Комедия дель арте

Безумное путешествие в 13 сценах

Место действия

Москва — Венеция — Маленький, никому не нужный городок на севере Италии — Флоренция — Венеция — Москва


Время действия

Наши дни и ночи


Действующие лица

Три закадычные подружки:

Мышка

Мурка

Мопси


Их мужья:

Лесной Брат

Настоящий Джигит

Большой Интеллектуал


Мужчины, которые встречаются на их пути:

Чиполлино — портье в гостинице

Челентано — певец в кафе на площади Сан-Марко

Черрути — завсегдатай ночных клубов, практически ночная бабочка

Чегевара — неизвестный политический деятель

Чинзано — попутчик на трассе Венеция — Флоренция

Чучелло — попутчик на трассе Флоренция — Венеция

Чичероне — экскурсовод-надомник

Пролог

В ночь на пятницу, 13-е, мне приснился страшный сон.

Мне снилось, что малого пуделя Найджела Максимилиана Септимуса лорда Виллероя забрали в армию. В день присяги мы с мужем, Большим Интеллектуалом, приехали его навестить. Офицер провел нас в казарму. В казарме в два яруса стояли койки. На них сладким послеобеденным сном спали солдаты. В углу, отдельно, стояла маленькая железная кроватка. На полу рядом — две мисочки. Одна с водой, другая — с «Педигрипалом». На кроватке, укрывшись серым солдатским одеялом и подложив лапочки под мохнатую щечку, спал пудель.

«Почему такая дискриминация? — сурово спросила я офицера. — Все вместе, а наш отдельно. Что вы себе позволяете?»

«Этот ваш пудель…» — Офицер демонстративно вздохнул, выразительно закатил глаза и замолчал.

«Что вы имеете в виду?»

«Я имею в виду, что этот ваш пудель обладает повышенной степенью наглости. Вчера вечером во время ужина осуществлял хождение по столовой на задних лапах с целью выклянчивания у солдат каши и тушенки, между тем как сам получает полный рацион собачьего корма, как в банках, так и сухим пайком. — Офицер немного помолчал. — Шерсть на лапах отрастил, — наконец сказал он задумчиво. — Портянки игнорирует. По совокупности вышеназванных причин будем через две недели отпускать домой».

И вышел из казармы.

Утром, проснувшись, я первым делом проверила пуделя на наличие. Он валялся под кроватью с клочьями пыли на ушах и оранжевым резиновым мячиком во рту. Я выползла на кухню, где завтракал Большой Интеллектуал, и рассказала ему про свой сон. Интеллектуал слушал невнимательно, ковырялся в остывшей яичнице и косил глазом в газету.

— Совсем с ума сошли! — буркнул он, когда я закончила свою печальную повесть. — Уже пуделей забирают!

После чего посоветовал дверь никому не открывать, а если придут из военкомата и будут стучать ногами, разговаривать через цепочку, — сказать, что пуделя, мол, нет дома, уехал в загранкомандировку и когда будет — неизвестно.

— Но он же… он же… — закричала я, хватая Интеллектуала за рукав. — Он же лает непрерывно! Услышат!

Интеллектуал задумался. Потом решительно шагнул в ванную, открыл шкафчик с лекарствами, вынул бинт и оглянулся. Пудель доверчивыми черными глазенками глядел на него снизу вверх. Интеллектуал наклонился, одной рукой схватил пуделя за морду, а другой обмотал ее бинтом. Пудель потряс головой, но бинт сидел крепко. Тогда он попытался стащить его лапами, но только затянул узел. Пудель застонал и повалился на пол. Интеллектуал удовлетворенно хмыкнул и удалился в спальню — отдыхать после завтрака. Он всегда отдыхает после завтрака, равно как и после других приемов пищи. Итак, он удалился, а я осталась в ожидании худшего. Предчувствия меня не обманули.

Однако, прежде чем рассказывать о бурных событиях, которые ожидали меня в недалеком будущем, разрешите представиться. Меня зовут Мопси. То есть зовут меня, разумеется, по-другому, но все с детства называют меня именно Мопси, так что я и сама уже забыла свое настоящее имя. Мне… впрочем, никому не интересно, сколько мне лет. Самое главное, не интересно мне самой. Я — женщина в самом расцвете красоты. Бывает такой возраст, когда любая женщина, даже последняя дурнушка, вдруг расцветает, как свадебный букет. Скажу без ложной скромности: у меня всегда такой возраст. Я — красавица. Мои лучшие подруги Мурка и Мышка почему-то считают иначе, но ведь в жизни надо доверять только внутреннему голосу, правда? С Муркой и Мышкой мы дружим с детства, и они просто устали мне завидовать. Отсюда их гнусное злопыхательство. Кроме Мурки и Мышки, у меня есть муж — Большой Интеллектуал. Большой Интеллектуал работает кинокритиком. Он смотрит фильмы и пишет на них рецензии в одну газетку. Я тоже работаю кинокритиком и пишу рецензии в другую газетку. Поэтому мы с Интеллектуалом все время безобразно скандалим за место у компьютера. Иногда на рабочем кресле мы застаем окончательно обнаглевшего пуделя Найджела Максимилиана Септимуса лорда Виллероя, который спит там, свернувшись калачиком. Согнать его с належенного места не представляется никакой возможности. Мое амплуа в жизни — хозяйка интеллектуальной собственности.

