Она кипела, но не была идиоткой. Она уставилась на меня сквозь мускулы и пот, пар, исходящий от меня, и мой хмурый взгляд должны были прогнать ее прочь.

– Ты ведь делаешь все, чтобы избежать внимания, не так ли? – спросила она. – Ты не хочешь заключать сделку. Ты не хочешь оставаться в тренировочном центре с командой. Ты ненавидишь общаться с людьми, и ты будешь разрушать каждую хорошую возможность только для того, чтобы оставаться в тени.

Я ничего не ответил.

– Знаешь, мне всегда казалось странным... почему ты каждый день приходишь домой так рано. На рассвете ты уходишь, но возвращаешься уже в середине дня.

Боже. У меня не было ни терпения, ни сил, чтобы справиться с этим.

Она заставила меня слушать.

– Команда тренируется по утрам и проводит встречи в начале дня, – сказала она. – Потом игроки обычно тренируются вместе в тренажерном зале. Но только не ты.

– Только не я, – согласился я.

– Возвращаешься домой, как только появляется возможность уехать.

Я указал на свою современную, тихую, отдельную комнату для тренировок.

– Зачем мне торчать там, когда у меня есть это здесь?

– Дело не в оборудовании, Коул.

Я стиснул зубы.

– Чего ты от меня хочешь? Я – одиночка. И ты это прекрасно знаешь.

– Но почему же?

– Почему, что?

– Почему ты одиночка?

Я ничего не ответил.

– Коул, посмотри на меня.

Голос Пайпер сорвался с ее губ, смесь гнева и разочарования. Ей следовало бы выскочить из тренажерного зала, проклиная меня за то, что я причинил ей боль. Вместо этого она повернулась ко мне лицом.

Почему? Чего же она хотела? Ответа? Причины, по которой я не мог заставить себя взглянуть на нее?

Хотела ли она, чтобы я признался в этом?

А все потому, что она была такой красивой, нежной и умной.

И чем дольше я оставался в ее присутствии, тем больше ненавидел себя.

– Ты живешь в этом большом красивом доме совсем один, – сказала она. – Но почему же?

Неужели мы, действительно, это делаем?

– Мне так больше нравится.

– Тебе нравится иметь такую большую собственность? А как же налоги? Содержание поместья?

– Какое мне дело до садовника или горничной?

– Это дом твоих родителей?

Хорошо. Урок истории.

– И отца моего отца, и его отца до него.

– А где твои родители?

– Мертвы.

– Ты их не оплакиваешь.

– Трудно оплакивать кого-то, по кому я не скучаю. Моя мать умерла, когда я был маленьким, и мой отец не спешил заменить ее.

Пайпер кивнула, как будто она все поняла, как будто это было так просто.

– Ты не ладил со своим отцом?

– А какое это имеет отношение к дому?

– Ты же сам говорил, что он тебя бил.

– Каждый получает удары от своего отца.

Пайпер подняла бровь.

– Не я.

– Верно... твой просто уволил тебя и оставил бездомной без всякой альтернативы.

– У меня была альтернатива.

– Ах да?

– Выйти замуж за отца Роуз.

Эта мысль воспламенила мою кровь, а я даже не знал этого человека.

– Но ты этого не сделала.

– Нет.

– Но почему же?

– Потому что Джаспер не очень хороший отец для моего ребенка.

И поэтому она разговаривала со мной? Трахалась со мной?

Мои внутренности скрутило льдом.

Это имело смысл. Пайпер хотела использовать меня для быстрого траха. Ничего больше.

Черт возьми, я понятия не имел, что еще могу ей предложить.

– По крайней мере, ты нашла утешение в моей постели, – сказал я.

– Да. Я здорово покувыркалась на этих простынях, – она подошла ближе. – И я не жалею об этом.

– Так и должно быть.

– А ты этого хотел?

Нет, но это было неизбежно. Такая женщина, как она, нуждается в прекрасном принце, в ком-то ответственном и безопасном. В ком-то, кому она могла бы доверить своего ребенка.

– Я сделал то, о чем ты меня просила, – сказал я. – Ты хотела, чтобы тебя трахнули. Я трахнул тебя.

– Да, в этом смысле ты, действительно, великодушен.

– Пытаюсь понравиться.

– И ты это сделал, даже если не веришь мне.

– Ты не очень утонченная, красавица. Ты кончила и чуть не оторвала мне член.

– Так в чем же проблема? – спросила она. – Ты пытался залезть мне в штаны с того самого момента, как мы встретились. Теперь, когда ты дважды побывал там и кончил, ты даже не смотришь на меня, пока я с тобой разговариваю. Что случилось? Неужели я настолько плоха?

– Я этого не говорил.

– Недостаточно опытна для тебя?

Я тяжело вздохнул. Это не погасило жар в моей груди.

– Ты была само совершенство, красавица.

– Как ты думаешь, мне... легко сейчас? – в ее голосе прозвучала скрытая боль, как будто она, действительно, думала, что я нахожу, что с ней что-то не так. – В чем я виновата? Ты меня трахнул. Неужели я теперь тебе противна?

