И все это время он упускал одну важную, кричащую, очевидную истину.

Он и Сидней не были его родителями. Она не была эгоистичной и нарциссичной, заботящейся лишь о собственном удовольствии и желаниях. Он не был своим отцом, нуждающимся, побежденным, тоже эгоистичным, так что он бросил единственного человека, который нуждался в нем больше всего. Он не мог представить себе, как причинил такие страдания кому-то, кого любит — и не мог представить, чтобы Сидней позволяла этой трясине затянуть его, она делала его сильнее. Мудрее. Лучше.

И он не хотел проводить еще один день без нее.

Он поднялся со стула и обогнул стол, его мозг кипел.

— Самое время, — просиял Эйдан, тоже поднимаясь из своего кресла. — Что ты будешь делать?

— Искать свою жену.

— С возвращением, Люк! — Эйдан хлопнул его по плечу. — Но могу я дать один совет?

— Что еще? — Лукас прошел мимо него, устремляясь к двери.

— Сначала помойся.

Глава 21

Сидней поднялась по ступенькам родительского дома в Бикон-Хилл, пригнув голову, как можно ниже, продираясь через толпу репортеров, занимавшую тротуар и часть улицы. Прошло около недели с тех пор, как появились новости о махинациях ее отца, и помешательство прессы не уменьшилось ни на йоту.

— Сидней, вы знали, что отец ворует у собственной компании?

— Сидней, сюда! Посмотрите сюда!

— Сидней, это правда, что Лукас Оливер ушел от вас, как только узнал о вашем отце?

Ей чертовски не нравилось, что журналисты обращаются с ее именем так фамильярно. Как будто они были друзьями. Как будто у них было право на ее ответы и чувства. Особенно о ее семье. И ее муже. Муже, которого она не видела пять дней, два часа и сколько-то минут. Она могла игнорировать репортеров, но не могла избавиться от пустой дыры, разверзнувшейся в ней с того дня.

Господи, только бы не попасть в очередную засаду.

Родители знали, что она покинула дом Лукаса — как, видимо, знала и пресса. Ее передернуло от неприязни, что ее личные отношения и боль были преданы освещению в национальных новостях и светских колонках. Если для этого требовалось еще раз прийти в гнездо Блэйков для еще одного раунда «Операции Тайлер», то это будет короткий визит. Да, Лукас ранил ее своим неверием и обвинениями насчет Тайлера, а также своим недоверием и двуличием касательно ее отца. И да, она жила у Иоланды, поскольку директор молодежного центра добровольно предложила ей свою гостевую комнату, когда все поняла.

Но была одна вещь, которую она не могла пересмотреть или решить: она любила Лукаса. Всеми фибрами своего существа, каждой частичкой души. Она любила его. И с тех пор, как он появился в ее жизни, она стала сильнее, увереннее в себе. Уверенной в своей значимости и ценности. Никто никогда за него не сражался. Ни его мать. Ни его отец. А она бы сражалась — охотно и гордо стала бы его чемпионом — если бы он позволил ей. Если бы он доверял ей, если бы он был честен.

Она любила Лукаса — Боже, она любила его. Но она не стала бы обрекать себя на такой же брак, который она видела, пока росла. Она заслуживала намного больше, чем это. Он заслуживал большего.

Но с арестом ее отца за те дни, как она ушла, у нее не было времени увидеться, или поговорить с Лукасом. Ее мать не понимала, все еще не могла уловить, что ее муж совершил преступление и должен был отправиться в тюрьму и заплатить штраф. Сейчас он был дома под залогом в два миллиона долларов, но шансы на его заключение были очень велики. И все же он был ее отцом, она любила его и осталась бы на его стороне в любом случае.

Дверь распахнулась, как только она к ней приблизилась. Она благодарно улыбнулась Мэдди и стянула свое пальто. Отдала его домработнице и направилась в кабинет отца, где его обычно можно было найти, когда он пребывал дома. Быстро постучав, она толкнула дверь.

— Привет, пап. Извини, меня задержали...

Зайдя в комнату, она оцепенела, шок сковал ее дыхание и голос.

Лукас.

Он поднялся с дивана, и она уставилась на него, жадно и с болью. Господи, как же она соскучилась по нему. Шелковые локоны волос у челюсти. Узкое лицо с патрицианскими углами и линиями. Живые зелено-голубые глаза и любимый шрам, напоминающий о катастрофе, в которой он выжил. И высокое восхитительное тело, которое оборачивалось вокруг ее по ночам, мощное и защищающее. Ее пальцы зудели от необходимости дотронуться до него, приласкать его. Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

— Сидней,— поприветствовал ее отец, тоже поднимаясь со стула у дивана и махая ей, приглашая пройти вглубь комнаты. — Проходи, присаживайся. Мы ждали тебя.

Оторвав изголодавшийся взгляд от Лукаса, она пересекла комнату и поцеловала отца в щеку, прежде чем устроиться на другом конце дивана.

Джейсон опустился на свой стул и после пары мгновений молчания, наклонился к ней, вздохнув.

— Сидней, это одна из тяжелейших вещей, в которой я должен признаться, особенно тебе, моей дочери. То, что говорили обо мне в новостях, — правда. Но пока еще не сказали, что я сам им сдался.

