Но техника - или тот, кто ею управлял, - на этот раз подвели меня гораздо более подло, и узнала я об этом именно в тот момент, когда мы с писательницей тихо-мирно пили кофе перед съемкой. Галина Михайловна Шаркова прославилась очень давно, еще во времена моего детства; она не была диссиденткой, чьи книги доставали из-под полы и читали по ночам, - нет, она писала всего лишь об обычной женской жизни, то есть о любви, потому что женщина любого возраста без любви - это нонсенс.

Коллеги- писатели, особенно мужского пола, ее ненавидели за то, что ее обожали читатели, и презрительно называли беллетристкой - якобы она пишет на потребу и потеху широкой публике с ее низменными вкусами. Времена изменились, писатели, как и все люди, должны были (заучиться существовать в условиях дикого рынка, и оказалось, что на одни гонорары прожить очень трудно, почти невозможно, а книги «для элиты» никто не издаст, потому что никто их не покупает. Так «деревенщики» стали «детективщиками», поэтессы переквалифицировались в авторов любовных романов, а некоторые писатели, отличавшиеся особенно изысканным слогом, принялись за дешевые книги для чтения в транспорте, изливая свою злость в писанину и употребляя при этом нецензурную лексику в таком переизбытке, что у меня вяли уши, едва взгляд падал на их страницы. И одна Галина Михайловна не изменяла своей манере, разве что писать она стала еще более живо и образно, потому что не боялась уже редакторской цензуры, коверкавшей ее фразы и не дававшей ей выделяться из общей массы советских писателей. Ее по-прежнему любили читатели и по-прежнему ненавидели бездарные критики, отчего она очень страдала. Как раз в тот момент, когда я пыталась разобраться, почему она так расстраивается, прочитав очередную ругательную статью, нас прервала Тамара Синякова:

- Агнесса, я вынуждена тебя огорчить. - Она сама была очень расстроена и забыла даже извиниться перед писательницей.

- Сегодня мы должны были давать в эфир твою программу с исполнительницей испанских романсов - ну, той, из бассейна «Москва»… Так вот, мастер-кассета, которую ты мне вчера отдала, оказалась вдрызг испорченной Звук - ни к черту, как будто ее кто-то жевал… Я бросилась искать черновые варианты, по они не сохранились - во всяком случае, Света не знает, куда они делись. Хотя опера с Петровки отдали все материалы, как они и обещали. Увы, копии они не сделали, я уже справлялась, да это нас все равно бы не выручило - аппаратура у них допотопная.

Вслед за ней вошел Виталик с недоуменным выражением на обычно маловыразительном лице:

- Агнесса, я ничего не понимаю, дьявольщина какая-то! Хоть режь меня - я тут ни при чем! Вчера все было в порядке, а вот сегодня…

- Ты не переживай, Агнесса, ничего смертельного не произошло, - пыталась меня утешить Тамара - Сегодня в эфир дадим какую-нибудь старую передачу, а потом снова пригласим эту милую женщину - я думаю, она согласится…

Ничего страшного не произошло! Всего лишь неделя моей жизни прошла впустую, выброшена коту под хвост! Что ж, мне не впервой… И, выгнав огорченных коллег из комнаты отдыха, я постаралась отключиться от мыслей о загубленной передаче и снова настроиться на разговор с писательницей Тем более что она оказалась очень интересной собеседницей - она говорила столь же ярко и изящно, как и писала, свои неординарные мысли она облекала в необычные, по вкусные слова, которые не сыскать ни в одном словаре, но главное, ее выразительная мимика заставляла жалеть тех, кто мог ее только слышать или читать то, что она написала, но не видеть ее самое.

- Да, похоже, что не только у писателей есть свои критики, по и у телевизионных ведущих, и если нас они убивают морально, то с вами и вовсе не церемонятся - губят ваше творчество в зародыше, - посочувствовала мне она.

Ах, если бы это были просто злобствующие критики! Но я боялась, что испорченная кассета - это уже не просто гадость, а месть, пока еще мелкая. Возможно, кто-то уже решил, что я целиком и полностью виновата в гибели Котовой, и начал действовать самостоятельно, не дожидаясь, пока убийцу выведут на чистую воду правоохранительные органы - тем более что веры им не было никакой.

Тем не менее ток-шоу с Галиной Михайловной прошло блестяще, в чем моей заслуги было мало. На самом деле загубить интервью с такой изумительной собеседницей было очень сложно - хотя я видела своими глазами, как именно это сделал один из самых наших популярных ведущих. Он чересчур усиленно интересовался, во-первых, суммой ее гонораров, под стать налоговому инспектору, и, во-вторых, подробностями ее развода с первым мужем, после которого прошло лет тридцать, не меньше. В результате писательница замкнулась в себе, а он выставил себя полным идиотом. Так что на его фоне я показалась себе просто гениальной журналисткой, хотя Галина Михайловна мне здорово помогла подняться в собственных глазах. Почуяв во мне родственную душу, страдающую от происков завистников, она сделала все от нее зависящее, чтобы я забыла про загубленную запись.

