Она вздрогнула, прижал руку к груди. Либо его движения стали такими же хищными, как и внешность, либо она так глубоко погрузилась в собственные мысли, что не заметила его возвращения. Она изучила спокойное, не читаемое выражение его лица. Скорее всего, понемногу от каждого варианта.

— Да так, ничего.

— Ах, — он поставил на кровать поднос с графином холодной воды, кусками холодной курицы, сырными кубиками, виноградом и нарезанным хлебом. — Женское «ничего» существенно отличается от мужского. Что значит, это могло быть что угодно от последнего обращения президента до того, как сильно я облажался.

Он налил два стакана воды и поставил их вместе с графином на прикроватный столик.

Она бросила на него сердитый взгляд, а её живот недовольно закричал при взгляде на импровизированный ужин.

— Это совсем не по-сексистски.

Он не ответил, но, положив на кусок хлеба мясо и сыр, протянул этот бутерброд ей. Её сердце сделало сальто от этой кажущейся несознательной доброты. Когда она приняла сэндвич, он захватил её пальцы своими.

— Уже жалеешь, Сидней? — спросил он, и вопрос отозвался в тихой комнате гулом.

— Нет.

Она изучила его ещё раз. Пронзительно зелено-голубые глаза, в которых ещё час назад сверкал обжигающий жар, сейчас были потухшими, бесстрастными. Соблазнительный, чувственный изгиб его рта, контрастирующий с резко очерченными линиями его лица. Твёрдая, сильная линия челюсти. Резкое несовершенство его шарма, который безупречно смотрелся на нем.

Смущение вперемешку с возбуждением. Вопросы и беспокойства — их у неё было множество. Но сожаления? Нет.

— Тебя это беспокоит?

Он отщипнул кусочек курицы и закинул в рот. Боже, нечестно, что у него даже поедание пищи руками выходило сексуально.

Она моргнула, возвращая внимание к их беседе. Но не могла сосредоточиться. Он её потерял.

Она нахмурилась.

— Что у нас был секс?

— Нет. Шрам. Ты смотрела на него. Он тебя беспокоит? — в его вопросе не было эмоций или изменений интонации, обычный ровный тон, которым он мог бы спросить, какое сейчас время суток.

Как и в первый раз, когда он задал этот вопрос три недели назад (Господи, неужели прошло всего три недели, как он ворвался в её жизнь?) быстрое «нет, совсем нет» замерло у неё на языке. Но в последний момент она проглотила эти слова. Потому что они были бы ложью.

— Да, — сказала она. Что-то промелькнуло в его взгляде — старое и тёмное, прежде чем исчезло. — Но не по тем причинам, как, возможно, думаешь ты, — она развернулась к нему всем корпусом, поджимая ноги. — Когда мы встретились впервые, я, конечно же, заметила шрам. Но он меня не оттолкнул. Мне было больно за тебя. За ту боль, которую ты испытал. Меня беспокоило то, что ты страдал, — его лицо нахмурилось, и она подняла руки ладонями наружу. — Я не жалею тебя. Ни один человек, смотрящий на тебя, не сможет испытать жалость к тебе. Ты слишком... опасен для такого, — она коротко рассмеялась. — Помню, я подумала, что ты напоминаешь пантеру. Тёмную. Потрясающую. Но хищную. А отметина — показатель не слабости, а твоей силы. Твоей силы сражаться и выживать. Она кажется мне... — она остановилась, взвешивания, стоит ли раскрывать эту правду.

Он наблюдал за ней как животное, которое она упомянула, внимательно, не мигая, будто бы пытаясь обнаружить малейший намёк на ложь. Вздохнул, она аккуратно, чтобы не перевернуть поднос, поднялась с кровати. Она приблизилась к нему и, встав меж его ног, охватила его лицо.

— Она кажется мне красивой, — прошептала она. А потом одарила лёгким поцелуем обезображенную плоть под его правым глазом, затем коснулась губами шрама-близнеца, рассекающего его бровь. — Ты кажешься мне красивым, — призналась она, уткнувшись в его кожу.

Его руки сомкнулись на её талии. За исключением мелкого подрагивания пальцев, он оставался недвижимым как статуя. Нет, это было не совсем так. В его глазах полыхал пожирающий её огонь.

Внезапно он поднялся на ноги. В одно стремительное движение он поднял её в воздух, её ноги обвились вокруг его талии. Он приблизился к стене и поглотил её, когда её спина коснулась стены. Его язык проник между её губ, забирая, завоевывая. Поцелуй был жёстким, откровенным, первобытным. Столкновение ртов, зубов и языков. Она пробудила что-то дикое в нем, и это что-то клеймило её, оставляло свою метку. Возбуждение и желание пронеслись по её венам, увлажняющие нежные складки между её бёдер. Его грудь прижалась к её, его руки грубо прошлись вниз по её телу к бедрам. Он поддернул её халат выше к талии, а потом опустил руку меж её ног, стаскивая штаны пониже, чтобы освободить свою эрекция.

— Мне нужен презерватив? — прорычал он в её рот, его широкая, обнажённая головка терлась о её складки.

Она вцепилась в его плечи, пытаясь насадиться на его толстую плоть.

— Я на таблетках, — срывающимся голосом ответила она. — Только если ты...

