Следствие так и не выяснило, была ли ее дверь не заперта по небрежности или убийца имел ключ. Зато точно был известен тот временной интервал, когда телезвезда рассталась с жизнью, - без пятнадцати семь ее ток-шоу завершилось, и свидетели видели, как она направлялась в сторону дамского туалета. Я, вернее, моя собака, обнаружила тело в 19.30, но умерла она по заключению судебных медиков раньше - не позже чем пятнадцать минут восьмого. Так что я была и оставалась одной из главных подозреваемых: никто не видел меня с того момента, как я ушла передохнуть в комнату отдыха, до моего вторичного появления в студии. Буфетчица, принесшая кофе, конечно, меня вспомнила, но сказать, когда именно это было, она не смогла - я слишком часто пила его.

Впрочем, меня сейчас это не слишком волновало - не только я, но очень многие из нашей съемочной группы не имели на тот час алиби. Но был ли это кто-то из наших или кто-то другой, имеющий отношение к телевидению и проникший в здание, чтобы незаметно разделаться с Котовой? В субботний день народу в телецентре всегда меньше, намного меньше, чем всегда; тем не менее всех сотрудников, которые по постоянным пропускам проходили на работу, установить было невозможно. А выдавались еще и временные пропуска, списки и дополнительные списки, которые как раз в данный момент изучались в МУРе.

Нет, если подозревать тех, кто имел теоретическую возможность покончить с Котовой, надо перебрать всех телевизионщиков страны.

Но у кого был мотив для убийства? Кроме меня, конечно?… И тут меня осенила блестящая идея: надо поговорить с Валентиной Черниковой, редактором, которая вместе со мной делала мои первые ток-шоу, а потом ушла с телевидения, хлопнув дверью. Насовсем, как она сказала. И сдала, кстати, пропуск. Уж она-то поварилась в этой кухне гораздо дольше, чем я, и должна знать о многих подводных камнях и течениях, на которые я еще не успела наткнуться.

Мы с ней остались в прекрасных отношениях, только редко виделись, то есть вообще после ее ухода не встречались - некогда. Обычная московская беда. Я позвонила ей, застала дома, где она отсиживалась с легкой простудой, и через полчаса я уже была в ее малогабаритной квартире недалеко от центра, где она жила с малолетним сыном, котом и компьютером.

Мы выгнали ребенка в комнату делать уроки, а кота следом - ему мешать, и уселись пить кофе на кухне. Валя выглядела хорошо, гораздо лучше, чем когда работала у нас. Теперь она редактировала новый журнал, который находился в стадии раскрутки; впрочем, она была полна надежд:

- Понимаешь, я его создаю, пишу для него статьи, это мое детище. И, между прочим, всюду стоит моя фамилия. В отличие от телевидения, где все, что ты делаешь, как бы уходит в общий котел.

- Я знаю, что Котова присваивала твои сценарии и даже не считала нужным упоминать фамилию. Ведь ты ушла из-за нее, не так ли?

- Не только, не только… Хотя оплакивать ее не собираюсь. На самом деле я бы не ушла, если бы Тамара, которую я считала своей подругой, хоть раз встала на мою защиту.

Но она этого не сделала, предпочитая не портить отношения с Котовой. Кстати, она мне много раз с тех пор звонила, просила вернуться. И вчера тоже. Но я не вернусь. У меня теперь свое дело, которое никто себе не припишет. И за мою работу мне платят деньги - пусть небольшие, но регулярно. Мне надоело месяцами сидеть на гречневой каше, а потом наконец получать свои гонорары, причем гораздо меньшие, чем то, на что я рассчитывала. Кстати, у меня растет мальчик, и его надо кормить мясом. Мясом! И кота, между прочим, тоже - он у меня отказывается есть кашу и рыбу, хоть она и дорогая.

Да, конечно, потеря Валентины явилась ощутимым ударом для компании. Валентина сочетала в себе качества, казалось бы, несовместимые: умение и желание работать, плодовитость и, главное, дар слова. Увы, у пишущей братии это чаще всего существует порознь.

- Почему Тамара тебя не защищала, она же тебя ценила и ценит? Неужели так зависела от Котовой? Почему Котова вообще имела в компании такую власть - насколько я знаю, она не вложила в нее ни копейки?

- Связи, Агнесса, связи. А насчет денег - она приводила спонсоров, богатых новых русских. Чего греха таить, хоть основная обязанность продюсеров - добывание средств, но Тамара с этим справлялась плохо. Она человек творческий, не раз спасала передачи, которые преданные Котовой бездари губили на корню. Но, как ты знаешь, без денег сейчас и шагу не ступишь. И, насколько я понимаю, был один тайный инвестор, которому «Прикосновение» многим обязано. Его привела Котова.

- А почему тайный?

- Я могу об этом только догадываться. Судя по всему, это один из поклонников нашей Евгении, очень богатый и, очевидно, женатый. Возможно, он как-то связан с политикой и потому, принимая во внимание последние скандалы, больше всего боялся засветиться. Вполне вероятно, что деньги эти нечистые. Но факт остается фактом - в начале прошлого года этот таинственный меценат спас «Прикосновение» от банкротства. Так что ты понимаешь, кто там заказывал музыку.

- Что значит - поклонник? Любовник?

- Не знаю. Вообще-то я не интересовалась любовной жизнью Котовой. Честно говоря, мне казалось, что ее больше интересует платоническое обожание, нежели реальные страсти. Например, ни для кого не секрет, как к ней относился несчастный Степа - и как он ее подавал на экране! Он же ее лепил!

- А почему он несчастный?

