Егерь положил ладони ей на бедра, провел вверх по спине, с нажимом, чтобы она ощутила его силу. Еще один глубокий вдох — и мужчина расстегнул длинную молнию платья на спине.

От Максима исходила невероятная энергия, которая гнала кровь в венах быстрее, и у Фрэнки закружилась голова от ожидания… чуда? позора? Нет, того непередаваемого чувства, что ее касается желанный мужчина и что он тоже ее хочет.

Нет, нет, нельзя так. С ним. Здесь. Когда он просто хочет ответить унижением на унижение…

Фрэнки скрестила руки на груди, удерживая тяжелое платье, и замотала головой. Максим тут же отпустил ее, но лишь затем, чтобы снова поймать, когда она сделала шаг назад, натыкаясь на стену. Максим завел ее руки вверх, переплетая пальцы. Он наслаждался, играя с ней, как кот с мышкой.

— Солнце, ты не уйдешь сегодня. Я не приглашал тебя, ты сама пришла, — напомнил он и поцеловал в шею, вдыхая ее аромат. Провел губами выше и прикусил мочку. — Тебя тоже тянет ко мне, я не слепой.

Она тихо застонала, неспособная сдерживать напряжение, и Максим предложил:

— Но я не тиран, а разумный человек. Поцелуй меня, и я тебя отпущу.

От этой просьбы ослабели колени. Сказать правду или соврать?

— Если я поцелую тебя, то уже не смогу уйти, — искренне призналась она и увидела, как из серебристых глаз исчезла игривость. Его взгляд затуманился страстью, и Максим повторил настойчиво:

— Я хочу, чтобы ты меня поцеловала.

Максим пытался унизить ее, поставить на место. Но Фрэнки дрожала от адреналина и натянутых нервов, и стало все равно. Она не боялась Егеря. Страх ушел с первым его прикосновением еще тогда, в приемной отца, когда Максим коснулся ее. Тогда страх сменился чувством более сильным, которое накрыло с головой.

Казалось, Егерь читал ее мысли: он уловил момент, когда Фрэнки сдалась, и отпустил ее руки. Она обняла Максима за шею и притянула ближе, запустив пальцы в мягкие волосы на его затылке. У него были четкие бледно-розовые губы, щеки гладко выбриты Посмотрела в потемневшие глаза, полные ожидания, и испытала новый прилив храбрости.

«Я не боюсь тебя, охотник», — молча говорила она ему.

«Я этому рад», — отвечал его взгляд.

Когда дышать стало невыносимо трудно, Фрэнки прижалась ртом к его губам и провела по ним языком один раз, второй, пока он их не раскрыл. Она видела, как трудно ему дается самоконтроль, и специально провоцировала. Их языки соприкоснулись, и они застонали в унисон.

Максим спустил с ее рук синее атласное платье, и оно, прошелестев, упало к ногам. От Егеря исходили сила и уверенность, и Фрэнки захотелось подчиниться, принадлежать ему. Но контракт запрещал эту слабость, и Фрэнки прошептала:

— Я… у меня еще никого не было. Не хочу терять невинность здесь, сейчас.

Ее сбивчивое признание повергло Егеря в шок. Он замер, а потом уткнулся ей носом в шею, тяжело дыша.

— Ты издеваешься?! — разозлился он. — Зачем тогда было начинать?

— Ты сам привел меня сюда.

— Да, потому что ты хотела… А-а! — его взгляд прояснился. — Теперь я понимаю. Ты не соблазнить меня надумала, а свести с ума, чтобы мой мозг расплавился и я стал инвалидом. — Отчитав ее, Максим отстранился и отошел на несколько шагов, грубо выругавшись.

Фрэнки стояла в белье и чулках на подвязках, дрожа от неопределенности и неутоленного желания. Кусая губы, она нервно переступила с ноги на ногу: ладно, нужно еще немного храбрости, и все получится.

Глубоко вдохнув, Фрэнки сама подошла к Максиму и непослушными пальцами расстегнула оставшиеся пуговицы на его рубашке, млея от собственной смелости и его растерянного взгляда. «Вдох-выдох, ты сможешь, Фрэнки». Максим был возбужден и жаждал разрядки, но он все равно дернулся от неожиданности, когда Фрэнки опустилась на колени.

— Скажи, что мне делать, — попросила она, глядя ему в глаза.

Глава 9

Максим никогда не думал, что откажется от минета, но он просто не мог. Если правда, что Фрэнки невинна, то нельзя с ней вот так, как с обычной девкой. От желания войти ей в рот свело мышцы живота, но Максим все равно произнес, проклиная собственную неожиданную высокодуховность:

— Я тебя в другой раз научу.

По смущенному взгляду Фрэнки стало ясно, что она действительно собиралась ублажить его. Чтобы отвлечься, Максим зажмурился так крепко, что увидел цветные круги и фейерверки.

— Ты не хочешь? — донесся до него вопрос, и он подумал, что зря расстроил девушку. Но решений он не менял, тем более в отношении девственниц.

— Фрэнки, я очень хочу. Но, во-первых, так дела не делаются. А во-вторых…

Договорить Максим не успел, потому что дверь едва не вынесла охрана.

— Я же говорил, она здесь! — орал малознакомый парень, и Фрэнки подскочила, прикрывшись на ходу платьем.

— Боря?! Какого черта?!

— Фрэнки, не бойся, он тебя больше не тронет. Отойди от нее, ублюдок!