— Я чист. Я никогда не трахался без защиты. Но ты... — он двинулся бёдрами, проникая внутрь ее, и издал хрипло стон болезненного удовольствия. — Тебя я хочу ощущать полностью, обнажённой на моем члене. Сжимающей меня, втягивающей в этот влажный жар. Я хочу тебя.

И он взял её.

Глава 16

— Мои поздравления, — провозгласил Эйден, входя в кабинет Лукаса со стопкой бумаг в руке. Он передал документы Лукасу, а потом опустился в кресло для посетителей перед столом и широко расставил длинные ноги. — В данный момент ты владеешь сорока шести процентами «Блэйк Корпорейшн», — он сделал паузу. — И контрольным пакетом акций.

Лукас изучил договор на покупку двадцати тысяч акций «Блэйк Корпорейшн» от имени одного из его страховых конгломератов. Учитывая эту покупку, ему принадлежала почти половина компании Джейсона. Его заполнило холодное удовольствие, и он отдался во власть этого ледяного объятия.

Так близко. Он был так близок к выполнению обещания — сокрушение Джейсона Блэйка — данного на могиле отца много лет назад.

— Есть что-нибудь подозрительное? — Лукас глянул на друга поверх контракта.

— Ничегошеньки. Поскольку ты покупал относительно маленькие количества через разные корпорации на протяжении последней пару лет, никто ничего не подозревает. Что касается Джейсона Блэйка, у него все еще контрольный пакет акций в компании.

Как и у него. Джейсон владел сорока четырьмя процентами акций «Блэйк Корпорейшн», остальные были разделены между акционерами. Если какие-нибудь из этих акций были скуплены одним учреждением, в компании бы заподозрили, что кто-то пытается завладеть ею. Но два года Лукас по-тихому покупал акции, что было возможным через множество фирм и предприятий под крылом «Бэй Бридж Индастриз». На сегодняшний день он завладел контрольным пакетом акций компании Джейсона Блэйка.

Плоды его мести были подобны яблоку на ветке, слишком высокой для него. Его пальцы могли дотянуться до трофея, но не могли схватить. Пока.

Оставался один последний шаг, прежде чем он мог провозгласить победу. Шаг, который приносил ему больше всего удовольствия.

— Скажи юристам набросать документ, требующий отставки Джейсона Блэйка с поста главы компании и председателя совета директоров «Блэйк Корпорейшн».

Когда он произнес эти слова, в его голове появился незваный образ Сидней. Она, стоящая у перил в домике в Сиэтле, смотрит на него поверх плеча и дарит одну из тех редких непритворных улыбок.

— Ты уже сказал Сидней о твоем прошлом с ее отцом?

Иногда Лукас был готов поклясться, что друг умел читать мысли. И такие моменты — как сейчас — чертовски раздражали.

— Нет, — Лукас опустил договор на стол. — Не сказал.

Эйдан нахмурился.

— Почему нет, черт побери? Значит, полагаю, ты также не сообщил ей о своем плане выкупить у ее отца его компанию?

— И дать ей шанс рассказать все Джейсону? Нет. У нее и так нет и капли верности по отношению ко мне.

— У нее могло появиться, если бы ты сказал ей правду. Если бы рассказал ей, почему вообще привел в действие всю эту макиавеллевскую схему. Если ты не будешь верить ей, хотя бы на слово, ты потеряешь ее.

— Потеряю ее? — усмехнулся Лукас, откидываясь в кресле. — Говоришь так, будто она хоть когда-то была моей.

Перемирие, о котором они с Сидней договорились в Сиэтле, оставалось в силе с их возвращения в Бостон три недели назад. Их жизнь превратилась в пугающе одомашненную схему: рано утром он уходил на работу, а она проводила большую часть дня в молодежном центре. Она возвращалась домой раньше него и подавала ужин к его приходу. Они ужинали вместе, обсуждая нейтральные темы, типа ее работы в центре и приглашения, которые она приняла от их имени. После ужина он исчезал в своем кабинете, чтобы закончить дела, которыми не мог заняться днем. А потом... потом он приходил в их комнату, где он занимался со своей женой сексом, пока ни один из них не мог пошевелиться. В дверях спальни вежливой цивилизованности приходил конец, и они набрасывались друг на друга с дикой энергией, дьявольски ублажавшей и изумлявшей его.

И заставлявшей его желать все больше.

Не только ее тела и всей этой восхитительной страсти, но ее саму. Те ее стороны, которые она показывала Иоланде и Мелинде Эванс, девочкам в молодежном центре, но не ему. Пока она не извивалась под ним в постели, теряя контроль. Только тогда она ослабляла оборону. Он думал, что ему будет достаточно только секса — не хотел чего-то большего. Он ошибался.

Особенно, когда Тайлер обладал ею больше, чем он. Ее бывший жених добился ее дружбы, уважения, любви. Проклятье, в их свадебную ночь она попросила больше времени из-за Тайлера. Лукас сжал кулак, ненавидя обоюдно острые зубцы стрел беспомощности и ревности, погрузившихся в его грудь.

— Мир — это тебе не сказочка, Эйдан. Ты и я знаем это лучше, чем кто бы то ни было. Сидней вышла за меня, потому что я ее шантажировал. Она хотела спасти отца от тюрьмы, а я хотел помешать Джейсону наложить руки на деньги Тайлера Рейнхолда.