С закрытыми глазами представляю, что на месте Рустама сейчас сидит Тимур. Что это он тяжело дышит, когда я опускаюсь ниже, что это его я ласкаю с чувством и любовью, до изнеможения. Пока не ощущаю его ладонь на своем затылке и грубое давление вниз. Из глаз катятся слёзы, я едва сдерживаю рвотный позыв. Останавливаюсь, смаргиваю слёзы, которые капают на его живот и начинаю помогать себе рукой. Спустя несколько секунд его член становится просто каменным, а в моём рту теперь ощущается терпкий привкус его семени.

Рустам молча протягивает мне салфетку и всё содержимое я выплевываю туда, не стесняясь. Встаю на подрагивающих коленях с пола, одергиваю вниз кофту и не смотрю на Тахирова. Просто не могу. Мы не говорим друг другу ничего больше. Я просто разворачиваюсь к выходу и ухожу беззвучно закрыв за собой дверь.

Возвращаюсь в свою комнату, снимаю одежду и бросаю её в корзину для грязного белья. Встаю под горячий душ, который бьёт по моей светлой коже до красноты. Тяну руку к зубной щётке. Пытаюсь вычистить его привкус из себя, яростно тру десна до болезненных ощущений в ротовой полости. Успокаиваюсь лишь тогда, когда начинает безжалостно жечь, а крови на щётке становится больше чем белой зубной пасты.

***

Утренний подъём дается мне легко — я поднимаюсь будто и не спала вовсе. Всё потому, что знаю ради чего живу и просыпаюсь. Умываюсь ледяной водой, переодеваюсь в бежевый пуловер и черную юбку до колен. Завязываю волосы в высокий хвост и наношу на лицо немного макияжа. Мне кажется, что в последнее время я себя слишком запустила, а моя дочь должна видеть маму самой красивой и ухоженной.

Спустившись на завтрак замечаю за столом как всегда невозмутимого Рустама. После вчерашней ночи мне стыдно смотреть ему в глаза, но бежать назад и прятаться как-то глупо.

— Доброе утро, — занимаю своё место возле него и благодарю Иру за приготовленную овощную запеканку, которую она ставит рядом со мной.

Она ароматно дымится, и я громко сглатываю слюну, приступая за свой завтрак. Тахиров листает что-то на телефоне. Улыбается одним уголком рта и увлеченно смотрит в экран. Никогда раньше не видела его таким… весёлым. Угрюмость и строгость куда-то исчезают и мне до чёртиков становится интересно кто ему пишет там, в телефоне. Или чьи фотографии он смотрит, испытывая не присущую для него радость.

Я наблюдаю за ним задумчиво и долго. Опускаю в рот небольшие кусочки запеканки и встречаюсь с ним взглядами. Чёрные зрачки тут же становятся чужими, ледяными. Он откладывает телефон в сторону.

— Вчера забыл сообщить тебе одну важную новость, — произносит Рустам негромким голосом.

Тут же краснею, потому что догадываюсь откуда взялась эта забывчивость. И мне отчего-то становится приятно, что именно я являюсь причиной этому.

— Я разговаривал с неонатологом. Спрашивал о перспективах и дальнейшем лечении. Мне посоветовали одну неплохую клинику в Израиле — медицинский центр Зив. Там как раз занимаются такими детьми, — он ненадолго замолкает, а я ощущаю, как сердце внутри меня трепыхается от радости. — Я оплатил месячный курс лечения. Если понадобиться — будем продлять пока девочка не выздоровеет полностью…

— … Надя, — произношу негромко.

Рустам вскидывает брови, будто не знал, что младенцам тоже дают имена.

— Её зовут Надя, — поясняю я.

Он несколько секунд молчит, его челюсти плотно сжаты — предугадать его эмоции просто невозможно.

— Хорошее имя, — наконец говорит он. — Надя. Надежда.

Я киваю и чувствую, как слёзы подбираются к глазам. Тянусь за салфеткой, складываю её в треугольник и промакиваю влагу в уголках глаз.

— Так вот. Осталось только дождаться разрешения врача. Как только он даст добро на вылет — вы с Надей отправляетесь в Израиль, — заканчивает Рустам.

Глава 20

— Так вот. Осталось только дождаться разрешения врача. Как только он даст добро на вылет — вы с Надей отправляетесь в Израиль, — заканчивает Рустам.

Несколько минут мы сидим в полной тишине, пока я наконец не решаюсь её нарушить.

— Спасибо тебе, Рустам… Это даже большее, чем я могла просить, — произношу негромко и беру в руку стакан воды.

Вода холодая и здорово освежает. Заставляет протрезветь несмотря на то, что я не пьяна и успокоиться, потому что в этот самый момент внутри меня творится полнейший хаос и неразбериха. Почему Тахиров помогает мне и моей дочери? Как долго это будет продолжаться? И получится ли у меня когда-нибудь расплатиться за его доброту?

— Собирайся, — произносит Тахиров проигнорировав мою словесную благодарность. — Я подкину тебя до родильного дома.

— Мне нужно пять минут, — отвечаю спокойным голосом и отставляю в сторону пустой стакан.

Под его внимательный взгляд поднимаюсь с места, оставив на столе недоеденный завтрак и направляюсь в сторону лестницы. Мне не нужно время для того, чтобы подправить макияж или сделать укладку. Я возвращаюсь в свою комнату только для того, чтобы взять себя в руки и обрести душевное равновесие. Вдох-выдох. Пульс приходит в норму, сердцебиение тоже. Я оценивающе смотрю на себя в зеркало и впервые задумываюсь над тем… нравлюсь ли я Тахирову? Не просто как вдова его брата, а как женщина? Какие девушки в его вкусе и как часто он меняет их? Вопрос, впрочем, риторический и ответа я на него не жду.

