Возможно, девчонка действительно борется за себя так отчаянно, потому что не хочет стать для него лишь игрушкой. Однако возникла новая проблема: игрушкой мог стать сам Максим. Вот это его тоже шокировало — потому что случилось впервые в жизни.

Образ Фрэнки с каплями дождя в черных волосах запечатлелся в памяти так ярко, что, казалось, протяни руку — и коснешься. И это чертовски жутко. Та сила, которой Уварова умела парализовать его разум, пугала и настораживала.

Когда находился вдали от Фрэнки, то жаждал ее придушить, а стоило приблизиться, посмотреть в бездонные синие глаза, и хотелось защитить. Даже на пари он согласился, просто потому что не собирался унижать ее еще больше… Наоборот, пытался поддержать, потому что и так наговорил лишнего. А стоило выехать за ворота «Тары», как снова появилось желание вытрясти из Фрэнки душу.

Что это — любовь или болезненная зависимость?

Если зависимость, то быстро пройдет. Максим умел обрубать дурные привычки. Он легко бросал курить, проблем не было; начинал снова от скуки, а не из-за привязанности. Из-за Сони он когда-то страдал пару недель, а потом как отрезало от нее. Потому что Соня была зависимостью, и он с ней справился.

Но с Фрэнки все по-другому. Гораздо хуже и запутаннее.

Сейчас, когда настроение выровнялось, Максим был благодарен Уваровой за то, что удержала его в последний момент, не позволила уйти и связала с собой этим дурацким спором. Потому что на самом деле он не хотел исчезать из ее жизни.

Твою мать, кто бы мог подумать: из добычи Фрэнки превратилась в охотницу. А еще уверяла, что пацифистка! Максим готов зуб дать, что этот стервоподобный ангел овладеет искусством межличностной войны в два счета. Раз — и контрольный выстрел Егерю в голову.

Он, кстати, так и не отдал девушке бриллиантовую сережку. Решил, что это его трофей, и вернет его только в случае проигрыша в пари. Но если такое чудо случится, то возвратит он эту сережку в комплекте с кольцом.

…Загвоздка в том, что Фрэнки верно обозначила проблему: он ей не доверяет. Он даже о торговле оружием умолчал, боясь, что девчонка выдаст этот козырь Сатане и тот успеет принять меры. А женщине, в которой сомневается, Егерь никогда не признается в любви.

День был до того бесконечно-сумбурный, что у Макса кипел мозг, вернее, уже выкипал. Чтобы спастись от деградации, он набрал Летова, несмотря на то, что друг, скорее всего, уже улегся спать в доме у своего босса.

— Мне нужно выпить, — вместо приветствия сказал Макс.

— По какому именно поводу?

— Я влетел. На этот раз по-крупному. Соня и рядом не стояла.

— Ого. Только не говори, что Уварова… Н-да. Давай, приезжай ко мне.

— Ты разве не в Барвихе?

— Нет. Дома. Дочка босса закатила скандал, и семейный прием отменили.

— А что я тебе говорил? Ангелы они такие… с бензопилой за спиной.

Но Данила только рассмеялся.

— Ты бы видел, что она устроила… Ладно, жду.

Максим свернул на Садовое кольцо и поехал к Летову, который обитал в старой холостяцкой квартире на Таганской.

«Фрэнки… Мой маленький семейный праздник, который вдруг превратился в поминки… Ну почему я не могу тебе доверять? Ведь все было бы так просто».

Вот только просто в жизни Егеря не бывало никогда, и он, давно смирившись с этим, машинально выбирал самый трудный путь.

«А не надо было отказываться от перемирия, Фрэнки», — сказал он образу девушки в своей голове и сделал музыку громче.

Глава 20

В субботний полдень Франсуаза сидела на кухне, болтая ногами в лохматых тапках, и ела мюсли. Волосы были собраны в растрепанный пучок на макушке, на лице ни грамма косметики. В душе — непонятно что и пеплом присыпано.

Фрэнки проигнорировала задания контракта и просто приходила в себя, отсыпаясь перед боем. До обеда она успела много всего: выгуляла Ацтека, выбрала гардероб на следующую неделю, а также наведалась к маме в салон красоты, чтобы навести марафет. Маникюр, педикюр, маска для лица; плановый сеанс лазерной депиляции состоялся еще две недели назад, что очень удачно. В общем, Фрэнки настраивалась на победу скорее как спортсменка, а не воин. Войну она не понимала. Спорт — обожала.

Мама во время процедур отмалчивалась, явно избегая разговоров о Сайгоне. Вот это старуха Столетова задала жару вчера! И как-то Фрэнки ее даже зауважала, причем не абстрактно, как раньше, а именно по-человечески, даже по-женски. Интересно было бы узнать, кто на самом деле является отцом Иосифа. Столетова сегодня праздновала юбилей в самом дорогом ресторане Москвы, но Фрэнки туда решила не идти, сославшись на мигрени.

Она было собиралась заскочить в «Константу», чтобы изъять «жучок» из кабинета отца. Но папа на работу сегодня как на зло не поехал, поэтому нужно было написать первое в жизни сообщение Максиму.

Отправив в рот очередную порцию мюслей с голубикой, Фрэнки облизала ложку и снова посмотрела на смартфон, который лежал рядом и нервировал. В итоге она набрала текст: «С. на работе сегодня не будет, в кабинет зайти не смогу».

— Отпра-а-вить.

Фрэнки подогнула под себя одну ногу и принялась ждать. Минута, две, три… Десять.

— Издевается, — заключила девушка.

Через полчаса пришел сухой ответ: «В понедельник крайний срок».

«Так точно, сэр», — напечатала она.

Очень хотелось еще что-нибудь написать, но слова так и не нашлись. Фрэнки понимала, что могла хоть кричать о любви к Максиму, теперь он все равно не поверит. Видимо, так работал его инстинкт самосохранения: кто соврал ему один раз, тот получает бирку «предатель» на веки вечные. У самой же Фрэнки был очень высокий кредит доверия. Первым, кому она боялась поверить, стал Егерь. Но она собиралась изменить ситуацию и переступить через свой страх, который уже напоминал фобию. «Максофобия, не иначе».

Задание на завтра, на воскресенье, казалось почти привычным: всех посылать, испортить открытие Недели моды «DOLL», организованную модным домом Езерских. Коллекция «Весна-лето». У них подобные мероприятия проходили масштабно, с приглашенными звездами.

Срывать Фрэнки ничего не собиралась, максимум — устроить небольшой инцидент, чтобы было чем отчитаться перед отцом. Все-таки массовое мероприятия, о нем в газетах напишут, и если вообще пакостей не устроить, то отец заподозрит неладное.

К заданиям Франсуаза добавила и еще одно, со следующей недели: смена имиджа. Она вознамерилась заявиться на открытие в стиле «стерва года». В общем, Фрэнки бежала впереди паровоза. Нет, не так… Она перевыполняла план! Вот.

Светка в воскресенье утром прислала сообщение: «Прости меня, я вела себя некрасиво. Ты же меня не бросаешь, подружка?»

Фрэнки не знала, что ответить. Света была немного токсичным для нее человеком, но и поддерживала часто в прошлом, пусть и не вникая в суть проблем.

«Нет, конечно. Ты не сумка, чтобы тебя бросать», — в итоге написала Фрэнки.

«Отлично! Ты на показе в «Доле» будешь?! Я иду!!! Меня пригласили, представляешь?! Тетка достала приглашения, там актеры будут из моего любимого сериала».

«Поздравляю! Да, я там буду».

«Круто! Может, тогда и с тетей моей еще раз по поводу проекта поговоришь? Дай шанс человеку, а?»

И как кирпич из горла в желудок: бух! Так ощущается разочарование.

«До встречи», — отписалась Фрэнки, уйдя от прямого ответа.

Она в прострации просидела на стуле перед зеркалом почти два часа, избавляясь от горько-кислого токсина, который в нее впрыснула Светка. Нельзя впускать в душу кого попало, иначе потом трудно игнорировать дискомфорт, когда в эту душу плюют. И ведь не обвинить Светку в этом: Фрэнки сама ее впустила, отмахиваясь от скрытых подколок и стараясь обращать внимание только на достоинства подруги. Так что сама виновата.

И в ситуации с Максимом тоже сама виновата, потому что не сказала ему правду, когда была возможность. Что посеешь, то пожнешь… Но откуда же она знала, что Егерь — настолько ранимый и злопамятный человек?! И вдруг вспомнились его слова: «У меня кубиков мало, и характер отвратительный». С кубиками-то у него все в порядке, а вот по поводу характера не соврал.

— Натворила ты делов, теперь расхлебывай, — поучительно сказала себе Уварова.

На стене в ее комнате висели резные часы с кукушкой, но птица не орала на весь дом, отсчитывая время, потому что однажды спросонья, в разъяренном состоянии, Роберт сломал звуковой механизм внутри.

Кукушка показалась из домика и беззвучно открыла рот. Час дня. Открытие показа назначено на четыре. Пора собираться. В дверь пунктуально постучали: мамин стилист пришел.

— Привет, Френик-беник, — поздоровался Клаус. Он был немцем по происхождению, но прожил в России всю жизнь. Для статуса он специально говорил с немецким акцентом, хотя и не обладал им в обычной жизни.

— Привет, Клаус.

— Что будем творить, детка? — воодушевленно спросил он, подходя и сразу подхватывая расчесанные волосы Фрэнки, растягивая их полотном в руках. Клаус обожал делать Франсуазе прически.

— Будем создавать стерву.

Клаус изумленно воззрился на отражение девушки в зеркале.

— Зачем? — искренне расстроился он.

— Хочу соблазнить мужчину. А для этого нужны внезапность и напор. Он должен увидеть меня такой, какой еще не видел. А не видел он меня в образе стервы.

— Да это святотатство, хоть и высокопрофессиональное! — возмутился он, но вынужден был замолчать, когда Фрэнки предупреждающе приподняла брови. Клаус тяжко вздохнул. — Ну хорошо. К счастью, мои золотые руки неспособны испортить красоту, даже если заставляют.

…В три часа Фрэнки стояла посреди комнаты, разглядывая себя в зеркале и позволяя Клаусу завершить образ мелкими штрихами.