- Ну посмотри на него - он же убогий! Что он будет делать теперь, когда его кумира нет в живых?!

- Ты хорошо знала мужа Котовой?

- Нет. Глеба я видела только несколько раз, Но, честно говоря, мне казалось, что в этом браке больше расчета, чем чувств, она - очень престижная невеста с еще более престижным и могущественным отцом, он - молодой, красивый и подающий большие надежды. Но об их семейной жизни я ничего не знаю.

- Валя, как ты считаешь, кто мог убить Женю?

Она допила свой кофе, аккуратно поставила чашечку на блюдце, закурила, глубоко затянулась и только после этого ответила:

- Не знаю. Ее многие не любили, но разве это повод, чтобы убивать? Если бы речь шла о больших деньгах, тогда понятно…

Но откуда они, большие деньги? Я, во всяком случае, о них ничего не слышала. Но, с другой стороны, она стольких людей зажимала, не давала им ходу, что кто-то из неудачников вполне мог пойти на крайний шаг - из ревности, отчаяния. Понимаешь, на телевидении полно таких людей - с амбициями, комплексами, которые не могут себя реализовать и винят в этом всех окружающих, - кого угодно, но только не самих себя. Они озлоблены - и кто знает, на что они способны? Знаешь, когда хоронили Листьева, одна пожилая дикторша, еще из той плеяды, которую знал весь Советский Союз, сказала мне, что удивлена тем, что Влада застрелили на пороге его дома, а не во втором его родном доме - на телевидении. - И, раздавив недокуренную сигарету о блюдечко, Валентина вытащила из пачки другую и тут же ее зажгла.

Больше я от Черниковой ничего выведать не смогла. Как жаль, что люди, которым есть чем себя занять, не переносят слухов!

Впрочем, в ближайшее время мне было не до сплетен. На следующее утро Тамара нас всех собрала. Она выглядела не мрачно, а скорее торжественно, и рядом с ней сидел седовласый благообразный мужчина, Павел Васильевич Плавунков, в прошлом юрист, а ныне один из руководителей нашего телеканала «1+1». Он выступил первым; суть его речи сводилась к тому, что королева умерла, но шоу продолжается. Во всяком случае, контракт с «Прикосновением» был заключен на полгода, до первого июля, и если мы каким-то образом не заполним образовавшийся вакуум, то все окажутся в сложном положении…

Я незаметно наблюдала за присутствующими, не забывая ни на секунду, что среди нас, скорее всего, присутствует убийца.

На Кочеткова страшно было глядеть - он так весь согнулся, что казался чуть ли не горбуном. Сидевший рядом с ним Олег Варзин казался по контрасту просто голливудским красавцем; он смотрел прямо перед собой - и на его лице прочесть было невозможно ничего. Такой не пропадет, даже если наша фирма исчезнет с лица земли, насколько я знала, он уже вел переговоры с другой телекомпанией, но Синякова чуть ли не на коленях умолила его остаться. К тому же у него было стопроцентное алиби на время убийства: вместе со звукорежиссером Виталиком Поповым, осветителем Виктором Алексеевичем, чью фамилию я так и не удосужилась узнать, и вторым оператором Георгием Павловичем Андреевым, признанным мэтром, который работал для нас, делая личное одолжение Тамаре (он бы упал в обморок, если бы узнал, что хотя бы в мыслях я осмелилась назвать его вторым), не выходили из студии между съемками, постоянно находились друг у друга на виду и даже в туалет не отлучались. Сейчас осветитель и Андреев, оба намного старше всех остальных членов команды - кроме Синяковой, наверное, но разве можно говорить о возрасте женщины с такой кипучей энергией? - сидели в углу и шушукались; физиономии у обоих были недовольные.

Режиссер же Крашенинников, которого все называли исключительно Толь Толичем, сидел рядом со своим близким другом Виталиком перед импровизированным президиумом, пощипывал негустую бородку. Оба с явным энтузиазмом воспринимали каждое слово. Режиссер и звукорежиссер были людьми Синяковой, преданы ей, и, судя по всему, смерть Котовой их не слишком огорчила - я бы даже сказала, что они этому радовались, если б это не звучало так цинично.

Надо сказать, что у Тамары был нюх на людей даровитых, и ни того ни другого никак нельзя было отнести к категории злобных неудачников, по терминологии Вали Черниковой. Нет, это были профессионалы, не остановившиеся в своем росте, и наша маленькая студия была для них одним из очередных этапов; мне нравилось работать с ними - они любили свою работу, а не себя в ней, в отличие от многих других, которые считали себя мастерами с большой буквы, а всех остальных - подмастерьями. Как, например, монтажер Света Гречихина, которая попортила мне в свое время немало крови. Она не любила Толь Толича, не любила меня и все время пыталась внести в окончательный вариант передачи что-то свое без согласования с нами. Полная темноволосая женщина лет тридцати пяти, она была бы даже миловидной, если бы не застывшая на ее круглой физиономии высокомерная мина и презрительно оттопыренная нижняя губа. Вот и сейчас она сидела с таким видом, будто ее заставляют выслушивать несусветную чушь, когда у нее так много работы. Собственно говоря, у нас были и другие монтажеры, но Светлана меня интересовала сейчас потому, что физически имела возможность убить Котову, - она единственная в тот день сидела в монтажной на нашем этаже, причем работала одна, без режиссера, доводя до ума одну из старых программ. Впрочем, подозревать ее в совершении преступления было просто смехотворно - Котову она презирала не больше других, а может, даже немного уважала, потому что та никогда не заходила в монтажную и не вмешивалась в священнодействие - считала это ниже своего достоинства, так что ругалась Света с режиссерами, а не с ней.