Генрих склонился к ней и сказал:

— Становится поздно. Пора нам идти на покой.

У Анны закружилась голова. Король подал знак матушке Лёве.

— Пусть дамы помогут королеве лечь в постель, — приказал он и встал.

Танцоры остановились, все сделали низкие реверансы.

— Мадам, мы скоро увидимся, — с поклоном сказал Генрих и удалился; за ним последовали его джентльмены, ухмыляясь и подталкивая друг друга локтями.


Вернувшись в свои покои, Анна пыталась побороть панику. Дрожа всем телом, она быстро прошла в спальню; фрейлины едва поспевали за ней.

Удивительно, но, пока она пировала внизу, ее кровать заменили на другую — расписную, дубовую. На подголовнике выше их с королем инициалов была вырезана дата ее помолвки — «1539». Анна залилась краской, увидев резные изображения с обеих сторон — херувим ужасающе приапический и беременный. Послание не могло быть более откровенным.

Она силилась унять растревоженное сердце, пока с нее снимали платье и матушка Лёве надевала на нее сорочку из тончайшего батиста. Анастасия открепила розмарин от свадебного платья Анны и разбросала веточки поверх покрывала. Волосы Анне расчесали до блеска, и она забралась в постель на той стороне, где был изображен беременный херувим, оперлась спиной на высокую подушку и натянула одеяло поверх груди. Матушка Лёве разложила ее локоны по плечам как блестящую золотом накидку.

Они в молчании ждали прибытия короля и церемонии укладывания молодоженов в постель. «Сварить бы в кипящем масле того, кто придумал этот унизительный ритуал!» — сердито думала Анна. Происходящее между двумя людьми на брачном ложе должно оставаться их личным делом. Но вот она лежит в ночной сорочке и ждет, пока над ней совершат насилие (другого слова не подберешь) и разыграют этот отвратительный спектакль!

Она забыла положить под подушку иглу! А теперь уже поздно. Из-за дверей, ведущих в покои, донесся звук приближающихся шагов и возглас: «Дорогу его милости королю!» Анна натянула на себя одеяло сильнее, до самого подбородка. Дверь открылась, и появился Генрих, одетый в подбитый мехом ночной халат поверх длинной сорочки и с ночным колпаком на голове. Позади него толпились его джентльмены; они вошли в комнату, шутили и смеялись, таращились на Анну, а она обмирала от страха. Король не обращал на них внимания — или, может быть, он тоже стеснялся, потому что имел вид человека, которого вынуждают заниматься чем-то противным. Анна про себя молилась, чтобы такое неприятное чувство вызывала у короля не она.

Наконец в спальню вошел архиепископ Кранмер. Теперь Анна поняла, почему Генриху было не по себе. Ему не хотелось, чтобы служитель Господа слышал непристойные шутки. Вероятно, как и она, он предпочел бы, чтобы эта глупая забава поскорее закончилась.

— Во имя Англии и святого Георгия! — крикнул какой-то юнец, когда король поклонился Анне и тяжело взобрался на постель рядом с ней. От его больной ноги пахнуло гнильем. Они лежали рядом, не касаясь друг друга, пока Кранмер благословлял их ложе, окроплял его святой водой и молился, чтобы муж и жена зачали плод. Потом по кивку короля все покинули спальню. Матушка Лёве удалилась последней, задув все свечи.

Спальня — единственное место, где Сюзанна не могла выступать переводчицей, и Анна лежала в страхе. На невысоком поставце у дальней стены было оставлено вино, и ей очень хотелось глотнуть его для храбрости перед испытанием, которое ждало впереди.

— Не хотите ли вина, сир? — осторожно спросила она.

— Думаю, я выпил достаточно. Может быть, мы выпьем немного позже.

Анна почувствовала, как его рука змеей скользит по ней, придвигает ее к середине кровати, чтобы она лежала, прижавшись к нему, к его толстенному животу. Забинтованная нога Генриха была накрыта одеялом, и запах не был таким отвратительным. Она могла его выносить. «Я многое способна вынести», — сказала себе Анна.

— Не бойтесь меня, — прошептал ей на ухо Генрих. — Я знаю, чем порадовать даму, как и подобает джентльмену.

Его борода грубо колола ей висок. Анна почувствовала, как король прильнул к ней всем телом, и внутренне сморщилась, когда он задрал ей ночную рубашку и отбросил в сторону простыню и покрывало. Неприятно было лежать перед ним нагой, но протестовать она не смела. Ее долг — подчиняться мужу во всем, отныне и навсегда. Мать, покраснев, сказала так, внушая Анне необходимость быть верной и любящей женой.

С Отто все было бы совсем по-другому! Но нет, нельзя сейчас о нем думать.

Генрих поцеловал ее в губы, от него пахнуло вином, а потом она ощутила, как его рука путешествует по ее телу — жадно лапает груди, спускается вниз, к ягодицам, скользит по животу. Там она остановилась, и Генрих отстранился; в мерцающем свете догоравших в очаге поленьев его глаза рыскали по телу Анны. Она вся сжалась под этим пристальным взглядом. Неужели он заметил?

Немного погодя Генрих убрал руку и лег на подушку.

