– Знаешь, мам, я чувствую себя как настоящая принцесса!

Я сидел на балконе своего номера, когда Лина погасила свет в комнате дочери и тоже вышла на свой балкон. Опустившись на принесенный с собой стул, она долго молчала. Наконец она негромко проговорила:

– Тот мальчик, которого ты ищешь… Сэл… Он ведь не идеальный ребенок, правда?

Я покачал головой:

– Нет. Не идеальный.

– Тогда почему он так много для тебя значит?

– Его отец считает себя тупицей и недоучкой, который только и умеет, что зашибать деньгу, поставляя богатым клиентам то, что им хочется. Что касается меня… Я не настолько занят бизнесом, и свободного времени у меня не в пример больше. В общем… в общем, так сложилось, что именно я учил Сэла завязывать шнурки, чистить на ночь зубы, ездить на мотоцикле, водить катер и машину с механической коробкой передач. Когда он был еще маленьким, мы вдвоем уходили на причал каждый раз, когда к его отцу приходили гости, и удили рыбу… – Неопределенно пожав плечами, я замолчал. Лина долго ничего не говорила и только время от времени поправляла распущенные волосы, которыми играл ветерок. Наконец она негромко проговорила:

– Я хочу кое-что сказать тебе… Ты был очень добр к нам, а мне не хотелось бы выглядеть неблагодарной, но я тебя совсем не знаю, и… Только не обижайся, если мои слова вдруг покажутся тебе… обидными, ладно?..

Я молча ждал продолжения.

Лина сделала неопределенный жест рукой.

– В Никарагуа есть такая штука… называется «эффект гринго». Он возникает каждый раз, когда белый человек вроде тебя приезжает в нашу страну и начинает размахивать толстой пачкой «зелени» перед носом у тех, кто зарабатывает не больше двух долларов в день, в расчете на то, что они, словно дрессированные обезьянки, выполнят любую его прихоть просто потому, что в жизни не видели такой большой суммы. В нашей стране полно гринго, которые накопили денег на пенсионном счете, обзавелись здесь недвижимостью и теперь доживают свой век в уверенности, будто их деньги дают им право вести себя так, как им нравится и как они привыкли. Они считают, будто могут владеть нами, потому что у них есть что-то, чего нет у нас. Я сама отнюдь не богатая женщина, но я училась в Штатах, к тому же я не всегда была бедна. Были времена, когда я могла позволить себе не выращивать кур, а покупать готовое мясо, и еще оставалось на мороженое или – иногда – на билет в кино. Или на новый бритвенный станок, потому что старый вместо того, чтобы сбривать волоски у меня на ногах, начинал их выдирать… – Она сделала небольшую паузу. – Нет, не могу сказать, чтобы я много сталкивалась с людьми, которые нанимают кучу помощников, как только перед ними встает какая-то проблема, но, по-моему… по-моему, это не совсем естественно, что ли. Во всяком случае, у нас такое нечасто увидишь.

Лина снова замолчала, качая головой. Я терпеливо ждал. У нее явно было что-то на уме, но я никак не мог понять что.

– Короче говоря, я никак не могу понять, зачем ты нанял нас для дела, с которым ты и сам бы отлично справился!

Это был, скорее, вопрос, чем констатация факта, и я машинально ответил, хотя понимал, что моих слов ей вряд ли будет достаточно.

– Я нанял вас, потому что мне нужна помощь.

– Да брось ты!.. – Она пристально взглянула на меня и слегка поджала губы. – Сомневаюсь, что такой человек, как ты, вообще нуждается в помощи. И кстати, сколько ты был готов нам заплатить?.. Мне просто любопытно.

Я только пожал плечами. Отвечать на этот вопрос мне не хотелось, но Лина не отступала:

– Ну, сколько? Пятьсот долларов заплатил бы?..

Я нехотя кивнул в надежде, что ее это удовлетворит и положит конец опасному разговору, но ошибся.

– А тысячу?

И снова я кивнул, и снова моя надежда, что это ее удовлетворит, не оправдалась. Лина слегка откинула голову назад:

– А пять тысяч?

На этот раз я посмотрел ей прямо в глаза:

– Да.

Некоторое время она обдумывала мой ответ, потом медленно произнесла:

– Никак не могу понять…

– Что именно?

– Не могу понять, что ты за человек. Хороший или…

– Или?..

– Или плохой, – ответила она без малейшего промедления, после чего мы оба погрузились в довольно продолжительное молчание. В какой-то момент Лина чуть сдвинулась вместе со стулом и, по мужски расставив ноги, уперлась в них локтями – ни дать ни взять, спортсмен на гимнастической скамье. «Или плохой…» – мысленно повторил я. Ее слова не застали меня врасплох: чего-то подобного я ожидал. В конце концов, я только что «купил» их обоих, и Лине это вряд ли могло так уж сильно нравиться.

– Чарли?..

Я повернулся, чтобы посмотреть ей в глаза, но ничего не сказал.

– Мне нужно знать… – Она сунула руку в карман и, достав оттуда аккуратно сложенные доллары, повертела ими перед собой. – Эта работа, на которую мы согласились… она нам чем-нибудь грозит? Потому что, если она опасна, тогда… – Лина бросила быстрый взгляд на окно, за которым спала Изабелла, и протянула деньги мне: – Тогда лучше возьми их назад.

