Анна размякла от облегчения. Какое счастье, что няня так любит ее, без всяких условий и оговорок! Она обхватила матушку Лёве руками, чем изрядно удивила няню.

— Спасибо! Спасибо вам! — воскликнула Анна.

Няня высвободилась из объятий, покраснев от смущения.

— Мы должны решить, как нам быть!

— Я все придумала, — сообщила ей Анна и вкратце изложила свой план.

Матушка Лёве одобрительно кивнула.

— Это может сработать, — вынесла вердикт она. — Нет, мы сделаем так, что это сработает.


В июне Анна поняла, что скоро ей уже невозможно будет скрывать свое положение. По ее подсчетам, она уже пять месяцев носила ребенка, учитывая, когда в последний раз предавалась любви с Отто.

Она объявила, что намерена еще раз посетить Сассекс, но пробудет там совсем недолго, в сравнении с поездкой, совершенной в прошлом месяце. С ней поедут матушка Лёве, Катарина, Гертруда, Флоренц де Дьячето, Джон Бекинсейл и двое грумов. Она не рискнула брать с собой английских дам, поскольку не была уверена, может ли полностью доверять хотя бы одной из них.

Матушка Лёве упаковала английские платья, которые можно расшнуровать, чтобы умещался растущий живот Анны, и большое количество ночных сорочек, а также книги и игры, чтобы коротать время, которое Анне предстояло провести, не выходя из своей комнаты.

Они уже были почти готовы к отъезду, когда доставили два письма. На одном Анна увидела печать Вильгельма и, вскрыв это послание первым, с радостью прочла, что ее брат женился. Ему достался прекрасный приз — такая важная персона, как Жанна дʼАльбре, наследница Наварры, которая однажды станет королевой в собственном праве. Она была племянницей французского короля, и брак с ней укрепит связи Вильгельма с Францией и усилит его позиции в борьбе с территориальными претензиями императора. Это была превосходная партия, и Анна от души радовалась за брата.

Однако глаза ее расширились от удивления, когда она стала читать дальше. Невеста Вильгельма хотя и была всего двенадцати лет от роду, сперва отказалась соглашаться на брак. «Ее за это выпороли, и только тогда она уступила, — писал Вильгельм. — Тем не менее даже после этого она подписала заявление, что согласилась против своей воли. Отец заставил ее повиноваться, но она все равно упиралась, и констеблю Франции пришлось тащить ее к алтарю за шиворот. Зрелище было не из приятных и причинило мне немало стыда. Сейчас она уехала к своей матери, так как было условлено, что брак окончательно состоится, когда девушка подрастет. Надеюсь, к тому времени она научится послушанию и исполнению долга».

Анна удивилась, с чего это юная Жанна так ополчилась на Вильгельма. Многих девушек выдают за мужчин, которые на двенадцать, а то и более лет старше их, и это был хороший брак для обеих сторон. В свое время Вильгельм станет королем Наварры, одним из самых могущественных правителей Европы, к тому же он красив. Наверняка принцессу наставляли, что она должна будет выйти замуж за человека, которого выберут для нее, как произошло с самой Анной. Однако в памяти у нее были свежи воспоминания о собственных страхах и тревогах, связанных с замужеством, а потому она испытала прилив сочувствия к девушке, которая все-таки была еще совсем юной.

Покачав головой, Анна распечатала второе письмо. Оно было от доктора Харста с сообщением, что ее бывший нареченный жених, Франциск Лоррейнский женится на герцогине Миланской. «Король выразил протест, — писал посол, — и заявил, что считает ваше высочество настоящей и законной супругой маркиза».

«Ну, — подумала Анна, — чего же еще ожидать от Генриха?» Ему нельзя допустить, чтобы женитьба Франциска бросила тень сомнения на законность его развода и брака с королевой Екатериной. Лучше оставить эту историю без комментариев. Какие это все мелочи по сравнению с тем, что ждало ее впереди.

За обедом в день накануне отъезда Анны Кэтрин Бассет сказала, что между королем и Екатериной возникли трения. Анна Бассет регулярно присылала ей письма с известиями о том, как обстоят дела при дворе, и Кэтрин потчевала Анну и остальных дам тем, что узнала, хотя в основном это были малозначительные сплетни. Однако на этот раз Анна Бассет сообщала, что королева несколько дней пребывала в задумчивости, вынудив короля спросить, что ее беспокоит.

— Она слышала, как королева ответила, мол, ее расстраивают слухи, что его милость собирается снова взять в жены ваше высочество, — сказала Кэтрин.

Анна недовольно покачала головой:

— Опять! Господи, прошу, только не это! Что сказал король?

— Сказал, что она ошибочно принимает слухи за правду и если он соберется жениться еще раз, то никогда не возьмет в жены ваше высочество, потому что вы были обещаны другому мужчине. И все же, Анна пишет, многие считают, он может примириться с вами из страха, что король Франции объявит ему войну, поддавшись уговорам герцога Клеве.

— Этого тоже не произойдет, — бесстрастно проговорила Анна. — Мой брат имеет самые дружественные намерения по отношению к королю.