— Увы, мадам, — пробормотал он, — кажется, я действительно выпил слишком много вина, меня клонит в сон. Я приду к вам снова следующей ночью.

Минуту назад он вовсе не казался сонным.

— Я чем-то обидела вашу милость? — в ужасе прошептала Анна.

— Чем вы могли меня обидеть? — спросил он, в его глазах отражались пляшущие язычки пламени очага.

Анна испугалась, — вдруг в вопросе короля кроется какой-то потаенный смысл?

— Я хочу только одного — радовать вас.

Генрих с трудом поднялся с постели, потянулся за своим халатом и ответил:

— Я это знаю. Если вы хотите порадовать меня, Анна, ложитесь спать. Спокойной ночи.

Он подвязал поясом халат, прошел к двери и бесшумно закрыл ее за собой.

Король догадался. Анна была в этом уверена. Но он ничего не сказал. Вероятно, был слишком шокирован. Кто мог ожидать, что принцесса из благородного герцогского дома скрывает столь мрачную тайну? Вдруг Генрих подумал, что ему подсунули опороченную невесту, обманули и выставили дураком? Она почувствовала, что король старательно подбирал слова. Генрих не знал, как реагировать, что сказать или сделать. Но он поймет, когда переспит с этим. Анна ни секунды не сомневалась, что это не сойдет ей с рук.


Утром она проснулась рано. Все было как будто в тумане. Она перевернулась на спину и лежала в напряженном ожидании, что в любой момент услышит шаги пришедшей за ней королевской стражи.

В семь часов в спальню деловито вошла матушка Лёве.

— Доброе утро, ваша милость, — сказала она, открывая занавески, и улыбнулась Анне. — Вы не поделитесь со мной? Все прошло хорошо?

— Нет, — прошептала Анна, и слезы потекли по ее лицу. — Он догадался. Я знаю, он догадался! Он трогал меня и смотрел… Потом остановился и сказал, что устал. И ушел от меня. О Боже, что со мной будет?

Матушка Лёве села на кровать и обняла Анну:

— Тише, дорогая. Это меня вовсе не удивляет. Его уход может вовсе не означать того, о чем вы подумали.

— Как это? — Анна попыталась сесть.

— Прошлой ночью, после того как вас уложили в постель, мы с Сюзанной не ложились, и несколько английских леди были в дружелюбном настроении. Мы выпили немного вина, леди Рочфорд слегка развеселилась и сказала нам, что у короля мало мужской силы, он, вероятно, бесполезен в отношениях с женщинами.

— Она так сказала? Откуда ей знать?

— Ее покойный муж был братом королевы Анны.

Анна мысленно сопоставила факты.

— Его казнили за инцест с ней.

Матушка Лёве поджала губы.

— Герцогиня Ричмонд шепнула мне потом, по секрету, что обвинения против него выдвинула сама леди Рочфорд.

— Зачем она это сделала?! — Анна пришла в такой ужас, что почти забыла о своих собственных затруднениях.

— Может быть, ревновала к любви между братом и сестрой.

— Какой любви? Кровосмесительной?

— Кто знает? Большинство людей здесь не хотят говорить о том, что случилось. Леди Рочфорд сказала только, что, по словам королевы Анны, король импотент.

— Но у него есть сын от королевы Джейн.

— Анна, я уже давно потеряла своего супруга, но пробыла замужем достаточно времени, чтобы понять: мужское желание зависит от здоровья и настроения. Оно может быть непредсказуемым.

Анна ощутила, как по ее венам мягким теплом разливается облегчение. Конечно, такому властному мужчине, как король, невероятно унизительно страдать импотенцией. Может быть, он боялся этого брака так же, как она! И все же он был в возбуждении, она это чувствовала. Неужели вид ее тела лишил Генриха мужской силы?

— Он хотел меня, я знаю, — сказала она, чувствуя, что щеки у нее вспыхнули. — Но когда коснулся моего тела и посмотрел на него, остановился и сказал, что слишком много выпил.

— Вот именно, — кивая, проговорила матушка Лёве. — Вино может привести мужчину к неудаче в постели, особенно при таком здоровье, как у него. Нога сильно беспокоит короля, это видно. Что не способствует пробуждению желания. Анна, вы должны набраться терпения. Ведите себя так, будто все в порядке. Изображайте невинность. И радуйтесь, что сегодня вам не нужно появляться при дворе. А теперь вытрите глаза, и когда вы успокоитесь, я позову ваших дам, они помогут вам одеться. Они не должны видеть вас такой. Представьте, какие поползут слухи!

Анна лежала и пыталась унять трепещущее сердце. Может быть, поведение короля никак не связано с ней. Если он был не способен к любви, пускай; она будет избавлена от его объятий. Но она не забеременеет, и ее, без сомнения, станут винить в этом. Пойдут мрачные разговоры о наследнике, невозможность родить детей и для нее самой станет большой печалью: она не сможет заменить того, потерянного ребенка; но это лучше, чем пережить публичный позор.

Заставив себя встать, Анна стойко вынесла услуги своих помощниц, размышляя, придет ли повидаться с ней король. Она надеялась, он не забудет про обычай Brautstückes; это подтвердило бы его внимательное отношение к ней. Однако надежды не оправдались: никто не пришел — ни сам король, ни его посланец с подарками.