— Причем тут кальмары, Йося? У нее кавалера увели. Сайгона. Такого мужчину нельзя без подпитки держать, правда, Зоя? — она с высокомерным злорадством повернулась к хозяйке вечера, и та от неожиданности опрокинула бокал с вином. Мама налегала на спиртное каждый вечер. — Чего молчишь? Ты ведь сама мне про этого богатыря-байкера рассказывала, слюни пускала.

Госпожа Столетова, несмотря на возраст, за словом в карман не лезла, а благодаря интернету знала очень многое о современных тенденциях моды и секса. Невероятно гибкий ум и богатый запас сарказма.

Стерва Зоя онемела от напора стервы высшего ранга. Дворецкий тут же заменил маме бокал, а официант наконец подкатил новую тележку со вторым блюдом. Вот только никому уже не было дела до лобстера: Сталин отказался принимать пищу, Роберт задумчиво глядел в никуда, явно вспомнив о Юле, старуха сорвалась с цепи, а у мамы отнялся язык.

Только у Сатаны, казалось, аппетит не пропал, а усилился. Он с удовольствием принялся за ароматного лобстера, обложенного деликатесами всех цветов радуги.

— Сайгон, — вдруг подал голос Максим и до боли сжал запястье Фрэнки над браслетом, обхватив пальцами, как кандалами. — Какое интересное имя. Он из Вьетнама?

Фрэнки сглотнула и безуспешно попыталась вырвать руку.

— Какой Вьетнам, он из Башкирии, — вяло ответил Роберт и зачем-то добавил: — Этот Сайгон — первая любовь Фрэнки. Первая любовь — это трэш, господа.

— М-м, как любопытно, — с показной веселостью поддержал беседу Максим, еще крепче стискивая несчастную кисть Фрэнки.

— А чего ж не любопытно, внучек. Такие мужчины требуют особого ухода, ежедневного. Как Ацтек. Помню, Фрэнки бабочкой порхала во дворе, когда они с этим образчиком мужской силы познакомились. Зоя тоже порхала. Да, Зоя?

Старуха назвала Максима внучком?! Что-то непонятное творится: Иосиф взглядом одобрил Егеря, теперь и его мать нашла второго в своей жизни человека, которого не презирала. Но задуматься глубже об истоках подобного чуда времени не было, потому что Максим определенно забыл, что сжимает не салфетку, а чужую конечность.

«Он мне кости сломает», — в отчаянии подумала Уварова и, схватив разделочную вилку со стола, ткнула ею в руку Максима. Тот дернулся и наконец выпустил добычу из хватки. Фрэнки потерла тонкое запястье и поправила браслет.

— Зоя тоже хотела бы такую любовь, — вмешалась ехидная старуха. — Да кто ж ей даст! — она засмеялась, источая каркающие звуки.

Мама резко поднялась и с видом оскорбленного достоинства произнесла:

— Прошу простить. У меня разболелась голова.

Мужчины поленились даже подняться в знак уважения, а вместо этого продолжили «добивать» безумный вечер.

— Сайгон — это твой клубный? Из «Вонга»? — уточнил отец. Ясно же, что он на ревность Максима провоцирует. Не понимает, что ли, что уже не нужно этого? Дело и так сделано! Он же сейчас отношения между Максимом и Фрэнки накаляет! Но откуда отцу было об этом знать?.. Поэтому она утвердительно кивнула. Снова хотелось пить, но Фрэнки, боясь пошевелиться, лишь облизала губы, на которых давно не осталось бесцветного блеска.

— Ты на гонки уже записалась? — это уже брат снова ожил.

— Н-не решила еще. В понедельник дам ответ.

— Ты участвуешь в гонках?! — холодный тон Максима заставил вздрогнуть. То, что он обратился к ней на «ты», и сам непозволительно личный тон обращения могли покоробить кого угодно, но Сатана только довольно сжал губы, не сдержав победного смешка в кулак.

— Это мотогонки, знакомая мне стихия, — оправдалась Фрэнки.

— Еще бы ей не согласиться! На нее ведь Сайгон будет смотреть! Вдруг передумает и бросит своих шалав, вернется к нашей Фрэнки, — дребезжала Столетова, и Франсуаза не выдержала. Она поднялась, опрокинув кресло, и процедила:

— У меня тоже голова разболелась! В суп действительно добавили какую-то гадость! Так что на вашем месте, Иосиф Иларионович, я бы не ела, а выпила активированного угля. Всем спокойной ночи.

Она развернулась, но сделала лишь несколько шагов, когда Сатана рявкнул:

— Стоять!

Она встала как вкопанная.

— Максим, любезный, можешь обсудить перемирие с Франсуазой, если тебе это еще представляется возможным.

Фрэнки, не поворачиваясь, услышала, как медленно поднялся Егерь. Он подошел и вежливо предложил руку, хотя от него исходила угрожающая ярость. Пришлось так же наигранно вежливо улыбнуться и выйти с ним из столовой. А у самой сердце похолодело от дурного предчувствия. Что-то будет…

Глава 18

Максим потащил Фрэнки за собой по коридору, уже не пытаясь притворяться спокойным, и не остановился, пока они не вышли во двор через главный вход, оказавшись на крытой террасе с белыми колоннами. Вдоль дорожек, разделенных клумбами, горели фонари: их специально включали для Столетовых, чтобы ноги не поломали в темноте, возвращаясь к себе.

