– Если придется, – ответил он.

– В самом деле? Ты готов уничтожить семью этого человека так же, как твой отец, чтобы получить желаемое?

– Он это заслужил, Эмма.

– Майкл – возможно, но заслуживает ли этого Бенджамин Бартлетт? А Мэнди?

– Я сделаю то, что должен. Ты и так это знаешь. Эмма удивилась, услышав в его голосе не гнев, а нежность, словно он готовил ее к тому, что она пока не готова принять. Но она еще не закончила свою борьбу.

– Нет, Антонио, я знаю тебя. Я видела в тебе другого человека вне всепоглощающей ненависти к отцу, вне страха за сестру. Я видела твою любовь к матери и сестре, привязанность к Димитрию и Данилу. Я знаю этого мужчину, и он потрясающий. Но если ты это сделаешь, – она кивнула на папку с досье, – то уничтожишь все то хорошее, что в тебе есть. Не опускайся до уровня Майкла, ты выше этого, Антонио, ты можешь выиграть сделку честно, без шантажа. Я знаю это… потому что люблю тебя.

– Не говори так, Эмма. – Он поднял руку, словно защищаясь от ее слов.

– Почему? Это правда, я люблю тебя. Я люблю того, кем ты на самом деле являешься вне ненависти, которую испытываешь к отцу.

– Эмма, прошу тебя…

– Нет. Ты смог показать мне, что все время после болезни я пряталась. Но я прятала не только свое тело, и ты это прекрасно знаешь. Я пряталась от того, чего по-настоящему хотела, – от любви. И сейчас, когда я почти достигла ее, прошу тебя любить меня и быть достойным моей любви, ты отказываешься от этого?

Эмма знала: Антонио тоже к ней что-то чувствует, возможно, даже любовь. Но она также знала, что у их любви не будет ни единого шанса, если он сделает неверный выбор.

– Когда мы только заключали сделку, я сказал тебе – никаких эмоций.

– Но именно эмоции двигали тобой все это время!

– Я не могу позволить, чтобы отцу все сошло с рук. Он чудовище!

– И ты готов стать таким же чудовищем, чтобы добиться желаемого? – Голос Эммы дрогнул впервые за этот разговор.

– Да, если это поможет наказать его.

– Помоги Бартлетту сделать правильный выбор. Покажи ему, что в тебе есть доброта, которой не видели ни ты, ни Чичи, ни твоя мать от Майкла.

– Я не могу так рисковать, я должен это сделать.

Отчаяние в его голосе чуть не сломило Эмму. Она готова была кинуться к нему, но пересилила себя.

– Тогда тебе придется это сделать без меня. – Она встала и пошла к своим чемоданам, но слова Антонио заставили ее замереть на полпути.

– В конечном итоге мой выбор не имеет решающего значения, правда? – сказал он безжалостно-ледяным тоном.

– О чем ты говоришь? – ошарашенно спросила Эмма, застигнутая врасплох холодностью его голоса.

– Ты не доверяешь мне и уходишь, так и не узнав, что я выберу, не дав мне шанса.

– Я…

– Точно так же ты поступила с тем семнадцатилетним парнишкой. – Он не дал ей договорить. – Он мог бы побороть свои страхи ради тебя, ради вас обоих, ты просто не дала ему такой возможности.

Эмма почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Страх сковал ее по рукам и ногам.

– В чем дело, Эмма? Ты боишься, что тебя все бросят? Что мы недостаточно сильны, чтобы сражаться бок о бок с тобой?

В этот момент Эмма его ненавидела. Ненавидела за то, что он без труда извлек на свет ее самый большой страх, в котором она самой себе не позволяла признаться.

Конечно, она была напугана! Эмма была в ужасе оттого, что Антонио может воспользоваться информацией из досье, но еще страшнее ей было оттого, что он мог этого и не сделать. Потому что тогда ей придется остаться и довериться другому человеку. Не просто провести с ним несколько незабываемых часов в постели, а нечто куда более сложное, – и это может сломить ее. Ей придется довериться человеку, который может причинить ей боль.

Неужели она действительно позволила тому семнадцатилетнему мальчику уйти, даже не дав ему шанса? И теперь она делает то же самое с Антонио?

– Какого шанса ты ждешь от меня? Хочешь, чтобы я дала шанс сделке в роли твоей фиктивной невесты? Или мы действительно можем стать кем-то большим друг для друга? – предельно честно спросила она.

– До решающей встречи осталось всего шесть дней.

Казалось, ни один из них не желал признать, какой большой путь они проделали, как много значат друг для друга. Эмма покачала головой, чувствуя, как ее сердце разбивается на множество острых осколков.

– Если ты сможешь воспользоваться этим, – она кивком указала на досье, которое разделяло их, как пропасть, – значит, сможешь придумать, как объяснить мое отсутствие Бартлетту. Я хочу сказать тебе одну важную вещь, Антонио. Пути назад уже не будет. Если ты сделаешь это, ты будешь еще хуже, чем твой отец. Потому что ты прекрасно знаешь, что делаешь, чем рискуешь и сколько людей от этого пострадает.

Антонио не сдвинулся с места, когда Эмма взяла свой чемодан на колесиках и повезла его обратно в сторону своей спальни. Он никак не отреагировал, когда она осторожно поцеловала его в щеку, и ничего не сказал, когда Эмма тихо закрыла дверь в свою комнату. Эмма знала: она видит Антонио в последний раз. Нет, она наверняка увидит в прессе его фотографии, возможно, даже встретится с ним лично, но это уже будет не тот человек, которого она полюбила. Если он пустит в ход этот компромат, она больше никогда не увидит настоящего Антонио.

Глава 10

Антонио слышал стук в дверь своего пентхауса в Нью-Йорке и не мог сказать точно, происходило ли это на самом деле или это проявление тяжелейшего похмелья. Каждый удар сопровождался словами, крутившимися в его голове с тех пор, как он в последний раз видел Эмму.

«Ты будешь еще хуже, чем твой отец».

Эти слова стали мантрой, насмешкой, последней угрозой, нависшей над ним, от которой он не мог спрятаться. Потому что он не мог отрицать того факта, что Эмма права. Бесконтрольная жажда мести действительно может превратить его в чудовище.

С трудом разлепив глаза, Антонио перевернулся на бок и с грохотом свалился на пол с дивана в гостиной. Он услышал, как открылась входная дверь, и увидел прямо перед своим носом пару очень дорогих кожаных туфель. До него донеслись ругательства на греческом, и обувь исчезла из его поля зрения. Антонио застонал от разрывавшей на части головной боли.

Он вернулся в Нью-Йорк через два дня после прилета из Аргентины, и за это время не ответил ни на один телефонный звонок из офиса, несмотря на настоящую панику в голосе финансового директора. Антонио не делал ровным счетом ничего, только пил и смотрел на досье молодой женщины, которую даже ни разу не видел, но которая стала последним ударом по их с Эммой отношениям.

Антонио собрал все силы, чтобы перевернуться на спину, хотя каждая клеточка его тела взбунтовалась против этого. Поток ледяной воды обрушился на его голову, шок заставил его сделать глубокий вдох, и часть воды попала ему в легкие. Антонио судорожно закашлялся, готовый убить Димитрия, державшего в руках уже пустой кувшин.

– Я, конечно, не раз видел тебя с похмелья, но сейчас ты просто жалок.

– Пошел к черту, – прохрипел Антонио. Димитрий протянул руку и помог ему подняться с пола.

– Кофе, – только и смог выдавить из себя Антонио.

– Душ, – коротко скомандовал Димитрий. Это заняло какое-то время, но Антонио смог наконец-то подняться и нетвердой походкой прошел в кухню, где Димитрий уже колдовал у плиты над маленькой туркой.

– Что ты здесь делаешь? – Антонио уселся около кухонного острова, которым крайне редко пользовался, в ожидании, когда Димитрий разольет ароматный кофе по маленьким фарфоровым чашкам.

– Ты не отвечал на телефонные звонки.

– Что-то случилось?

Антонио почувствовал, как паника нарастает в его груди, мешая дышать. Что-то случилось с Эммой?

– Ну, торговые переговоры Данила висят на волоске, но он с этим справится. Компания моего отца на грани краха, но я с этим разберусь. А что собираешься делать ты? – спросил Димитрий, и Антонио негромко чертыхнулся. – Ты действительно все испортил, мой друг, а Эмма – слишком хороший человек, чтобы марать ее этим дерьмом. Иди в душ, от тебя несет перегаром и жалостью к себе. И пошевеливайся.

Антонио встал под обжигающие струи воды, но это не помогло ему смыть с себя то ощущение грязи, словно прилипшей к нему с тех пор, как он увидел фотографии Мэнди Бартлетт. И с тех пор, как Эмма ушла от него. Антонио быстро вытерся и вошел в кухню. Он увидел, как хмурится Димитрий, глядя на снимки Мэнди.

– Кажется, этой девочке нужна хорошая встряска.

– Ей нужна помощь, Димитрий.

– Это да. Только не уверен, что она получит помощь от своего отца, если он увидит это. Значит, вот почему Эмма ушла?

– Да.

– Черт, мне она нравится, – усмехнулся Димитрий, и Антонио тут же ощетинился. – Не в этом смысле, успокойся и не будь пещерным человеком!

Антонио сделал глоток обжигающего кофе. Он не был уверен, что готов услышать то, что скажет ему Димитрий, но выбора у него не было.

– Слушай, я знаю, как много значит для тебя эта сделка. Я знаю, насколько сильно ты нуждаешься в отмщении, Антонио, и я поддержу любое твое решение, потому что ты – мой брат. Ты и Данил – моя семья, и я сделаю для вас абсолютно все. Что бы ты ни решил по поводу Бартлетта – это твое личное дело. Я здесь не ради сделки, а из-за Эммы.

– Она показала мне, что я за человек, Димитрий, и мне совсем не понравилось то, что я увидел. – Антонио покачал головой. – Я видел ужас на ее лице, боль. Боюсь, от этой точки пути назад уже нет…

– В какой-то момент нам всем приходится сталкиваться с самыми темными своими сторонами, – сказал Димитрий, но в его глазах не было ни капли осуждения. – Ты ее любишь?

– Да. Люблю, – без промедления ответил Антонио.

Он понял это еще в Буэнос-Айресе, когда нашел ее у окна в гостиничном номере. Знал, и все равно позволил ей уйти. Эмма предложила ему себя и свою любовь, а он отказался от этого. Отказался от нее самой.