Я остановил ее движением руки.

– Начнем с того, что ты подобрала меня, когда я был болен. Ты фактически спасла мне жизнь, а это значит, что я должен тебе куда больше, чем восемьдесят с небольшим долларов… Эти деньги… Я мог бы заплатить вам в десять раз больше, и без всякой работы, и все равно чувствовал бы, что этого недостаточно.

Она нахмурилась и покачала головой:

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Насколько мне известно, ни Пауло, ни тебе ничего не грозит. Правда, существует вероятность, что Сэл связался с плохими парнями… Это, конечно, не мафия, обычная шпана, но, если вам с Пауло вдруг покажется, – хотя бы только покажется! – что, помогая мне, вы подвергаете себя опасности, можете разорвать наш договор без каких-либо объяснений.

Слегка откинувшись назад, Лина снова спрятала деньги в карман. Наши номера были на втором этаже: не слишком высоко, но даже отсюда мы могли видеть ночную панораму Леона, точнее, ее часть. Поднявшись, Лина оперлась о балюстраду балкона и некоторое время вглядывалась в мигающие городские огни.

– Кафе открывается в шесть. В это время булки и пирожные самые горячие, а шоколадная крошка, которыми они посыпаны, еще мягкая, – сказала она. – Рекомендую попробовать – вкус просто божественный. Пауло с самого утра сядет на телефон и наведет кое-какие справки, а потом… потом можно отправляться. – Лина положила руку мне на плечо. Насколько я помнил, это был первый раз, когда она прикоснулась ко мне не как врач, а как друг. – Не волнуйся, если этот мальчик – Сэл – находится на расстоянии не больше ста миль отсюда, Пауло его найдет. Мы оба сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе… вам обоим. – Повернувшись, Лина шагнула к балконной двери, но остановилась: – Да, кстати, мы бы сделали то же самое и бесплатно. Тебе достаточно было просто попросить.

– Я знаю.

– Знаешь и все равно решил заплатить? Почему?!

– У меня есть свои причины…

– Которые тебе не хотелось бы объяснять?

– Если я стану что-то объяснять, вы убедитесь, что на самом деле я гораздо хуже, чем кажется на первый взгляд.

Она кивнула, потом шагнула в комнату и уже начала закрывать дверь, но снова остановилась:

– Я знаю, по крайней мере, одного старика и одну маленькую девочку, которые никогда не поверят, что ты – плохой человек, даже если ты сам будешь на этом настаивать.

– А ты?

– А я думаю, что это самое правдивое заявление из всех, которые ты сделал до сих пор. – С этими словами Лина закрыла дверь и задернула занавеску, а я подумал, что она абсолютно права.

Глава 16

Вернувшись в Майами после летнего отпуска в своем коста-риканском особняке, Колин во всеуслышание поклялся, что непременно поедет туда с семьей на будущий год. И еще через год. И что, когда они с Маргерит уйдут на покой, они станут жить там постоянно. Похоже, Колин обрел новый дом, как, впрочем, и вся его семья. Жизнь казалась безоблачной и прекрасной.

В последующие несколько недель я познакомил Шелли со своими самыми близкими людьми – с Колином, Маргерит, Сэлом и с той, которая держала мое сердце в своих руках, – с Марией Луизой. Каждый раз, когда мы приезжали в городской особняк Колина, Мария бросалась ко мне, забиралась на колени и, обняв за шею, вопрошала голосом, который способен был расплавить даже рассчитанный на ядерный взрыв титан:

– Дядя Чарли, что ты мне принес?

Я держал ее на коленях, «пересчитывал ребрышки» и пел наше заветное «Что же, что же делать нам с Марией?». Это был целый ритуал, в финале которого я щелкал пальцами и, возвращаясь к заданному ею вопросу, восклицал:

– Я так и знал, что что-то забыл!..

Мария тут же принималась с хихиканьем обыскивать мои карманы, но подарок лежал, разумеется, в другом, потайном месте. В конце концов я доставал его – яркие, экзотического вида бусы, колечко или какую-нибудь другую блестящую безделушку, и Мария каждый раз так радовалась, словно я подарил ей луну с неба и полцарства в придачу.

После того как Шелли в первый раз увидела девочку, она покачала головой и сказала:

– Теперь я по крайней мере знаю, к кому ревновать. Бог мой, да она же вертит тобой как хочет!

И это была чистая правда.

Чем больше времени мы проводили с семьей Колина, тем отчетливее я видел, как повлияло на Шелли отсутствие собственных детей. В ее жизни не хватало самого главного, и она это понимала, чувствовала и глубоко переживала. Кроме того, Шелли видела, что я умею обращаться с детьми и люблю их, а они любят меня. А если учесть ее собственные чувства, которые она питала ко мне, то… Словом, дальнейшие событий предсказать было нетрудно.

Однажды вечером, когда мы, взявшись за руки, гуляли вдоль линии прибоя на нашем любимом пляже на северо-западном берегу Бимини, Шелли вдруг остановилась и, развернув меня спиной к океану, сказала: