Она широко развела руки ладонями вверх, как если бы они содержали ответы, которые она не могла ему предоставить.

— Но я не люблю Тайлера, и провести остаток жизни в браке без любви, в конечном счете, сделало бы нас обоих несчастными. Он заслуживает того, чтобы быть с женщиной, способной отдать ему всю себя. Он заслуживает счастья. Если бы мы поженились, ни у кого из нас его бы не было.

Правда, звучащая в ее словах, отзывалась в ее душе. Еще пару дней назад она была довольна уготованной ей судьбой. Спокойная, но стабильная. Предсказуемая, но надежная. Без любви, но с взаимным уважением. В то время когда она была готова посвятить себя такой жизни, был ли готов Тайлер? Или однажды он бы проснулся и осознал, что ее ему было недостаточно? Она была недостаточно красива, недостаточно остроумна, недостаточно совершенна. Что, если в такой день он отправился бы на поиск других женщин? Как сделал ее отец. Что, если в такой день она стала бы отражением своей матери? Изысканно причесанный, невозмутимый манекен внешне, с бурлящим унижением, болью и несогласием под этой маской? Заполняя эмоциональные дыры в своей жизни комитетами, фондами по сбору средств на благотворительность и вечеринками? Сидней согласилась выйти замуж за Тайлера, чтобы избежать судьбы родителей... и встала на позолоченный путь, ведущий к этой цели.

Не то, чтобы она обрела покой или долгую счастливую жизнь с Лукасом. Но после истечения их совместного года, она бы освободилась — освободилась от удушающих пут семейных обязательств, ожиданий общества, общественного осуждения и чувства вины. Ужасная ноша вины.

Даже без поддержки отца или финансового соглашения, предложенного Лукасом, она смогла бы выжить. У нее были собственные средства, благодаря наследству от бабушки по материнской линии, полученному три года назад. Она могла жить, как захочет. Как мечтала. Она могла вернуться в университет и получить диплом в сфере образования. Проводить больше времени в молодежном центре. Понять, кем же Сидней Блэйк является на самом деле.

И полюбить ее.

На мгновение — совсем короткое — выражение ее отца смягчилось. Но не успели семена надежды пустить корни, как его глаза и рот затвердели. Возможно, ее потребность в любви и одобрении внушило ей проблеск участия, которое она заметила. Даже экстази сильно проигрывало отчаянию по части создания галлюцинаций.

— Ты уже сообщила Тайлеру? — спросил отец.

— Нет. Я хотела сначала поговорить с тобой.

— Хорошо, — Джейсон резко кивнул. — Тогда мы можем забыть об этой безрассудной глупости, и Тайлер ничего не узнает, — он хлопнул в ладоши и отвернулся, как будто его заявление положило конец делу. И она не могла винить его. В прошлом его последнее слово было именно этим — последним словом. Она бы сдалась и послушалась как идеальная, покорная дочь.

Но не в этот раз. Она не могла. Его разочарование в ней гарантировало ему свободу.

— Извини, отец.

Ее извинение остановило его на полуповороте. Медленно, как заводная игрушка, он повернулся к ней лицом опять. Печаль и сожаление нахлынули на нее, затягивая под их удушающую волну.

— Я не могу, — проскрежетала она.

Его брови высоко изогнулись, удивление вспыхнуло в его глазах, прежде чем он сузил их.

— Сидней, если ты доведешь затею с этой помолвкой и свадьбой до конца, ты выберешь его, — он кивнул подбородком на Лукаса, который тихо стоял позади нее, — а не семью. Подумай хорошенько, что ты мне сейчас скажешь.

Часть ее хотела закричать, как банши на поле битвы. Я уже выбрала тебя. Крик срикошетил о стены ее разума. Но она не проронила ни слова.

— Значит, ты приняла решение, — сказал Джейсон, его голос хлыстнул ее по сердцу грубым кнутом. — Куда мне приказать доставить твои вещи?

— Отец, я…

— Нет. Тебе более не рады в доме, который я предоставлял тебе в течение двадцати пяти лет. Нам нечего друг другу сказать, если ты не собираешься изменить свое решение, довести этот абсурд до конца и не будешь чтить свои обязательства перед Тайлером. Верность, Сидней. Я считал, что я научил тебя быть верной семье, но, видимо, ты ничему не научилась. Когда ты придешь в себя и поймешь, что мы важнее только что встреченного незнакомца, ты можешь вернуться домой. До тех пор, я лишь хочу услышать от тебя адрес.

Она сделала глубокий вдох, заморгав, прогоняя маленькие бусинки слез. «Скажи ему, — прошептал тихий хитрый голос в ее голове. — Просто расскажи ему всю правду, и он простит тебя». Ее губы приоткрылись, признание почти соскользнуло с ее языка. Но перед ее мысленным взором промелькнула картинка. Ее отец, опозоренный, сидит перед судьей и присяжными. Ее отец в наручниках, клацающих на его запястьях, когда мать уводит его от Сидней. Ее отец, старый, измотанный, сломанный, говорящий с ней из-за стекла в тюремной камере для встреч.

Джейсон скрестил руки.

— Сидней. Адрес.