Я спускаюсь вниз и замечаю Тахирова за рулём автомобиля. Он не спешит открывать мне дверцу, поэтому я самостоятельно сажусь на переднее сиденье и думаю о том, почему я вообще согласилась с ним ехать. Почему не с добрым Мишкой-амбалом, а с Рустамом, к которому я до сих пор не понимаю, что испытываю. Страх или влечение? Или же два в одном? Интересно, такое вообще бывает? Я оставляю вопросы не отвеченными, потому что предпочитаю скрывать это внутри себя, чтобы не до конца порочить и марать всё то, что до него было. До того момента, как мы с Рустамом вообще встретились.

— Пристегнись, — кивает Тахиров в сторону ремня, и я его слушаюсь.

Я бы хотела его никогда не знать. Или знать, но при других обстоятельствах. Например, тогда, когда у нас с Тимуром родилась бы дочка и в один прекрасный момент мы представили бы её перед всеми родственниками. И рядом с мужем мне было бы гораздо спокойнее переносить знакомство с его братом-близнецом. Я может бы поразилась их схожести, отметила идентичность, сказала бы по этому поводу пару фраз и на этом всё. Я не краснела бы, не запиналась. Не стояла бы на коленях перед Рустамом и не думала о том, что только от этого мужчины зависит чья-то очень важная для меня жизнь.

Мы выезжаем на загородную трассу и тут же встаем в затяжную пробку. Рустам негромко ругается, откидывается на спинку сиденья и тянется рукой к магнитоле, включив радиостанцию. Его движения и манера ругаться во время пробок настолько напоминает мне Тима, что я забываюсь. Хочу дотронуться до его руки с крупными венами, хочу вложить свою руку в его ладонь. Хочу почувствовать тепло исходящее от него. Потому что в последний раз я трогала руку Тима, когда она была насквозь холодной, а сам он лежал в гробу и больше не мог меня согреть.

Салон заливает спокойная мелодия и я будто пробуждаюсь. Понимаю, что этот мужчина со строгим лицом не мой муж. Понимаю, что взять его за руку было бы полнейшей глупостью. Чтобы справиться с эмоциями смотрю в окно и мечтаю поскорее доехать до роддома. Отсюда недалеко, я знаю.

Боковым взглядом замечаю, как Рустам тянется к телефону. Сосредоточенно листает экран, задумывается, хмурится, словно он думает и размышляет о чем-то важном. Или ему что-то важное и откровенное пишут. Я смотрю на него чуть дольше чем планировала, пока он не поднимает на меня свой взгляд. Тут же блокирует телефон и опускает его на приборную панель.

Наконец пытка заканчивается и пробка рассасывается. Не возникает необходимости слушать убийственное молчание. Рустам останавливает автомобиль у центрального входа роддома и переводит взгляд на верхний этаж. Так уверено, словно он точно знает в каком окошке находится моя Надюшка. Ведь не знает же? Не за чем ему знать…

— Спасибо, что подкинул, — дергаю за дверную ручку.

— У Михаила сегодня выходной, поэтому если я не успею забрать тебя — вызови такси, — он протягивает мне конверт и я удивляюсь ещё больше. — Там безлимитная банковская карта. Можешь снимать наличку, тратить столько сколько понадобится.

Так как Рустам не отвечает на мои благодарности, в этот раз я решаю просто кивнуть в знак согласия и понимания его слов. Плавно и грациозно выхожу из автомобиля. Заставляю себя не поворачиваться назад, не смотреть ему вслед. Но каким-то шестым чувством понимаю, что сам Тахиров провожает меня взглядом, судя по нехарактерному жжению в области спины.

***

— Вы можете сменить подгузник своей дочери, — произносит медсестра, протягивая мне малышку.

Впервые. Впервые за те дни, которые моя Наденька живёт на этом свете.

Вот уж странность — я всегда думала, что с ребёнком управляться проще простого. Что это на уровне инстинктов — заботиться о своём ребёнке, мыть, купать, кормить. Но сейчас я кажусь самой себе совершенно беспомощной, потому что я боюсь навредить Надюше, боюсь сломать. Когда мои пальцы касаются её головки с пушистыми волосками уже привычное тепло расходится по венам. Попадает прямиком в сердце и остается там навсегда. Это безусловная любовь. Это что-то, что не похоже на остальные чувства. Даже наши с Тимом. Я понимаю, что любовь к дочери выражается ярче, сильнее, красочнее.

— Вы поможете мне сменить ей подгузник? — спрашиваю с дрожью в голосе.

Глупая неопытная мамаша… Но в глазах медсестры нет осуждения. Она смотрит по-доброму и улыбается.

— Конечно.

Я нахожусь с малышкой до самого вечера. Забочусь о ней, делаю всё то, что обычно делают мамы. Вот только время неумолимо бежит, и медсестра просит покинуть меня отделение, потому что на ночь здесь оставаться нельзя. Я в последний раз целую сладкую макушку и мне на секунду кажется, что моя девочка всё-всё понимает, потому что как только я ступаю за порог она раздается негромким, но требовательным плачем. Я рвусь назад, но медсестра отрицательно мотает головой.