Шок пронесся по ней, распространяя громкие, несогласованные вибрации. Он сдался сам, не Лукас... О Боже. Ее обвинения и его отрицание эхом отозвались у нее в голове, ударяясь о стенки черепа, становясь все громче. Да, он солгал, что оставил компанию отца в покое, но он не обращался к властям...

— Вина висела на мне тяжким грузом два года, — продолжил Джейсон, врываясь в ее самобичевания. — Я больше не мог продолжать жить обманщиком. Это поглотило меня, приходя домой, встречая тебя и твою мать, и знать, что я, в общем-то, преступник. Но все же, это не стыд заставил меня пойти в ФБР, — Джейсон взглянул на Лукаса, который не проронил ни слова с тех пор, как она вошла, а потом вернул свое внимание к ней. Усталость подчеркнула морщины на его лице, и, хоть с его признания прошла лишь пара дней, он казался много старше. — С тех пор, как я встретил Лукаса, что-то в нем меня напрягало. И только после свадьбы я понял, что именно. Он похож на своего отца, Роберта Эллисона.

Она рискнула бросить взгляд на Лукаса, обеспокоенная тем, что упоминание имени отца из уст Джейсона могло привести его в ярость. Но Лукас остался недвижимым как статуя, выражение его лица не поддавалось прочтению.

— Я всегда задавался вопросом, что же случилось с сыном Роберта, — произнес Джейсон. — И после свадьбы Терри и я провели небольшое расследование — очень непростое расследование. Это заняло очень много времени у наших детективов, но мы обнаружили, что он возродился Лукасом Оливером, мужчиной, за которого внезапно решила выйти моя дочь. Все кусочки быстро сложились между собой после этого. Твой разговор с Терри о компании, твое внезапное решение о замужестве. Ты сделала это для меня. Чтобы защитить меня.

Лицо Джейсона исказилось от боли, в унисон с судорогой в ее груди.

— Сидней, я делал в своей жизни вещи, которыми не горжусь. Много прискорбных вещей, — прошептал он, и она спросила себя, думает ли он о человеке, которого когда-то называл лучшим другом. — Но было бы непростительно позволить тебе заплатить за мое преступление, мой грех. Поэтому я сдался ФБР, чтобы ты освободилась. Мы — эта семья, ты — понесли так много потерь. Я не позволю испытать тебе еще хоть минуту такого. И я сожалею, что тебе пришлось такое пережить ради меня, и от меня в прошлом, и сейчас, — он вытянул руки вперед ладонями вверх и разглядывал их прежде, чем перевести на нее усталый, грустный взгляд. — Милая, твоя жертва заставила меня осознать, что мне следовало быть лучше, поступать лучше. Но это также заставило меня признать, что я не был абсолютным злом, поскольку смог вырастить замечательную, самоотверженную женщину, как ты. Сидней, ты заслуживаешь жизни, наполненную счастьем. Ты заслуживаешь любви.

Слезы защипали ее глаза, а шок приковал ее к подушке дивана. Он пожертвовал чем-то ради нее. Ради ее будущего.

— Папа, я… — она запнулась, покачала головой. — Спасибо, — сказала она, наконец, хриплым голосом.

— Нет, Сидней. Спасибо тебе. Тебе, твоему брату. Вы двое были и есть лучшим произведением вашей матери и меня. Не следовало позволять скорби по Джею заставить меня забыть о твоем существовании. Я потерял так много времени. А теперь... — прочистив горло, Джейсон поднялся, очевидно, думая о неизбежном тюремном заключении, которое украдет еще больше времени у их разбитой семьи. — Теперь если вы меня извините, — пробормотал Джейсон, а затем, кинув долгим взглядом в направлении Лукаса, вышел из кабинета, оставляя ее наедине с ним. Ошеломленная, она смотрела на захлопнувшуюся дверь пару секунд, а потом перевела взгляд на Лукаса.

— Ты знал? — спросила она.

— До того, как приехал сюда сегодня, нет, — ответил он, пристально рассматривая ее.

— Почему ты здесь, Лукас? — даже для собственных ушей ее голос прозвучал устало, настороженно. Признание и заявление ее отца измотали ее эмоционально. После их последней ссоры часть ее боялась того, ради чего Лукас сидел здесь, готовый рассказать ей. И хотя она любила его, он чертовски сильно ранил ее своим обманом. — Извини, что не поверила тебе, что не ты сдал моего отца, но ты все равно лгал мне о покупке акций «Блэйк Корпорейшн» и попытках захватить компанию...

— Я пришел сказать твоему отцу правду о том, кто я, о нашем браке и почему ты ушла от меня, — пауза. — Он ударил меня за оба из этих пунктов.

Она прислонилась к подлокотнику дивана. Зачем ему раскрывать свой секрет, разоблачать себя?

— Пока я не встретил тебя, моей единственной целью была месть. Она меня вела, она меня определяла. И я пытался цепляться за нее, потому что из-за моей ярости я не знал, кто я. Но за последние пару недель я понял, кем и чем являюсь. Я твой муж. Я не виноват. Я нечто большее. Из-за тебя. И я люблю тебя.

Боже. Надежда, прекрасная, но такая хрупкая надежда, затрепыхалась у нее внутри, как бабочка, разрывающая свой кокон.