Адрес. Адрес. Боже, я не знаю. Она была брошена на произвол судьбы, одинокий лист, парящий в пронзительном, свежем осеннем ветре. Изгнание из собственного дома не было одним из сценариев, что она себе представляла. Куда ей пойти? У нее были друзья, но никого близкого настолько, чтобы можно было попросить принять ее. Или, что важнее, никого достаточно близкого, чтобы поговорить о ее жизненных обстоятельствах.

— Она будет жить у меня, — Лукас сжал ее бедро, будто бы приказывая не протестовать. Как будто она могла себе это позволить. Возражения потребовали бы работы легких и языка. — Я оставлю свой адрес у вашей помощницы, — отойдя, он опять переплел свои пальцы с ее. — И она не предпочла меня семье или предала вас ради преданности мне. Напротив, это вы предпочли гордость ее счастью и благополучию. Если вы пересмотрите свое решение отречься от дочери, вы знаете, где ее искать.

И, не дав возможности ей возразить, а Джейсону ответить, он развернулся и вывел ее из кабинета. Онемев, она пребывала в молчании и неподвижности, пока он закрывал дверь за ними.

— Ты в порядке? — спросил он, когда они благополучно выбрались в приемную.

Вопрос донесся до нее, как через многие слои ваты, отдаленный и приглушенный. Боже, нет, она не была в порядке. Все, что у нее было — родители, дом, личность — все было разнесено к чертям за считанные минуты. Хоть у ее семьи и жизни было множество недостатков, все же они были ее. Они были знакомыми и привычными. Пусть и не в совсем благоприятном ключе, но они были ее защитой... ее нормой. А что же есть у нее теперь? Ни дома. Ни семьи. Друзья, которые прогибались и колыхались согласно направлениям постоянно меняющегося ветра тенденций в обществе. Мужчина, который ненавидел ее отца так сильно, что без колебаний лишил ее воли и силы, чтобы осуществить свою месть.

Нет. «В порядке» покинуло Бостон на последнем ночном рейсе, а «дерьмово, как никогда» только что вошло в здание.

— Не знаю, куда ушла ассистентка твоего отца, но она, скорее всего, скоро вернется, — темно-серый цвет его рубашки и темное серебро его галстука заполнили ее поле зрения, в то время как аромат весеннего дождя укутал ее в свои объятия. — Пару ближайших минут не думай, кто может увидеть или что можешь показаться слабой. Просто обопрись на меня на пару минут. Мы не будем это обсуждать и вспоминать. И я обещаю не использовать это против тебя.

Он нежно, но крепко обхватил ее затылок и притянул ее ближе в сильные, твердые линии своего тела.

— Это будет нашим секретом, — пробормотал он в ее волосы.

Низкий, темный бархат его голоса манил ее так же сильно, как и его нежное, настойчивое объятие. Только на мгновение. Она опустила лоб на широкую поверхность его плеча. Позволила себе опустить ресницы. Она так устала. Вес отцовского неудовольствия и неприятия упал на ее плечи, словно гиря, которую она была не в силах поднять. Вместо этого она давила на нее, выжимая воздух из легких, стягивая ее грудь и ослабляя ноги. Да, она позаимствует его силу, обопрется на него только на мгновение.

— Сидней?

Она окаменела. Ох. Черт.

Медленно, она выпрямилась и развернулась. И увидела Тайлера.

Он перевел взгляд с нее на Лукаса и обратно, и его темно-коричневые брови хмуро изогнулись.

— Сидней, — сказал он, подходя ближе и вытягивая руку к ней. — Что происходит? Что-то не так?

Ее живот сжался от сожаления об унижении и боли, которые она собиралась причинить. Она нисколько не сомневалась, что была небезразлична Тайлеру, да, но было ли это любовью, которую следует испытывать к жене? Нет. Но все же, он бы пострадал от отказа на публике. О нем бы все равно шептались и сплетничали. А она потеряла бы друга.

— Тайлер, — взмолилась она. Бросив быстрый взгляд на пустой конференц-зал по правую сторону, она направилась туда, аккуратно избегая его руки. Зная, что через пару минут он не захочет иметь с ней никаких дел, не говоря уже о том, чтобы касаться ее. — Мы можем поговорить?

Посомневавшись, Тайлер кивнул. Когда она последовала за ним, Лукас пристроился рядом с ней. Опять не позволяя ей принять ответную реакцию одной.

Какая ирония.

Неожиданно вместо семьи и друзей, ее единственным союзником стало «чудовище» из «Бэй-Бриджа».

***

Сидней смотрела на особняк Лукаса в Бэк-Бэе. Строение напоминало его владельца: элегантное, красивое, огромное. И сейчас оно было ее единственным убежищем.

Нет, не убежищем. Потому что это означало бы, что она будет в безопасности — физически — и не на улице, что также предполагало, что она чувствует себя комфортно, тепло, защищено и мирно. Это не могло быть дальше от правды.

Позади нее, водитель Лукаса достал ее чемоданы из багажника лимузина, выстроив их вдоль обочины. По всей видимости, прежде чем они с Лукасом успели покинуть здание, ее отец позвонил домой и приказал матери и домработнице упаковать и отправить вещи Сидней. Прибытие ее и Лукаса в дом ее родителей ускорило выполнение приказа, особенно часть о доставке вещей. Так просто, так легко ее отец выпроводил ее из дома, из своей жизни. И сейчас она стояла на тротуаре со всем своим багажом, зависимая от милосердия мужчины, у которого оно отсутствовало.