У дома была запаркована машина Егеря, серебристый «мерседес». Максим подошел и, открыв дверь, взял с сиденья свое черное пальто, вытащил из кармана какую-то крошечную безделушку и спрятал во внутреннем кармане пиджака. На улице морозило с утра, но к вечеру потеплело, и, кажется, скоро пойдет дождь. Температура была минус два-три градуса, жди утром гололед. Стоило бы попросить у Егеря пальто, чтобы прикрыть плечи, но Фрэнки не посмела заговорить первой.

Высмотрев беседку в восточном стиле в саду неподалеку, Максим направился туда, снова крепко сжав руку Франсуазы. Она вдруг поняла, что боится Езерского — впервые за эту неделю. А Максим тем временем обогнул просторную беседку по булыжной дорожке, на которой обутая в туфли Фрэнки все время спотыкалась; достигнув цели, Егерь толкнул ее к гладкой деревянной стене, которую расписывал известный московский художник. Как же его звали? Впрочем, сейчас «марионеточка» едва помнила свое собственное имя.

— Ты не будешь участвовать ни в каких идиотских гонках, — жестко заявил Максим, нависнув над ней и опаляя щеки паром дыхания.

— Почему? — удивилась она, сбитая с толку. И поэтому он разозлился?!

— Потому что я так сказал.

Дрожавший в уголке сознания слабый дух тут же взбунтовался. Фрэнки сложила руки на груди, чтобы установить дистанцию.

— У меня в жизни достаточно диктаторов, поэтому я буду делать то, что посчитаю нужным.

Он сжал сначала одно ее запястье, медленно, но без шансов вырваться, затем второе — и не спеша, явно наслаждаясь моментом завел голые руки Фрэнки вверх, переплетая пальцы.

— Гордишься собой? — тихо, с опасной интонацией спросил Максим. Он был на взводе, но это только подстегнуло к борьбе.

— Да.

Фрэнки с вызовом приподняла подбородок и посмотрела Максу в глаза. Он казался пьяным, хотя за ужином едва прикоснулся к вину. Он склонился к ее уху и прошептал:

— Может, поговорим? — он прикусил мочку, поцеловал в холодную щеку, а потом, прихватив зубами нижнюю губу, провел по ней языком. Они одновременно шумно выдохнули тихий мучительный стон, и Максим не выдержал: спустился ладонями вдоль тела, сминая, пока наконец не подхватил под бедра и не приподнял, широко разводя ее ноги и вклиниваясь между ними. Он прижимался так тесно, что дыхание срывалось от предвкушения. Фрэнки крепко обняла его за шею, обхватила ногами за талию и ответила на поцелуй с яростным стоном, ощущая, что Максим тоже возбужден. Он начал двигаться, доводя Фрэнки до исступления, и ей нестерпимо захотелось избавиться наконец от тянущей боли ожидания там, где чувствовала Максима особенно остро.

Она откровенно ласкала его рот и выгибалась в такт его движениям.

«Возьми меня», — хотелось прошептать, но не осталось сил, слов. Вдруг Максим остановился и опустил Фрэнки на землю, отстранившись, и она готова была разрыдаться. У нее не хватило дыхания, чтобы попросить, поэтому она просто посмотрела на Максима, не пряча желания, и потерялась во взгляде потемневших серых глаз. Он снова поцеловал ее, на этот раз нежно, легко покусывая ее губы. Их дыхание смешалось, и Фрэнки не сопротивлялась, когда он второй рукой стянул ткань юбки вверх и просунул пальцы под полоску нижнего белья, убеждаясь, как сильно она нуждалась в нем. Его прохладные пальцы проникли между горячих складок, коснулись чувствительной точки, и Фрэнки откинула голову на стену.

Контраст внутреннего пожара с внешним холодом сводил с ума. Максим обводил клитор ритмичными круговыми движениями, одновременно проникая языком ей в рот, лаская точно, умело, и скоро Фрэнки задрожала, напрягая мышцы живота. Она протяжно застонала, не разрывая поцелуя, потому что Максим не отпускал, но потом он дал отдышаться и спросил с ноткой безумства и отчаяния:

— Ты хочешь меня до конца? Так, как я хочу тебя?

— Да… да, — выдохнула она, ощущая, как всю сущность накрывает волной экстаза. — Хочу быть твоей. Пожалуйста… — Она всхлипнула, а Максим прошептал:

— Несмотря на то, что это противоречит контракту?

Фрэнки долго пыталась прийти в себя и осознать его слова. Она даже не сразу вспомнила, какой именно контракт он имеет в виду. Но с уходом эйфории схлынуло и сумасшествие, а на смену ему пришел липкий, холодный страх. В голове произошло замыкание. Она судорожно поправила юбку и поежилась.

— Не понимаю, о чем ты.

— О том, что я все знаю. Вообще все. Но я рассудительный человек и дам тебе возможность оправдаться. Доказать, что я могу тебе верить. Ты мне сама все расскажешь, подробно, так, чтобы мои сведения совпали с твоими. А потом ты пойдешь к себе, соберешь вещи и уедешь со мной.

Максим смотрел пытливо, и Фрэнки поняла, что попалась. А он медленно склонил голову и снова ее поцеловал, грубо, показывая, кто здесь хозяин.

Хозяин… Фрэнки будто под дых ударили. Она собрала все свои силы и оттолкнула Максима, а когда он снова попытался приблизиться, то влепила ему пощечину, шокировав и его, и себя. Но следовало что-то сказать, и она заявила: