Гость вмазал кулаком в железную преграду.

— Уваров, я все равно доберусь до тебя!

Нет, ну каков хам! Врывается, угрожает… Фрэнки вдруг прозрела и увидела смысл в контракте стервы. А почему бы не попрактиковаться сейчас, еще до подписания?

А может не надо?

Надо, Фрэнки, надо…

Она глубоко вдохнула, глядя на бледную Нину, и, собравшись с ошметками слабого духа, взяла графин с водой у нее со стола. Какой тяжелый графин, а может, ноги не от его веса подгибаются, а от страха?

Фрэнки подошла к Егерю, окликнула, насупилась, сжав челюсти — и выплеснула на него содержимое, прямо в лицо. Ей аж самой холодно стало, особенно когда поняла, что не сбежит, потому что ноги задеревенели. Тут же захотелось извиниться, но Фрэнки лишь вздернула подбородок от безысходности, с затаенным ужасом наблюдая, как по врагу стекают струи воды.

Езерский, откашлявшись, ошарашенно сказал:

— Ты… Ты-ы-Ы. — Он обхватил Фрэнки одной рукой со спины, оторвав от земли легко, как котенка, и потащил обратно к столу секретарши. Его ладонь легла на обнаженную кожу под случайно задравшейся одеждой; от неожиданности девушка уронила графин, и тот грохнулся о паркет, разлетевшись на части. Не выпуская жертву из хватки, Егерь снова ударил по кнопке связи и проорал: — Клянусь, я сверну шею твоей дочери, если не откроешь! Я вас всех ко дну пущу! Считаю до одного. Раз!

Замок в двери щелкнул, и Егерь, тесно прижимая к себе Фрэнки, насмешливо шепнул ей на ухо:

— Вечно я получаю все, что хочу. Даже обидно за остальной мир.

С этим он грубо оттолкнул «заложницу» и вошел в кабинет владельца «Константы».

А у Фрэнки бешено билось сердце, то ли от приятной прохлады, которая исходила из облитого водой Езерского, то ли от его шепота. Но точно не от страха.

Глава 3

Максим играл в теннис в главном здании своей компании «Дол». Он как раз отбил мяч у сетки, когда его окликнула Лана, личная помощница.

— Максим Михайлович, там такое! — она бежала к нему, обутая в кроссовки, как и все его предыдущие помощницы. Слишком торопливый график у их босса, на каблуках споткнешься.

— Ланочка, у меня перерыв. — Максим не спал уже двое суток, а, не выспавшись, он зверел при любом сбое в работе своих сотрудников. И сотрудники об этом знали. А раз Лана все равно не остановилась, услышав его агрессивный ответ, значит, случилось что-то и правда мерзкое.

— Босс, это конец света! Апокалипсис! Армагеддон! Три всадника уже здесь, к вам идут!

Максим подошел к скамейке, взял полотенце и утер лицо.

— Налоговая, что ли? — сразу понял он.

— Да! Говорят, поступил звонок о том, что вы налогов недоплатили. Десять миллионов за три года!

— Рублей? — усталый, Максим открыл бутылку минералки без газа и сделал небольшой глоток.

— Долларов! Они теперь в у.е. считают, не размениваются!

Лана была симпатичная, ухоженная, послушная. Поначалу смущалась каждый раз, когда он смотрел на нее с интересом. Забавная. Как будто бы он стал заводить интрижку на работе, да еще с собственной секретаршей. Ланочка удержалась на месте помощницы дольше других, потому что в итоге поняла, что босс — не для секса, а для карьеры, а значит, нужно пахать.

Так что там она про налоги сказала?.. Да-да, миллионы.

— Они что-нибудь еще поведали тебе, душа моя?

— Да, счета компании заморозят на время проверки. — Лана выдохнула эту фразу как последнюю в своей жизни.

Максим почувствовал, что горло сжало удавкой ярости. Лана отступила на несколько шагов.

— Они в моем кабинете?

— Да. От чая отказались.

— Ясно…

Максим швырнул полотенце на пол и поднялся к себе в кабинет. «Дол» был современным небоскребом, в которой построили спортивный сектор, чтобы сотрудники могли размять кости в тренажерном зале во время перерыва, и несколько кафе для персонала.

Кабинет Езерского был отделан деревом, стены увешаны картинами и дипломами. Запах сандала наполнял комнату, и Максим разозлился при мысли, что налоговики пометят помещение своим присутствием.

— Добрый день, господа, чем могу быть полезен? — поздоровался он, и троица чиновников кивнула в ответ.

— Максим Михайлович, что-то часто мы стали видеться, — заметил главный налоговый инспектор, который за последний год навещал «Дол» уже три раза. Раньше его выставляли вон за неимением доказательств, но теперь инспектор выглядел слишком уверенным в себе.

— Не могли бы вы пояснить ситуацию? — Егерь присел в свое высокое черное кожаное кресло и нажал кнопку, приказав Лане принести напитки и вызвать юристов.

— Максим Михайлович, на этот раз дело серьезное. У нас уже есть разрешение, ваши счета заморозят с завтрашнего дня на месяц, пока будет вестись проверка. У нас имеются доказательства о неуплате налогов. Вам знакомо имя Леонид Болеев?

У Максима потемнело в глазах. Чтоб этот Болеев до конца жизни на бирже труда стоял! Это был шпион «Константы», которого Максим выявил слишком поздно. Тот работал в бухгалтерии еще до прихода Егеря в управление и успел такого натворить, что до сих пор не разгреблись. Болеев изловчился уволиться и унести с собой кучу «липовой» документации, им же подделанной. Естественно, теперь налоговая должна провести проверку, чтобы в итоге убедиться в невиновности «Дола». Доказать, что Болеев был промышленным шпионом, Максим не мог, не имел улик на этого козла. Но Егерь просто знал. Нюхом чуял.

— Какие есть варианты?

— Боюсь, лучший для вас вариант — содействовать нам.

Максим согласно кивнул, а когда в кабинете появились его верные юристы, решил прогуляться. До офиса «Константы». Слишком долго Уваров голову целой носит на плечах, пора снимать и прибивать на стену в своем кабинете. Уваровы ведь Максима при любой возможности величают живодером, почему бы и не соответствовать. В свои двадцать шесть он нахватался уже столько оскорбительных кличек, что скоро и правда срастется с ними.

Впрочем, званием «Егерь» он гордился.

Ненавидел же Максим морального урода Константина Уварова. И это не коммерческая ненависть, а личная, причем взаимная.

Две семьи, Уваровы и Езерские. Два магната российского бизнеса. У них был один корень, один создатель, еще при царской России. Когда компания расслоилась надвое, то появились «Константа» и «Дол». Две противоположности: одна — за натуральный, «жестокий» продукт, другая — за искусственный, гуманный. Терки между компаниями длятся уже столетие, и никто не уступает. И каждый считает, что компания должна быть единой, с единым курсом и единственно верной продукцией.

Уваровы считают, что Езерские их когда-то обворовали и на этом построили бизнес.

Езерские думают об Уваровых точно так же.

А суть в том, что компанию создала семейная пара, Константин Уваров и Екатерина Езерская. Предприятие называлось в первые годы существования: «Текстильная фабрика Уваровых». Так муж настоял. Мол, фабрика Уваровых-Езерских — это слишком длинно. Хитрый был, подлец, как и все Уваровы.

Вскоре муж и жена, так и не обзаведясь общими детьми, поссорились, разъехались и поделили наследие. Екатерина основала «Дол», а Константин — «Константу». Но взаимная неприязнь и конкуренция быстро переросли в ненависть, и с тех пор две компании стремятся уничтожить друг друга, захватить и подчинить. Оба предприятия являлись закрытыми акционерными обществами, управлялись семейным Советом директоров-акционеров, а потому перекупить акции у врага было невозможно, разве что кто-нибудь из близких предаст и продастся. Любой из акционеров мог продать свою долю без одобрения Совета.

Конфликт со временем утих, и все бы утрамбовалось — рынка всем достаточно, тем более мирового. Но нынешний глава Уваровых хотел по молодости заключить мир, женившись на Екатерине Езерской, матери Максима. Та отказалась, потому что любила другого. И конфликт вошел в новую стадию бреда. Максим не помнил жизни без ненависти к Уваровым. Его дед говорил об этом, и мать, и отец, и отчим. Последний так вообще считал Константина исчадием ада. Так оно и было, потому что Уваров не раз оскорблял мать Максима прилюдно, а теперь явно вознамерился стереть «Дол» в порошок. Ну, это большой вопрос — кто кого.

Мать приносила Максима в «Дол» в колыбельке, и он с детства знал, для чего создан: сохранить и приумножить семейный бизнес. Он занял кресло президента в двадцать три года, сразу после французского университета, когда у матери начались проблемы со здоровьем. Отчим к бизнесу не имеет никакого отношения, потому его кандидатура даже не рассматривалась. Другие кандидаты сами отказались, узнав, что у компании наступила «черная полоса». По сути, Егерь один был в ответе за процветание семейного предприятия.

Максим затормозил у проходной «Константы» и не в первый раз выслушал, что его, естественно, запрещено впускать в святая святых, но решил, что его оттуда уберут только эвакуатором. Поэтому он вырулил поперек двух полос, чтобы его невозможно было объехать, и попросил передать владельцу свой привет.

Зазвонил телефон: Соня, его любовница. Максим сбросил звонок, не желая с ней разговаривать сейчас. Соня в последние дни вызывала в нем только раздражение.

Он простоял двадцать минут, не больше, но позади образовался настоящий парад. Скоро кто-нибудь вызовет полицию, только дойдет до них, в чем причина затора.

Но раньше полиции прибыла Фрэнки.

Господи, как же она его бесила! При виде этой Сирены, которая завораживала мужчину только для того, чтобы сожрать, он испытывал кристально-чистую ненависть. Она отравляла кровь и жгла в груди, потому что Максим не знал, чего хотел сильнее — придушить лицемерную тварь или сдать в ментовку.

Сколько нервов она помотала ему за прошлые два года — с тех пор, как возглавила фонд в «Константе», сколько пикетов организовала, срывая его продажи. Белая невинная овечка, которая притворяется добренькой ради выгоды. Сам Максим тоже был далек от идеального героя, так что винить наследницу «Константы» в жадности не собирался. Он вообще ни в чем ее не винил. Нет. Он эту конкретную девушку просто на дух не переносил, и у них это взаимно.