— Хотя было бы забавно, понаблюдать за этим, но я не думаю, что это поможет тебе втереться в определенные круги общества, — заметила она.

— Ты находишь мою неизбежную вспышку ярости по поводу какого-нибудь грубого болвана забавной?

Кончик ее рта дернулся.

— Немного.

И больше, чем немного лестной и приятной, хоть ее мозг и утверждал, что его показной собственнический инстинкт был великолепным действом на радость другим гостям. Но это понимание не мешало кульбитам в ее желудке от каждого прикосновения, каждой ласки, каждого прикосновения его губ к ее волосам, лбу или щеке. Страстные взгляды и жесты могли быть притворством с его стороны, но ее реакции — стайки бабочек, румянец, удовольствие — были искренними. Ее единственной, спасительной благодатью было то, что Лукас не знал, что она не такая великая актриса, как он.

— Лукас, — роскошная брюнетка в серебряно-черном платье в русалочьем стиле, который хорошо смотрелся только на худышках, скользнула к ним. Ее голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, мельком прошлись по Сидней, быстро утрачивая к ней интерес. Улыбаясь Лукасу, она прижала руку к его груди, ее пальцы погладили лацкан его пиджака. — Я надеялась, что ты будешь здесь сегодня.

— Здравствуй, Каролина, — нежно обвив запястье, он опустил ее руку. — Каролина, позволь представить тебе Сидней Блэйк, мою невесту. Сидней, Это Каролина Дрезден. Она владеет несколькими бостонскими бутиками.

Женщина рассеялась тихим чувственным смехом.

— Ты подаешь это только как бизнес-сотрудничество, Лукас, но ведь мы... друзья.

Ни стратегическая пауза, ни нарочитая интимность в «друзья» не ускользнули от внимания Сидней. Ее грудь сдавило, живот скрутило в тошноте.

— Приехав, я услышала слушок, что ты помолвлен, но не поверила ему. Должна признать, это определенно сюрприз, — Каролина еще раз изучила Сидней, фиксируя каждую деталь, и легкая усмешка сообщила, что под сюрпризом женщина имела в виду Сидней. — Сидней Блэйк, — промурлыкала она, постукивая пальчиком по своей сочной нижней губе. — Дочь Джейсона Блэйка?

— Да, — смогла собраться с духом Сидней.

— Вот как.

В переводе: теперь все стало на свои места. Гнев и смущение хитрой дорожкой проползли в Сидней, создавая нору в ее сердце. Разумеется, эта женщина подумает, что ее отец был единственной причиной, почему такой шикарный, чувственный мужчина, как Лукас захотел бы Сидней. Что правда, повернутая так близко к ее предположению, ощущалась как пепел на языке Сидней.

Подвигом, который бы заставил Геракла сесть в углу и сосать палец, она смогла собрать свое хладнокровие — неважно, что оно было изношенным и изорванным, как старый платок.

— Что ж, думаю, следует вас поздравить, — сказала Каролина с удовлетворенной улыбкой кошки, которая съела целую стаю канареек. — В защиту моей дружбы с Лукасом, я бы с удовольствием приняла вас в одном из своих бутиков. Но, боюсь, мои дизайнеры шьют на менее… — она сделала паузу, — …рубенсовских женщин.

— Убери свои коготки, Каролина, — резко приказал Лукас.

Слишком поздно. Ее стрела пронзила цель. И поспешное извинение Каролины не смогла скрыть ее злобу и ее злобное удовольствие. Боль разошлась взрывом в Сидней, грибовидным облаком (при ядерном взрыве), расширяющимся с каждым вздохом, режущим как бритва. Да, ей уже приходилось выслушивать критикующие комментарии и двусмысленные комплименты. Но этот было другим. Этот было личным. Злым. И все из-за мужчины, стоящего рядом.

Первый раз в своей жизни она поблагодарила мать за самообладание, которое она прививала Сидней с тиранической настойчивостью. Расправив плечи, Сидней кивнула.

— Я ценю ваше предложение, — мурлыкнула она ровным спокойным голосом, ни на йоту не выдающим унижения, клокотавшего в ее груди. — Было приятно познакомиться, мисс Дрезден. А теперь, если вы позволите.

И не ожидая согласия или разрешения от Лукаса, она развернулась и, пробираясь через густую толпу гостей, направилась к выходу.

Ее роль в сегодняшнем отвратительном представлении была окончена.

Она ушла.

Глава 10

— Сидней.

Как только Сидней преступила порог особняка, и вошла в фойе спустя сорок пять минут после отъезда с благотворительного приема, жесткий, твердый голос Лукаса приказал ей остановиться, повиноваться. Часть ее, привыкшая к этому с рождения, хотела подчиниться, покориться невысказанному приказу. Но другая часть — обиженная, разгневанная, раненая часть — безмолвно говорила ему и его крайне высокомерному поведению иди к черту.

И бунтовская сторона ее натуры победила. Она не остановилась и продолжила подниматься по лестнице к своей временной спальне.

— Черт побери, Сидней. Подожди.

