Лина Манило - Корсар

— О чём задумался? — спрашивает Брэйн, когда Арчи с Филом скрываются в домике. Прикрывает дверь, чтобы никто нас не услышал, и выжидательно смотрит на меня. — Ты сам не свой, я же вижу.

— Так заметно? — потираю бороду, а Брэйн кивает. Он и сам серьёзен почти до неприличия. — Всё в норме.

— Неужели? — усмехается и делает шаг в мою сторону.

Я высокий — почти метр девяносто, — но Брэйн выше на полголовы и гораздо шире в плечах. Настоящий великан, наделённый силищей, позволяющей ему при случае заломать медведя голыми руками. И вот он стоит напротив и беспокойством буквально пропитан.

— Именно, — киваю, не отводя взгляда. — Всё просто замечательно.

— Ну смотри… Если что, ты же помнишь, да? Только позови.

— Я в курсе, спасибо.

Он хлопает меня по плечу, выражая молчаливую поддержку и готовность помочь в любом вопросе, и мы входим в домик, где звучит весёлый смех. Смех Евы — звук, который слышен лучше других, точно внутри какой-то локатор на неё настроен. И, чёрт возьми, мне это нравится. Я, мать их, счастлив, чем бы это в итоге не обернулось.

Когда с обедом покончено, и каждый расползается по углам, решая какие-то важные вопросы или просто болтая, остаюсь сидеть на кресле. Меня совсем не тяготит одиночество, потому что, находясь здесь, в один момент почувствовала, что на самом деле кому-то нужна и мне рады. Искренне, без притворства и чужого липкого желания влезть под кожу. И ещё я так много съела на нервной почве, что, кажется сейчас лопну. Откидываю голову на спинку, закрываю глаза, почти засыпая. Так хорошо, так спокойно, что совершенно не хочется ни о чём тревожиться. Пусть всё синим пламенем горит — Артём, бандиты эти, работа, — я хочу отдыхать и наслаждаться жизнью. Вдруг чувствую, что кто-то аккуратно трогает меня за руку, я резко открываю глаза и выравниваюсь. Оглядываюсь и замечаю Женечку — сына Кристины, — стоящего совсем рядом и глядящего на меня чистыми огромными голубыми глазами. В такого ребёнка невозможно не влюбиться, особенно остро это ощущалось, когда стоял на табуретке и декламировал Бродского, размахивая руками и принимая самые театральные позы из возможных.

— Ты класивая, — говорит и влезает мне на руки. Такой смешной, с зажатой в пухлой ручке булкой. — Будешь? Кусай!

Протягивает мне булку, от которой не откусил ещё ни кусочка. Для меня, что ли, приготовил? Это трогает до глубины души, потому что дети, в отличии от нас, взрослых, притворяться не умеют.

— Я уже объелась, пожалей меня! — прошу, а мальчик сводит светлые брови к переносице, настаивая на своём.

— Мама говолит, нужно больше кушать, — философски замечает Женечка, — тогда выластишь большой и сильный. Как Алчи.

— Правильно мама говорит.

— Ты тоже будешь большой и сильной.

Мысленно представляю женскую версию Арчи и начинаю смеяться. Нет уж, спасибо, мне и так хорошо.

— Ты весёлая, — улыбается Женя. — Ты Лоджела женщина, да?

Нет, это всё-таки уникальный ребёнок, я это сразу поняла. Вроде маленький ещё, но настолько тонко чувствует жизнь.

— Вроде того, — отвечаю, откусывая кусок булки. Надо жевать, хоть и не влезает больше, иногда это лучше чем отвечать на неудобные вопросы маленького мальчика.

Женечка ёрзает на моих коленях, что-то бурчит себе под нос, потом всё-таки слезает и убегает к Арчи. Удивительные у них отношения, хоть и не родные по крови, но трудно не заметить, что между мужчинами — маленьким и взрослым — самая настоящая дружба и бесконечная привязанность. За ними очень интересно наблюдать. Вот Женя дёргает Арчи за рукав, а тот отвлекается от разговора, улыбается настолько тепло, что его грубое лицо начинает буквально изнутри светиться. Подхватывает мальчика на руки, подбрасывает вверх, а Женечка смеётся и взвизгивает, потому что счастлив.

— Домой поедем? — спрашивает возникший рядом Роджер. — Я сейчас такси вызову, потом кто-нибудь из парней мой чоппер пригонит.

Киваю, хоть, на самом деле, не очень хочется уезжать, но мне нужно вернуться домой, чтобы узнать, возвращался ли брат.

— Оставайся, — предлагаю и убираю упавшую ему на лоб прядь. — Я сама уеду, проверю как там дома дела обстоят, а вечером встретимся. Отдыхай.

— Не помню, чтобы я слишком уставал, — ухмыляется и целует моё запястье. — Не выдумывай, никуда я тебя одну не отпущу. На треках сегодня санитарный день, потому я весь в твоём распоряжении.

— Но…

— Никаких «но».

Спорить бесполезно, потому киваю и снова откидываюсь на спинку кресла, вытягиваю ноги и позволяю себе ни о чём не думать, пока такси мчится за нами.

* * *

— Всё-таки надеюсь, что Артём дома, — говорю, когда такси, в котором едем к моему дому, останавливается на перекрёстке. Роджер смотрит на меня, чуть сжимает в своей мою ладонь и тяжело вздыхает. — Не может же он вторые сутки не появляться.