- Ты сегодня была просто молодцом, - похвалил меня Марк, когда вечером вез обратно домой, обессиленная, я откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и с трудом заставляла себя не терять нить разговора. - Профессионально сработала.

Я встрепенулась и почти вернулась к жизни. Мой муж отвесил мне комплимент, да еще какой! В среде профессионалов, хорошо делающих свое дело, каким бы оно ни было, нет более высокой оценки, чем та, что дал мне Марк.

- Тебе действительно понравилось? - робко переспросила я.

- Правда. И еще мне понравилось то, что ты не позволила выбить себя из колеи, даже виду не показала, что эта история с испорченной кассетой тебя расстроила. Но какая женщина!

- Ты про кого это? Про Оксану, что ли? - Я встрепенулась и готова была уже вонзить в него коготки.

- Да нет, конечно Оксана - это профурсетка, и, поверь мне, она многое знает. Недаром же я столько на нее потратил времени - она кое о чем проговорилась. Нет, я говорю про твою писательницу. Какая живость, наблюдательность, какая женственность, наконец!

Во время съемки был эпизод, когда люлька с Олегом снова застряла прямо над нашими головами, и нам пришлось сделать вынужденный перерыв. Пока оператор, продемонстрировав отличную атлетическую подготовку и бережно прижимая к себе самое ценное, что у него было - камеру, - выбирался оттуда, пока, отчаявшись запустить мотор, мужчины вручную поворачивали кран - все это время Галина Михайловна оставалась на попечении моего мужа, который любезно нашел для нас кресло и усадил у дальней стены студии, подальше от вышедшей из строя техники.

Что ж, я должна быть счастлива, что именно она его очаровала. Она, конечно, изумительна, но вряд ли можно видеть в ней соперницу…

- Ты представляешь, за то время, что мы ждали, она дала характеристику почти всем твоим коллегам, которых видела первый раз в жизни! Так, про девушку с косой…

- Ты имеешь в виду Лену?

- Да, именно ее, вашего редактора. Так вот, про нее она сказала, что глаза у нее горят «мрачным ледяным огнем», представляешь?

Мрачным ледяным огнем… Это было нечто. Я снова закрыла глаза и мысленно представила себе лицо Горячевой, какой она была сегодня. Да, писательница права, но почему же я раньше этого не замечала? Да потому что раньше она была не такой, а она была просто серьезной, но не мрачной! Но и теперь она не подавлена, нет - в ней бушуют страсти за внешне спокойным фасадом! Она прячет свои чувства ото всех, а от меня особенно - потому что я туг же вспомнила, как, случайно встретившись со мной взглядом, она тут же отвела глаза, только я на этом не фиксировалась, пока Марк не обратил на это моего внимания. Что же с ней такое происходит?

Марк продолжал говорить в пространство, не требуя от меня ответа, как бы рассуждая вслух:

- Как ты думаешь, кто мог испортить мастер-кассету? Готов биться об заклад, что это дело рук пришлепнутого горбуна, второго режиссера. Вид у него уж больно подозрительный, к тому же я наблюдал за ним, когда Тамара это обнаружила, - у него злорадно блеснули глаза.

Тот силе тип… Впрочем, у вас, как я погляжу, вообще собрался паноптикум. Что-то мне не хочется, чтобы ты оставалась среди этих людишек…

Надо же, он не требует, чтобы я немедленно ушла с телевидения, - уже прогресс! Да, я не феминистка и никогда не была ею, мне действительно нравится, что мой любимый мужчина заботится обо мне и беспокоится о моей безопасности, но иногда это чересчур утомительно. Я авантюристка по натуре, и если в моей жизни не будет места риску, то я просто потухну. Ему это не понравится, знаю наверняка… Тут вдруг меня сильно тряхнуло, сила инерции бросила меня прямо на Марка, так что он еле удержал руль, и я взвизгнула:

- Что ты делаешь?

- Объезжаю сумасшедшую «газель», которая меня подрезала. Наделось, этот идиот попадет в руки ментов прямо на следующем перекрестке… Ничего страшного. Так о чем это мы говорили?

- О моих коллегах, которых ты назвал «паноптикумом». Так о чем тебе проговорилась Оксана?

- Э пет, дорогая, не строй из себя детектива. Детектив тут - я, и запомни это, пожалуйста. Пусть каждый занимается своим делом - а у тебя, как я погляжу, забот и на твоей работе больше чем достаточно. Так что давай поговорим лучше о бабочках и птичках.

Я вздохнула. В каждом мужчине сидит мальчишка, и если моему Марку нравится напускать на себя важность и играть роль великого сыщика, чьи сложные дедуктивные умозаключения недоступны приземленному женскому мозгу, то пусть себе.

Все равно я выведаю то, что мне хочется узнать, но для этого у меня есть свои собственные методы.

Конечно, он все рассказал мне - ночью, в постели.

Оксана была близко знакома с мужем Котовой, Глебом Овечкиным. Чересчур близко, судя по нескольким вырвавшимся у нее фразам; Марк подозревал, что они были любовниками.