Аккуратная, но настойчивая хватка остановила ее на полпути. Она напряглась, выдернула руку из его захвата, а он ее отпустил. И все же она вскипела. Какого черта? Неужели он ничего не понял еще в лимузине, когда она заткнула и оборвала все его попытки поговорить? Чего ему надо от нее? Неужели быть обозванной толстой одной из его бывших любовниц было не достаточным развлечением сегодняшнего вечера? Рубенсовская. Пышная. Величественная. Она уже слышала все эти слова, — ее так называли. А эти мудрые эвфемизмы зачастую сопровождались рекомендациями результативных диет или имен пластических хирургов — светил в области липосакции.

После долгих лет комментариев о своей фигуре и весе ее кожа стала такой же толстой, как шкура слона. Учитывая, что ее мать была автором огромной порции таких замечаний. Но то, что случилось сегодня, было ужасно. И это произошло перед Лукасом.

Следы румянца проступили на ее груди и лице опять.

— Что? — она спустилась на ступеньку вниз и взглянула ему в лицо.

— Не веди себя как слишком чопорная дама, — велел он. — Нам нужно поговорить о сегодняшнем вечере.

Неужели? Поговорить о том, как они столкнулись с женщиной, которая во всех интимных подробностях знала, как он выглядел без одежды? Совершенно. Точно. Нет.

— Ладно. Как видно, новости о нашей скоропалительной помолвке широко распространились. Я думаю, своим появлением мы неплохо помогли ситуации. Ты очень убедительно изображал безумно влюбленного мужчину, что, мне кажется, помогло умерить пыл некоторых сплетников. Разумеется, нам понадобится еще несколько выходов, чтобы...

— Прекрати, — он притянул ее ближе. — Мне плевать, что люди подумали или не подумали.

— А тебе следовало бы волноваться об этом. Как бы мелко это не казалось, некоторые из них решат иметь ли им с тобой или твоим бизнесом дело, учитывая эту расторгнутую помолвку. Они расценят тебя как импульсивного и ненадежного. Что, если твоя личная жизнь является отражением того, как ты управляешь компанией, тогда они бы предпочли не...

— Ты прикрываешься этим фасадом снежной королевы, который тебе кажется надежной страховкой. Но я так легко не поддамся, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Почему ты убежала?

Гнев застил ей взор, так что он виделся ей через смутную, багровую дымку.

— Убежала? Значит, это моя вина, что твоя бывшая — или кем для тебя была — злобная, невоспитанная, грубая...

— Сука. Сдается мне, ты вытанцовываешь вокруг этого слова, — подсказал он. — И, нет, я не виню тебя за ее поведение. Но я хочу понять, почему ты ушла, как будто сделала что-то постыдное. Неужели родители принижали тебя до такой степени, что ты считаешь, что заслуживаешь такого отношения?

Его вопросы ударяли близко к цели. Слишком близко.

— И что же, по твоему мнению, мне следовало сделать? — она опустилась еще на ступеньку, еще больше сближая их лица. — Схватить ее за волосы? Покатиться с ней по полу, царапая и щипая? А что в следующий раз, когда я встречу другую твою бывшую? А еще одну? А еще одну? Тогда мне следовало бы хранить боксерские перчатки в сумочке, на случай, если я буду конфликтовать каждый раз, сталкиваясь с женщинами, с которыми ты имел интрижки.

Она выговаривала ему, запустив руки в свои волосы. Кто была эта женщина, наносящая словесные удары? Она не узнавала ее — она ей не нравилась. Негодование и бессилие смешались в ядовитую смесь, кипящую в ее желудке. Она ненавидела терять контроль. Ненавидела эмоции, кружащиеся и сворачивающиеся внутри нее, делая ее слабой, уязвимой, открытой для его пристального изучения.

Несмотря на скандал, раздутый из их внезапной помолвки, сегодня мужчины выказывали свое уважение Лукасу, обращались к нему с почтением и восхищением. Женщины прожигали в нем дыры похотливыми взглядами. Его личная значимость не была привязана к имени или крови, бегущей в его венах. Он внушал уважение собственными заслугами и силами. А она? Она даже не получила уважения и любви от своего отца. Для Джейсона и Лукаса она была лишь вещью. Пешкой, направляемой по шахматной доске их мотивами и планами.

— Мы можем обсудить, как много женщин у меня было. Мы можем обсудить, как много из них были совершенно безликими, и как бы я хотел, чтобы таковых было больше. Мы можем обсудить, что мне нравились некоторые, но я, ни одну не любил, — она обернулась и увидела его там же, где и оставила, руки в карманах брюк, тяжелый взгляд зафиксирован на ней. — Мы можем обсудить все эти вопросы. Позже. Сейчас мне нужен ответ на мой вопрос. Потому что прямо сейчас только это удерживает меня здесь, на месте, от того, чтобы отправиться в дом твоего отца и свернуть его неблагодарную шею.

Лукас приблизился, напомнив ей о большой, темной камышовой кошке на охоте. Здравый смысл и инстинкт самосохранения кричали ей отойти, но опыт велел остаться на месте. Как и любой хищник, чувствующий страх, он использует свое преимущество, воспользуется ее слабостью. Ее слабость в предательской реакции на его близость, его аромат. Его слова. Его прикосновение. Особенно его прикосновения.

— Почему у меня есть ужасное подозрение, что ты веришь той ерунде, которую он нес в своем офисе?