— Пусть, конечно, сам объявится, так будет лучше для всех.

В голосе звенит сталь, а между бровями залегла глубокая морщинка. Иногда в моей голове мелькает мысль, что мы совсем друг друга не знаем, почти не в курсе привычек, предпочтений, мировоззрения. Мы просто сошлись однажды на общей дороге, столкнулись лбами, и никак не разойдёмся. Какой он в гневе? Что болит внутри? О чём мечтает? Я не спрашиваю, боясь быть навязчивой, малодушничаю, но мне хочется верить, что у нас впереди ещё очень много времени, чтобы лучше узнать друг друга.

— Знаешь, я боюсь за него…

— Понимаю, — обнимает меня за плечи, прижимает к себе так крепко, что рёбра ноют, но это приятная боль. Таксист поглядывает на нас в зеркало, и я расплываюсь в довольной улыбке. Пусть смотрит, неважно всё это — люди, общество, проблемы. Главное, вот этот вот мужчина с покрытой шрамами кожей, который смотрит на меня так, словно я подарок небес.

— Приехали, — объявляет таксист, а я тянусь к сумочке, чтобы достать кошелёк. У меня совсем немного денег, но хоть что-то.

— Чем это ты занята? — спрашивает Роджер, удивлённо заламывая бровь.

— Деньги ищу.

— Зачем это, позволь узнать?

— Ну как? А за проезд... Вон, сколько на счётчике намотало. Ужас же.

— Ага, без штанов прям из-за тысячи рублей останусь... Выходи, Ева, из машины, не мучь моё бедное сердце.

Смотрю на непроницаемое выражение лица, недовольно сжатые челюсти, киваю, открываю дверь и быстро выхожу из машины. От греха подальше.

Иду к воротам, открываю калитку и смотрю на зеленеющий розовый куст под выбитыми окнами. Так люблю цветы, жаль ещё не распустились. Не дожидаясь Роджера, подхожу к двери и толкаю её, но она заперта. Снова. Значит, Артёма ещё нет. Или уже.

Плакать хочется от обиды и страха за него, хотя... Есть ли повод бояться? Не знаю. Может быть, он в компании каких-нибудь девиц и лихих приятелей прожигает жизнь, забыв обо всём, а я все нервы уже истратила, переживая?

— Ну что? — спрашивает Роджер, когда достаю ключи из сумочки.

— И ничего, — пожимаю плечами и распахиваю дверь.

— М-да уж... — протягивает Роджер, заходя следом. — Найду я его, Ева, не переживай. Из-под земли достану, но найду.

— Из-под земли не надо, — отрицательно машу головой, отгоняя мрачные мысли, а у самой ком в горле, потому что не хочу, чтобы с Артёмом что-то случилось.

Дура, да? Но он единственный человек, кроме меня, оставшийся от нашей семьи. Все остальные умерли, уйдя призрачными тенями за границу мироздания, и я не хочу так рано потерять ещё и его.

— Дай мне его номер телефона, — просит Роджер, когда оказываемся на кухне. — Пробьём, вдруг повезёт.

Я протягиваю мобильный, а Роджер уходит в другую комнату. Вздыхаю и беру веник, чтобы убрать наконец-то бардак и хоть чем-то заняться и отвлечься от мрачных мыслей. Порезы слабо ноют и почти уже не беспокоят, но энергично махать метлой не получается. В итоге плюю на это дело и выхожу из кухни.

Роджер стоит ко мне спиной, в центре комнаты и разговаривает по телефону. До слуха доносятся обрывки фраз "...пробьёшь?", "Карл, только между нами...", "...не пори горячку". Опираюсь плечом на дверной косяк и почти не дышу, любуясь широкой спиной и падающими на шею рыжими волосами.

— Давно тут стоишь? — спрашивает, не поворачиваясь ко мне.

— Недавно, — отвечаю, делая шаг в его сторону. — Но я почти ничего не слышала, клянусь.

— Точно не слышала?

— Точно.

— Ну смотри мне...

Роджер издаёт низкий смешок, больше похожий на хриплое рычание, разворачивается и притягивает меня к себе. Обнимает, прижимает к себе и зарывается носом в мои волосы на макушке.

— Ты так пахнешь... Как весенний лес на рассвете.

— Обычно я пахну, выдумываешь тоже...

— Знаешь, я очень остро ощущаю запахи, — тихо говорит, поглаживая меня по волосам. — Это моё проклятие, потому что всё вокруг — люди, транспорт, животные — ощущается острее. Но когда ты сидела на мотоцикле впереди меня, я почувствовал аромат ландышей и весеннего ветра. И, чёрт, мне это понравилось. Всю жизнь бы нюхал.

— Извращенец, — смеюсь и привстаю на носочки, чтобы заглянуть в его лицо. Обхватываю руками щёки и заставляю посмотреть себе в глаза. — Ты даже не представляешь, насколько ты замечательный.

Роджер хмыкает и улыбается.

— Нет, золотая девочка, я не замечательный. Но для тебя готов попытаться таким стать.

Звонок мобильного заставляет оторваться от Евы, и это жутко бесит, но я жду информацию о блудном родственнике, потому игнорировать — не вариант. Иногда бывают вещи поважнее поцелуев.

— Нашёл? — почти рычу в трубку, потому что сил нет контролировать себя, когда Ева так тяжело дышит в моих руках.