, с налипшей после дождя мягкой грязью… Но когда я ворвался к нему за объяснениями, он спокойно заметил, что если я не ценю свой труд, то почему он должен это делать? Если чистота в доме не настолько важная вещь, чтобы следить за нею, если я бездарно трачу свое время, как я ему заметил накануне, то чем, собственно, я оскорблен?

У тебя очень интересный и мудрый отец, - я смеюсь.

Я тебя с ним познакомлю. И тогда скажешь, не изменилось ли твое мнение.

А что с ним не так?

Он вполне хороший человек. Только жесткий. С возрастом это проявилось еще сильнее. Он как-то выгнал меня из дома, когда мне опять вздумалось выбросить фортель.

Да, ты рассказывал.

Я благодарен ему за эти уроки, но все же мне кажется, что чисто мужская компания- не лучшая среда для ребенка.

А почему он не женился снова?

Не знаю. Наверное, мать разбила ему сердце.

Я вспоминаю о Наире. Я ведь так и не поговорила о ней. Все шутливое настроение испаряется.

Я встаю со стула и иду в спальню.

Эй, не ходи по мытому.

Я осторожно.

Комната выглядит ужасно. Сгребаю с кровати испачканные простыни, машинально кладу их в ванную и, набрав немного воды, наливаю пятновыводитель.

Сергей все же страдал, что в его детстве не было мамы. Возможно, сейчас он не имел в виду конкретно Наиру и собственную ситуацию, а говорил в общих чертах, что ребенку лучше жить в полной семье. Но разве он не испытывает сожалений по поводу того, что когда он болел корью или ветрянкой, у его кровати не сидела мама?

Начинаю медленно вытирать пыль, присматриваясь к его четким, ловким движениям. Он не смотрится как-то неуместно или глупо, тщательно вытирая пол под журнальным столиком.

Может быть, передохнешь?

Это тебе стоит передохнуть. Иди в постель.

Не хочу.

Мне осталось совсем немного.

Ты есть хочешь?

Закажем еду из ресторана.

Глупости. Я сама приготовлю.

Тогда нужно будет съездить в магазин.

Я сейчас приму душ и приведу себя в порядок. И тебе полотенце повешу.

Хорошо.

Это очень непривычно и волнительно. Я достаю из шифоньера синее махровое полотенце и кладу в ванной рядом со своим и Жениным. Мелочь, а кажется, что таким образом ты впускаешь в семью нового человека. И в груди что-то замирает от волнения, когда я думаю, что так и есть.

Пока намыливаю голову, решаю, что говорить о Наире я сейчас не буду. Лучше затрону эту тему вечером, когда будем лежать перед телевизором и болтать о разных пустяках.

Пока Сергей в душе, я звоню Жене. Мы болтаем о всяких пустяках – о том, что бабушка испекла ей оладьи, но мои она любит больше, зато бабушка разрешила ей посмотреть несколько серий «Спасателей» подряд, чего я никогда не позволяю.

Когда Сергей выходит с мокрой головой, с полотенцем на бедрах и влажной блестящей кожей, я не могу совладать со своими грешными мыслями. Но он смеется и отрицательно качает головой.

Ты еще слишком слаба.

По дороге в супермаркет я понимаю, насколько обыденны и банальны те вещи, которые мы делаем. Уборка, покупки, возя на кухне. Но я так счастлива, будто он везет меня не в супермаркет, а в оперу в Мадрид. Это делает из нас почти супругов, мужа и жену, которые давно прошли фазу первой безумной влюбленности, но сумели пронести свою любовь через испытания, сохранить ее, и теперь просто живут, согреваясь ее теплом каждый день. Интересно, думает ли он также, ощущает ли это?

Что ты хочешь на обед?

Не знаю. Приготовь солянку. Она у тебя всегда получалась изумительно. Даже в ресторанах не пробовал такую.

Всегда… - повторяю я, едва шевеля губами.

Да, всегда.

Ты говоришь так, будто у нас было так много обедов, что ты знаешь, что у меня получается лучше, а что хуже.

Я думаю, что мы достаточно провели времени вместе, чтобы составить друг о друге полное мнение.

Неужели? И что же ты можешь сказать обо мне?

Ну, ты отлично готовишь, и я знаю, что ты любишь этим заниматься, а не делаешь только потому, что так нужно. Еще я знаю, что любишь всякие милые женские штучки, типа кружевных салфеток в вазочке на кухне и декоративных блюд, которые покупаешь не для того, чтобы использовать, а ради красоты. Ты любишь заниматься со мной любовью…

Вот как?

… и меня это очень радует. А еще ты очень добрая, переживаешь даже из-за мелочей, впечатлительная и чуткая. И безумно любишь дочь.

Этой темы мы тоже еще не касались. Я знаю, что ситуация сейчас переменилась. Женя не воспримет наше примирение болезненно. Но он-то этого не знает. Неужели захочет рискнуть снова? Мне казалось, что его гордость жутко уязвил тот факт, то я вернулась к Владу из-за Жени. Я нанесла ему глубокую рану и не уверена, что она зарубцевалась, а даже если и так, не будет ли он сомневаться в моей любви каждый раз, когда нащупает эти отметины?

Ты знаешь, что я обратил на тебя внимание сразу, в тот же вечер, когда увидел.

Знаю.

И сначала ты показалась мне просто сексуальной женщиной, которая не любит своего мужа и жутко скучает.

А я-то думала, что не выглядела как шлюха, которой наскучил брак, - я оскорблена его первым мнением обо мне.

Не горячись. Я сразу понял, что у вас не все так хорошо, как показывал Влад.

Он ничего не показывал, ему действительно было хорошо.

Я перефразирую. Я увидел женщину, которая соскучилась по чему-то, что может ей дать только любимый мужчина.

Не говори мне, что возомнил себя героем моего романа и решил, что спасешь меня от самой себя, милостиво разрешив обожать тебя и любить, - я начинаю серьезно подумывать о том, чтобы разозлиться.

Я лишь хочу сказать, что ты была одинока. Я это почувствовал. И сначала это было физическое влечение. Но потом оно быстро переросло в нечто иное. Я думал о тебе, и не только тогда, когда у меня что-то шевелилось в штанах. Нет. Хотя шевелилось постоянно, - он усмехается, а я бью его по плечу. - Я знаю разницу между похотью и не похотью. То, что я испытывал, определенно выходило за рамки обычного влечения. И когда ты ушла от меня в аэропорту, я понял, что на самом деле потерял. Я никогда не верил в то, что у меня с кем-то получиться, понимаешь? Выгодное сосуществование - да, секс – безусловно, но брак со всеми вытекающими – нет. Моя мать уже показала, насколько это опасно – полюбить кого-то, довериться, принять на себя обязательства, а потом плюнуть на все и уйти, не оглядываясь, даже не пытаясь понять, сколько людей страдает, как им тяжело. Я четко разграничивал для себя все виды отношений, которые могут быть между мужчиной и женщиной, и никогда не обманывал ни себя, ни других. Только один раз. Когда попытался представить, что у меня все идет, как прежде, когда на самом деле мир перевернулся с ног на голову. Но я понял свою ошибку. И не намерен ее больше повторять.