– Где мой брат?

Глаза снова закрывались, но я прилагала все усилия, чтобы их открыть.

– Они с Саджитом и Ману пошли в особняк, чтобы вернуть его. А поскольку мы стали бесполезны, то оставили нас в обществе друг друга. Теперь ты не только сестра барата по оружию, но и сама стала братом по оружию. Именно поэтому мне и доверили за тобой ухаживать.

Сказав столь длинную речь, Абхей совсем выдохся и привалился к стене.

– Но их же там убьют, – в меня же его слова наоборот вдохнули сил. И я бы вскочила, чтобы бежать брату на помощь, если бы могла разглядеть дверь в кружащихся стенах.

– Если наши предположения верны, то твой господин, бывший господин, уже должен предстать перед Матерью, – голос Абхея становился все тише. – А если еще нет, то уже близок к этому, ведь отцу Саджита хватило одного пореза. Дети Поллава еще слишком малы, чтобы с оружием отвоевывать то, что им не принадлежит, а слуги не посмеют поднять руку на господина. Тем более, что отдавать приказы уже некому, – последние слова я еле различила, но все равно не могла успокоиться.

– А что будет с детьми, женами, слугами? – перед глазами встали Марна, младшая жена – совсем еще ребенок – малыши, цепляющиеся за материнские сари.

– Я уже говорил, Саджит их не обидит, – собрав остаток сил, проговорил Абхей и закрыл глаза.

Меня тоже клонило в сон и уже не было сил сопротивляться.

Так плохо мне не было даже когда в храме поили ядом. Я то просыпалась, то впадала в забытье, и всегда, когда открывала глаза, Абхей был рядом.

Если меня мучила жажда, то около губ оказывалась пиала воды. Дрожала от холода – он укрывал. А когда рана начинала болеть особенно сильно – давал макового молока.

Никто и никогда обо мне так не заботился.

Проснувшись утром, когда первые солнечные лучи робко заглянули в крошечное окно, я почувствовала себя лучше, вот только бок… Но все-таки осторожно повернулась и собралась слезть с кровати, когда увидела Абхея – бледный и осунувшийся он вытянулся на самом крае кровати и казался совсем беззащитным.

Прикусив губу, чтобы не застонать от боли, я придвинулась к нему и убрала со лба спутанные влажные волосы.

Абхей замычал, дернулся, повязка на руке съехала, и открылась красная воспаленная рана.

Познаний у меня было мало – врачевать раны нас не учили, но я все же решила, что стоить снять повязку и все промыть. Но для этого надо встать…

Рука болела, бок тянуло, на все остальные порезы уже можно было не обращать внимания, но, собрав все силы, я поднялась и, стараясь держаться поближе к стенам, пошла искать воду.

Она нашлась в больших кувшинах на заднем дворе, где была кухня.

Как с ними справиться? Я бессильно опустилась на землю. Потом перед глазами предстало бледное лицо Абхея, и я взяла себя в руки – невзирая на слабость, он всю ночь ухаживал за мной. Так неужели я не смогу всего лишь промыть рану.

Болью прострелило все тело, но я отлила немного воды в емкость поменьше. Неспеша, осторожно, иногда останавливаясь, чтобы переждать головокружение, вернулась в комнату.

Почему же во всем доме никого нет? Разве они не должны были уже вернуться? Хоть кто-то?

Теперь ткань. Но где ее взять?

Мое сари не поражает чистотой – никто не решился меня переодеть, и теперь оно засохло жесткой коркой. Дхоти же Абхея было чистым, видимо, юноша смог вымыться.

Не сомневаясь и не колеблясь, я оторвала кусок от нижнего края и смочила в воде, после чего промокнула рану.

Абхей застонал, пошевелился, но не проснулся. Сполоснула тряпицу, отжала и снова приложила к порезу. Так продолжала пока вода не помутнела, а рана не порозовела. Теперь надо снова намазать медом и перевязать.

Придется опять идти на кухню. Более серьезную рану на ноге я решила не трогать. Скорее всего, как и моя на боку, она сейчас покрыта грубой толстой коркой.

«О Мать, дай мне силы!» – поднимаясь, прошептала я, и тут в дверях показался Ману. Один.

Перед глазами потемнело.

Когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу на кровати, а учитель накладывает Абхею повязку.

– Ты чего вскочила? – хмуро глянув на меня, проворчал Ману. – Ты еще слишком слаба. А если бы упала и рана открылась?

– Реянш! – воскликнула я, вспомнив, почему лишилась чувств. – Что с ним?! – желая и боясь услышать ответ, стиснула покрывало.

– С ним все в порядке. Ты слишком переживаешь за всех, а должна бы подумать о себе. Реянш вместе с Саджитом сейчас в особняке. Саджит устанавливает свои порядки, а твой брат помогает. Станет посвободнее и придет.

– Но они там одни! Разве это не опасно? – воскликнула было я, но посмотрела на спящего Абхея и понизила голос до шепота.

Ману укоризненно покачал головой.

– Разве я ушел бы, если бы им угрожала опасность?

– Расскажи мне все, – потребовала я, приподнимаясь и садясь. – Как ты узнал, что нам нужна помощь?

– Хорошо, расскажу, если позволишь осмотреть твои раны.