Максим с подозрением посмотрел на девушку, которая абсолютно искренне покраснела…

— Ах ты, стерва! Девственница, говоришь?! Минет ли не желаете?! — процедил он так, что могла слышать только она. — Ты это все подстроила, — констатировал он, и девушка отрицательно замотала головой, но ему все было ясно. Уварова решила его подставить, представив их маленькое развлечение как акт насилия над бедняжкой Фрэнки. Вот же тварь!

— Пошла вон. Если увижу в ближайшие недели в километре от себя, вызову полицию. — Он повернулся к непрошеным гостям и гаркнул: — Что стоите?! С девушкой все в порядке.

— Задержите его! — настаивал «спаситель» Уваровой, явно заранее купленный. — Вы же видите, он принуждал Фрэнки к сексу!

— Кто еще кого принуждал, — взбесился Максим и, обхватив Фрэнки за затылок, крепко сжал, чтобы прошипеть ей на ухо: — А теперь будь хорошей девочкой и скажи правду, иначе ты увидишь меня в плохом настроении…

Фрэнки зло отбросила его руку и, пробормотав проклятия, сказала с лживыми слезами на глазах:

— Вы ошиблись, ребята. У нас было обычное свидание, а друг приревновал.

Охранники пробубнили извинения и убрались, а Борис, довольно широкий в плечах, ринулся в бой. Этого еще не хватало для завершения чертовски прекрасного вечера! Максим врезал парню прямым ударом по физиономии и сразу — под дых.

— Мне вернуть охрану и сообщить о нападении в моем же номере? — предупредил Егерь долбанного рыцаря-спасителя, и тот, сплюнув кровь, вытер губы рукой.

— Только попробуй еще раз ее тронуть, — бросил Борис пустую угрозу.

— Не переживай, мне она не нужна. Можешь забирать. Пошли вон!

Фрэнки вдруг решила оправдаться, подойдя к нему и посмотрев с сожалением, но Максим ухватил ее за волосы и, толкая вперед, вышвырнул из номера. А следом и Борю. Отморозки.

— Я предупредил! Чтобы на глаза мне не попадалась! — рявкнул Максим и захлопнул дверь. — Твою мать!

Он сел на диван и закрыл лицо руками, пытаясь успокоиться. Его трясло от ярости, а нутро разрывало от желания догнать Фрэнки и трахнуть грубо, как продажную девку, которой она и являлась. Надо же, наплела про невинность, а он и купился, околдованный. Ну ее к черту, пускай катится! Он теперь к ней и близко не подойдет. Не хватало еще по судам таскаться, доказывая, что не насильник.

Так и не успокоившись, Егерь вернулся к гостям, которые все еще обсуждали появление на сцене Франсуазы Уваровой. Слышать ее имя было тошно, и Максим отозвал в сторону Соню, которая была его подругой на вечер. Рыжая художница, остроумная и привлекательная… Но заниматься сексом перехотелось, а использовать Соню просто для того, чтобы утихомирить ярость, он не собирался… Или ему просто хотелось не ее.

Это открытие повергло Максима в шок, и он насторожился: что происходит, вообще? Уварова ему незаметно лоботомию сделала, что ли?

— Ты в порядке? — заботливо поинтересовалась Соня и поправила ему бабочку, которую нацепил кое-как обратно.

— Не очень. Настроения нет. Я пойду, позвоню тебе на днях.

Максим заметил в толпе мать, которая появилась с опозданием, передал ей бразды правления испоганенным приемом, и вернулся в номер.

То, что он сам откажется от Сони, было для него чем-то из разряда фантастики. Когда-то Максим встречался с начинающей художницей почти год. Им было по двадцать три, он только вернулся в Москву и занял место президента. Он любил Соню и сходил по ней с ума, но она сама его бросила, когда узнала о помолвке Максима с Верой. Соня не поверила, что это лишь временная мера для устранения финансовых проблем.

— Когда снова будешь свободен, позвони, — сказала она тогда. Соня всегда была гордой. Уже на следующий день ее сфотографировали целующейся со знаменитым футболистом, которому она дала «зеленый свет». Недолго страдала в одиночестве, красавица. Максим сходил с ума от ревности две недели, пока Данила — тот самый, который изобрел наклейку-прослушку — не вытащил его силой из клуба и не избил, приведя в чувства. Друг не позволил Максиму поехать к Соне, когда ломало от необходимости видеть ее, и через месяц Егерь восстановил равновесие, начав встречаться с другими женщинами. Их было много, некоторые умели заинтересовать, но не умели удержать. Максим давно выгулялся, ему хотелось стабильных отношений, но чем больше времени проходило, тем труднее ему становилось угодить.

Соне он так за прошедшие два года и не позвонил, но она пару недель назад сама вернулась в его жизнь, заявив, что устала ждать. Мол, раз Максим до сих пор не женился на Вере, то значит, не соврал когда-то. Соня разошлась со своим футболистом, а после него — еще как минимум с тремя мужчинами, за одним из которых даже побывала замужем три месяца.

Максим не мог отказать ей, слишком сильные чувства когда-то к ней испытывал. Они возобновили связь, но былая яркость эмоций, увы, не вернулась. Чувства к Соне стали пресными, слабыми, и теперь Максим понял, что не стоило пытаться возродить убитую любовь: получилось только зомби поднять из братской могилы, где похоронены разбитые сердца.