Моя подруга Мурка живет в Питере. Мурка — обладательница нахального вздернутого носа, толстенького хомячьего животика, двухсотметровой квартиры в центре города, двух детей — ребенка Машки и ребенка Кузи, — боксера Лео и мужа по имени Лесной Брат. Мурка преподает в Питерском университете культуры. Лесной Брат обеспечивает ее потребности по части купить чего-нибудь подороже, растущие с каждым днем в геометрической прогрессии. У Лесного Брата лесозаготовительный бизнес. Он ездит по делянкам и понукает рабочих побольше заготовить дров, чтобы Мурка могла зимой выехать на средиземноморский курорт. Амплуа Мурки — хозяйка жизни.

Моя подруга Мышка живет в Москве. У Мышки — одуванчиковая поросль на голове, здоровенный носяра, который она позиционирует как аристократический, омерзительного вида кот Коточка, муж Настоящий Джигит и ни копейки денег. Мышка — домохозяйка. К плите ее поставил Настоящий Джигит, для которого национальные традиции оказались важнее женского самоопределения Мышки. Джигит спустился к нам с гор. Подразумевалось, что, как любой восточный мужчина, он будет нести в дом деньги. Но никаких денег он не несет, а несет чудовищную околесицу на листе бумаги. Джигит пишет рассказики. Он — писатель. Правда, не родился еще тот читатель… Но об этом не будем. Мы с Муркой Джигита не жалуем, считая, что он погубил Мышку как незаурядную личность. Мышка обожает лечиться. Вернее, так: она обожает чувствовать себя больной. Когда Мышка на десять минут выходит в соседний магазинчик за батоном хлеба, в запасе у нее всегда полная аптечка. Мышкино амплуа — домашняя хозяйка.

В тот день, в пятницу, тринадцатого, стояла жуткая жара. Градусов под тридцать. Я решила вымыть голову, чтобы немножко освежиться. И зря. Потому что, предаваясь усладам личной гигиены, я пропустила самое главное — я пропустила звонок от Мурки.

Большой Интеллектуал постучал ко мне в дверь аккурат в тот момент, когда я в первый раз намылила голову и сунула ее под душ.

— Тебя! — сказал он и протянул трубку прямо в душевую кабинку.

В голосе его было столько яда, что я сразу поняла, кто фигурирует на том конце провода. Интеллектуал, как любой муж-деспот, скептически относится к моим подругам.

— М-м-м-м-м-м-м-м-м-м… — четко объяснила я Интеллектуалу.

— В каком смысле? — поинтересовался он.

— В том шмышле, што у меня во рту, волошах и глажах полно мыла! — сказала я.

— Она в мыле! — объявил Интеллектуал в трубку и отключился.

Следующий звонок раздался аккурат в тот момент, когда я намылила голову второй раз и сунула ее под душ.

— Тебя! — сказал Интеллектуал.

В голосе его было столько раздражения, что я сразу поняла: трубку лучше взять. И взяла. И лучше бы этого не делала, потому что на том конце провода фигурировала вовсе не Мурка. Там фигурировала Мышка.

— Она уезжает! — услышала я истошный Мышкин крик, переходящий в утробный рев.

Мышка всегда рыдает басом. Даже удивительно, как такой толстый голос помещается в таком тощем тельце.

— Она уезжает! — рыдала Мышка. Всхлипывала, икала, хрюкала и, кажется, пускала пузыри.

Вдалеке раздавались стук и пение. Это Настоящий Джигит, аккомпанируя себе на тамтаме, пел грузинские песни на разные голоса. Многоголосье всегда хорошо ему удавалось. Настоящий Джигит предается национальным забавам каждый раз, когда Мышка начинает рыдать, болеть, клянчить деньги и вообще вести себя не так, как бы ему хотелось. Иногда он поет. Иногда танцует, встав на цыпочки и широко разведя руки в стороны. Иногда даже исполняет танец с саблями, используя для этой цели Мышкин хлебный нож с зубчатыми краями. Он этот нож засовывает себе в рот и скачет с ним по квартире под музыку Хачатуряна. Тогда Мышка сильно пугается и просит его немедленно выпустить нож изо рта и танцевать танец с саблей в руке, а лучше всего — в кухонном шкафу, где эта сабля и хранится в мирное время как предмет домашней утвари. Но Джигит ее не слушает и, что самое удивительное, за двадцать лет, что мы его знаем, ни разу не порезался и даже не оцарапался по причине редкой затяжной живучести. Сейчас он ограничился пением, и это был знак, что все не так уж страшно, что Мышкин рев не сильно его взбудоражил.

— Кто уезжает? Мыша! Кто уезжает? — орала я, выплевывая изо рта мыло. — Да прекрати ты реветь!

— Му-у-урка! — прорыдала Мышка. — Он-на ск-к-каза-а-ала, что з-з-десь н-н-ев-в-возмо-о-ожно жи-и-ить!

— Куда она уезжает, Мыша?

— Н-н-не зна-а-аю! Я ч-ч-у-у-вству-у-ю, ч-ч-у-у-вству-у-ю, он-на пок-к-кин-н-н-ет н-н-нас н-н-авсег-да-а-а!

— С чего ты взяла?

— Он-н-а з-з-вони-и-ла!