– Черт возьми, Пайпер. Ты думаешь, что я испытываю отвращение к тебе?

– А что мне теперь думать? Не знаю, нравлюсь ли я тебе. Я даже не знаю, друзья ли мы. Я ни хрена не понимаю, почему ты, действительно, хочешь, чтобы я была здесь.

– Блядь, Пайпер. Ты не понимаешь.

– Тогда помоги мне понять.

Она хотела знать правду? Уродливую, ужасную, душераздирающую правду?

Хорошо.

Мой голос понизился, став резким и несокрушимым.

– Я попросил тебя переехать в поместье, потому что когда ты и ребенок рядом, я чувствую себя не таким чудовищем, – я уставился на нее, желая своим взглядом наказать ее за то, что она разбудила зверя. – Ты меня не отталкиваешь, красавица. Я сам себе противен.

Пайпер отступила назад, но так просто ей не уйти, не сейчас.

– Но почему же? – ее голос дрожал. – Почему ты так себя ненавидишь?

– А что тут любить? Я должен ненавидеть себя. Если бы я этого не делал... если бы я позволил себе быть этим монстром…

Но слова так и не пришли. Пайпер потянулась ко мне, но я оттолкнул ее. Никаких прикосновений. Никаких разговоров. Ничего. Мое сердце разрывалось в груди. В любом случае, оно мне не нужно.

– Ты хоть представляешь, каково это – жить, постоянно ощущая ярость? – прошептал я.

Пайпер выдохнула, дрожа так близко со мной. От страха?

Нет.

Она слушала. Охотно. Отчаянно.

– Я сражаюсь с ней каждый чертов день, – сказал я. – Я изо всех сил стараюсь сдержать эту ненависть. Я просыпаюсь злым. Я засыпаю в гневе. Я в ярости, когда делаю свою работу. И обычно я могу это контролировать.

– Обычно?

– В последнее время это не выходит у меня из головы. Мучает. Выворачивает меня наизнанку. Ты меня понимаешь? Я не могу избавиться от этой ярости. Она просто... растет.

Пайпер не убежала.

Почему она не убежала?

Почему она осталась, слушала и вела себя так, будто ей не все равно?

– Ты даже не представляешь, как это тяжело. Каждая минута каждого дня – это борьба с самим собой, отрицание темных и ужасных частей меня. Ты спросила, почему я тренируюсь здесь? Один? Дело не в одиночестве. Это единственное место, где я могу каждый день доводить себя до критической точки.

– Ты наказываешь себя?

– Нет. Это единственный способ измотать себя. Я вкладываю все силы до последней капли в свою тренировку, молясь, чтобы этого оказалось достаточно, чтобы я так устал, чтобы мне на все стало наплевать.

– Коул…

Она все еще ничего не понимала. Как, черт возьми, я должен был описать, насколько сломлен я был перед кем-то настолько совершенным?

– Я живу каждый день в страхе, – я не испытал облегчения, признавшись в этом. Только еще больше усугубил этот позор. – Я больше, чем все остальные. Я стал сильнее. Я – проклятое чудовище. Я даже не могу больше играть в эту игру, не сломав человеку спину. Я слишком опасен. Я не могу…

Я отвел взгляд. Встал. Попытался уйти.

Пайпер мне этого не позволила.

Она прижала одну руку к моей груди, а другую – к щеке. Я боролся с ней, но ее прикосновение согревало меня изнутри. Нежное. Чертовски нежное.

– Перестань наказывать себя, – сказала она. – У тебя нет причин бояться.

– Конечно, есть. Ты меня пугаешь, красавица.

Пайпер замерла, понизив голос.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить мне боль?

Я взял ее за руку и тут же горячо ответил: «Нет».

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить боль Роуз?

Эта мысль вызывала у меня физическое отвращение. Я оттолкнул ее, стараясь вспомнить улыбку ребенка, ее смех и то, как она каждое утро делилась со мной своим бананом.

– Боже, нет.

– Тогда почему ты так боишься? Почему ты не позволяешь мне доверять тебе? – Пайпер придвинулась слишком близко, слишком мягко.

Она хотела, чтобы ее поцеловали. И мне тоже захотелось ее поцеловать. Если бы я мог, то сделал бы больше. Я бы ласкал ее, боготворил, занимался с ней любовью. Я представлял себе, как доставляю ей все удовольствия, которых заслуживает такая женщина, как она.

Я хотел чувствовать ее рядом с собой ночью.

Мне хотелось просыпаться рядом с ней по утрам.

Но этого не случится. Не может случиться.

Я сделал шаг назад.

– Я не рискну причинить тебе боль, – сказал я.

Ее слова поразили меня – честные и печальные.

– Но что ты потеряешь, если уйдешь?

Пайпер не собиралась драться со мной. Роуз заплакала в радионяне, и она оставила меня с эхом своего нежного предупреждения.

Одного.

В тишине.

Когда-то я думал, что люблю одиночество. Но я ошибся.

Я ненавидел его. Тишина была проклятием, а мой собственный страх – узами, приковывающими меня к чудовищу, которое я ненавидел больше всего. Я должен был убежать от него, но не знал как.