Она вздохнула. Когда только прекратятся эти глупые слухи?


Они тронулись в путь ясным июльским утром. Махая рукой из окна носилок тем, кто оставался, Анна заметила в толпе провожающих Отто: он стоял, подняв руку, со скорбным лицом.

Разлука будет трудна для них обоих.

Маленькая свита направилась на юг той же дорогой, что и прежде, и она привела их в поместье Чейли, принадлежавшее Анне, где они остановились на ночь. Следующую провели в Оффэме, потом перебрались в Фалмер, где Анне приглянулась старинная приходская церковь, стоящая рядом с полным уток тихим прудом.

Следующую остановку сделали в Овингдине, у моря, после чего свернули на запад, чтобы посетить владения Анны в рыбацкой деревушке Брайтлемстоун и вокруг нее. Оттуда поехали дальше на запад и побывали в доме приходского священника в Какфилде, в гостинице к северу от Арундела, после чего наконец прибыли в Ньетимбер, где их радушно приняли арендаторы земель Анны, Томас Бовьер и его супруга. Бовьер оказался джентльменом во всех смыслах слова, это был уважаемый всеми в округе человек и член парламента.

Через два дня Анна пожаловалась на плохое самочувствие и жар. Миссис Бовьер, женщина нервная, встревожилась, но матушка Лёве ее успокоила:

— Их высочеству нужно просто отдыхать в своих покоях, пока ей не станет лучше.

— Прошу простить меня за доставленные неудобства, — пробормотала Анна, прижимая руку к виску как бы для того, чтобы унять пульсирующую боль. — Вам не нужно ни о чем беспокоиться.

Матушка Лёве помогла ей подняться наверх по лестнице под взглядами встревоженных арендаторов.

— Не торопитесь, миледи, — приговаривала няня. — Скоро вы поправитесь.

Но, разумеется, Анна не поправлялась. Матушка Лёве сказала Бовьерам, что у ее госпожи разболелись суставы и она чувствует сильную слабость. Наверное, это ревматическая лихорадка, заявила она, подхваченная во время остановки в гостинице рядом с Арунделом. Постельное белье там — она может поклясться — было влажное…


К счастью, роды прошли быстро, Анна не смогла бы сдерживать крики дольше. Подавлять стоны и так было достаточно трудно. Это случилось в конце сентября. Однажды вечером, часов после пяти, когда Анна, как все считали, отдыхала, оправляясь от долгой болезни, она родила безмолвного младенца, он выпал в подставленные руки матушки Лёве, которая сразу завернула его в пеленку.

В изнеможении лежа на постели, Анна увидела, как няня покачала головой, торопливо накрыла личико краем пеленки и положила тельце на стул.

— Мне очень жаль, — прошептала матушка Лёве, и ее лицо горестно сморщилось.

Все напрасно, подумала Анна. Может, так и лучше. Может быть, Бог, видя ее трудное положение, вмешался и забрал ребенка к Себе, зная, что на земле ему нет места.

— Кто там? — слабым голосом спросила Анна, удивляясь своей бесчувственности.

— Девочка, — ответила ей матушка Лёве, возясь с последом. — Очень хорошая, только маленькая. Бедная овечка.

Тут Анна заплакала:

— Кажется, мне никогда не познать радости материнства! — И ничто не могло ее утешить.

Она заснула в слезах и, проспав очень долго, пробудилась, чувствуя, что у нее прибавилось сил, попросила еды. Не успела матушка Лёве торопливо уйти на кухню, как Анна схватила ее за руку и сказала:

— Я хочу посмотреть на нее. Где она?

— Вы уверены? — спросила няня. — Воспоминание об этом не оставит вас всю жизнь.

— Других воспоминаний о ней у меня не будет, — ответила Анна. — Только его я и буду хранить в душе.

Матушка Лёве открыла обитый железом дорожный сундук Анны и вынула из него запертый ларчик, в котором хранились деньги и ценные вещи. — Я переложила все в сумку, — сказала няня и поставила ящичек на кровать рядом с Анной.

Та села, радуясь, что не пострадала во время родов, несколько мгновений смотрела на ларчик, потом повернула ключ в замке, приподняла крышку, откинула тонкую пеленку из голландского полотна, которой был накрыт ребенок, и посмотрела на маленькое белое личико и крошечные пальчики. Дочь была ее вылитой копией, вплоть до заостренного подбородка, совсем ничего от Отто.

В горле у Анны встал огромный комок, и она испугалась, что сейчас завоет от горя. Мягко погладила холодную щечку младенца, потом наклонилась поцеловать ее. Но обмерла от лицезрения смерти и не смогла взять ребенка на руки и прижать к груди. Может, она не достойна стать матерью. Но кое-что она могла сделать для своей дочери.

— Я хочу, чтобы ее похоронили как полагается, — сказала Анна матушке Лёве, в последний раз взглянув на спокойное маленькое личико и решительно закрыв ларец. — Эта милая церквушка в Фалмере…

— Но это очень далеко отсюда, — возразила няня.