Я Кивнула, и Ману, аккуратно снимая повязку на плече, начал говорить:

– Накануне решающей игры Абхей пришел и сказал, что ночью все закончится. Он поставит хозяина особняка в безвыходное положение и отыграет тебя, а потом, у сломленного потерей уже ничего не будет стоить отыграть и особняк.

Я поморщилась, когда учитель оторвал ткань от раны.

– Заживает хорошо, воспаления нет. Ты молодец, – похвалил Ману и, снова намазав медом, перевязал чистым полотном. – Мы ждали, но Абхей не возвращался. Как ты знаешь, Видья умерла, – в голосе Ману послышался упрек, но я, уверенная в том, что поступила правильно, не опустила взгляд. – А с ней пропала и возможность узнать что происходит в стенах особняка. Но в одном я не сомневался – если Абхей не появился, значит что-то пошло не так. И решил, что стоит разузнать самому. Через гарем я уже не мог проникнуть, но оставался еще один вход – через потайной коридор, ведущий в зал приемов. Сбегая, Малати его заперла, но Абхей предусмотрительно открыл. Вот через него я и пробрался, надеясь отыскать Абхея и узнать, что происходит, но вы нашлись сами.

– А как вас встретили в особняке? – я расскажу Ману, что произошло с его Видьей, но сначала должна быть уверена, что с братом все в порядке.

– Сейчас, – Ману приподнял паллу сари и вопросительно посмотрел мне в лицо. Прикрыв глаза, я кивнула и почувствовала на месте ожога осторожные прикосновения.

Он невесомо ощупывал рану и было почти небольно. Я же терпеливо дожидалась пока закончится осмотр – зная Ману, можно уверенно сказать, что не продолжит говорить раньше, чем удостоверится, что у меня все в порядке.

– Мы вошли в особняк через главный вход, – снова начал учитель, видимо, удовлетворившись моим состоянием. – Стражники попытались оказать сопротивление, но, узнав молодого хозяина, опустили оружие. Саджит велел приготовить родительские покои, но ему доложили, что там обосновался его дядя. Мы отправились туда. Около дверей толклись лекари, слуги и окруженная служанками старшая жена. При виде молодого господина все беспрекословно расступились, и, сопровождая Саджита, мы шагнули в покои. Саджит еле сдержался, когда увидел дядю на супружеском ложе родителей. От немедленной расправы его остановило только то, что Поллав был уже очень плох и вряд ли узнал бы чья рука избавила его от мучений. Ты хорошо поработала, Нейса, жрецы бы тобой гордились, – я вздрогнула, но Ману погладил меня по волосам. – Ничего-ничего, – приговаривал он. – Все в прошлом. Теперь есть кому о тебе позаботиться, и больше не придется никого убивать. Ты освободилась, дочка, – учитель прижал мою голову к своему плечу, и я в самом деле наконец-то почувствовала успокоение. – Поллав уже никого не узнавал, но при виде племянника попытался подняться. Силы уже покидали, и он со стоном упал на подушки.

«Брат, ты пришел забрать меня с собой», – перепутав Саджита с его отцом, прохрипел Поллав. – «Смотри, я тоже умираю. Умираю от той же змеи, что натравил на тебя. Видимо, Боги помутили мой ум, когда решил, что смогу приручить убийцу. Я спас эту злодейку, приблизил к себе. Хотел возвысить, а она вместо благодарности укусила руку, с которой ела».

– Здесь уже Реянш не утерпел и, если бы я его не сдержал, испачкал бы руки кровью братоубийцы.

Реянш… при имени брата в груди разлилось тепло. Как и в далеком детстве, он бросается на защиту если не жизни, то чести сестры.

– Удержал его и Саджит, – между тем продолжал Ману. – «Не стоит приближать неизбежность. Его конец и без того близок», сказал он твоему брату. «Не уходи, скажи, что не держишь зла», хрипел Поллав, протягивая к Саджиту дрожащие руки, но он развернулся и покинул покои. «Облегчите его страдания», велел лекарям и слугам. С появлением молодого господина их количество у дверей умирающего заметно уменьшилось. Бесследно исчезла и старшая жена. Не обращая больше ни на кого внимания, Саджит пошел дальше, как я потом понял – к покоям своих братьев.

Ману прервался чтобы приложить ладонь ко лбу Абхея.

– Он поправится, – заверил учитель, перехватив мой обеспокоенный взгляд. – По тому, что рассказывал, ему еще и не в таких передрягах приходилось бывать. А сейчас есть цель, есть ради чего жить. Абхей же хочет вернуть родовые земли. Разве он тебе не говорил? – хитро прищурившись, пояснил Ману в ответ на мой недоуменный взгляд. – У покоев братьев Саджита нас встретили стражники, – продолжил Ману, снова приняв серьезный вид. – Но стоило этим храбрым воякам увидеть твоего брата с саблей, я же действую не так красиво, – усмехнулся он, но я была с этим не согласна. Животная гибкость и стремительность учителя завораживали не хуже взгляда змеи. – Как они тут же разбежались врассыпную. Только женщина могла доверить детей подобным невеждам, – он неодобрительно покачал головой. – Когда мы распахнули двери, то увидели старшую жену. Глупая женщина стояла посреди покоев, высоко подняв факел. И все бы ничего, но она, как наседка, собрала вокруг себя и детей.