Я молча обняла его за шею, потерлась носом о щеку.

- Давай лучше о другом, - Максим чуть отодвинул меня за плечи, так, что мне волей-неволей пришлось смотреть ему в глаза.

- А нам работать не надо?

- Подождет, почти закончили. Мне вот что интересно. Если бы оказалось, что действительно беременна, мне сказала бы?

- Конечно. Только я даже представить боялась, что придется это делать.

- Почему? – удивился он. – Сомневалась, как отреагирую?

- И это тоже. А еще – потому что это адище. Один раз переспать с мужчиной – и залететь. По собственной дурости. Просто королева оленей.

- Глупенький, - он прижал меня к себе и легонько прикусил мочку уха. – Все бывает. Значит, так было бы нужно.

Я улыбнулась, вспомнив свои недавние мысли:

- Помнишь Юлькиного пингвина?

- Еще бы! Надеюсь, он не соврал и у нас действительно будут общие дети. Только не прямо сейчас.

- Говорят, для этого нужно девять месяцев, - хихикнула я.

- Серьезно? Врут, наверно. Нинка, - прошептал он, целуя меня в шею, в вырез кофты, - мне тебя всегда мало.

- Фокин, прекращай! – прошипела я, уворачиваясь. – Я сейчас в демо-версии, и все, на что годна, лучше отложить до дома. Так что чем быстрее закончим…

- Понял, - он спихнул меня с колен. – Вали работать!

Вылизав до блеска Коломяги, мы прикинули объем работ по Шушарам и Приморскому.

- Если начнем уже в воскресенье, останется лишний день на Северную, - сказал Максим, когда мы шли домой, держась за руки. – Там все-таки объем побольше. А завтра объявляю выходной. Ты хоть помнишь, какой завтра день?

- А то нет! – я толкнула его в сугроб и застонала: – Черт!!!

- Что? – испугался Максим, выбираясь обратно на дорожку. – Забыла что-то?

- Забыла. Завтра мне к матери в Левашово ехать. Годовщина смерти отца. Она же мне весь ливер съест, если не приеду помянуть. Хотя я его за всю жизнь раз пять видела, да и вообще… И Димке надо будет позвонить.

- А Димка – это кто?

- Брат по отцу. Старший. Он классный, я вас познакомлю. Есть еще Кирилл, младший, но он меня терпеть не может, мы не общаемся.

- Значит так, - Максим сжал мою руку. – К матери поедем с утра, а вечером отметим нашу годовщину. Годится?

- Поедем?! – я ушам не поверила. – Ты в своем уме?

- А в чем проблема? Ты собираешься меня прятать? Или она не в курсе последних событий?

- В курсе, что с Германом все. И прятать не собираюсь, но… Ты уверен? Ты же ее помнишь?

- Помню. Ничего, как-нибудь переживу.

- Ну смотри, Максим… И не говори потом, что тебя не предупреждали!

= 36.

13 января

В Левашово мы поехали, разумеется, не с самого утра, а к обеду.

- Ты мать-то хоть предупреди, - сказал Максим, когда мы вечером ложились спать. – Если еще не поздно.

- Не поздно. Она часа в два укладывается.

Я набрала мамин номер и сказала, что приеду днем и не одна.

- Неужели все-таки помирились? – спросила она со странной смесью надежды и разочарования.

- Нет, - я покосилась на Максима, который читал какой-то журнал. – Не с Германом.

- Интересные новости, - растерялась мама. – Ты с ума сошла?

- Ну, в некоторой степени, - согласилась я и поспешила распрощаться, пока она не начала вытягивать детали.

- Все, Фокин, держись, - я положила трубку на тумбочку. – Она надеялась, что я одумалась и помирилась с Германом. Все-таки старое зло лучше нового. А тут облом. Не завидую я тебе. Да и себе тоже. Чего ты там читаешь?

- Нашел какой-то глянец. В туалете валялся. Офигенно интересная статья. Пишут, что секс с утра повышает производительность труда.

Я стиснула зубы, чтобы не расхохотаться. Хотя ничего смешного, если подумать. Эти статейки Герман десятками клепал для подобных журнальчиков. Под псевдонимами, которых у него было, наверно, больше, чем у Чехова.

- Вот, не зря мне всегда нравилось с утра, - сказала я. Разумеется, умолчав о том, что совратить на подобное дело автора статьи было задачей повышенной сложности.

- А мне всегда нравилось всегда, - пожал плечами Максим. – Если мы с тобой будем этим делом заниматься перед работой, то до работы вообще не дойдем. Получится вместо работы. А насчет матери не волнуйся. Если все будет так ужасно, сбежим, а потом напьемся. Чтобы снять стресс.

Я уже почти засыпала, уютно устроившись в его объятьях, когда вдруг снова вспомнила про журнал. В голову пришла мысль, которая, наверно, и раньше там плавала, но на стадии желейной неопределенности.

Не хотела бы я оказаться на месте Максима. Поселиться там, где совсем недавно, и двух недель не прошло, жил другой мужчина. Спать на его месте, сидеть за столом, пользоваться теми же вещами. Смогла бы я так? Жить в квартире, откуда только что уехала Зоя? Да мне и в машине-то на пассажирском сиденье было неуютно, когда тридцать первого мы ехали к Максиму. Хотя раньше он иногда подвозил меня, и ничего подобного я не испытывала.

Интересно, думает ли он об этом? И ведь не спросишь же. По-хорошему, нам надо было снять другую квартиру. А мою сдать. Хотя бы на какое-то время. Но я не представляла, как пустить в нее посторонних людей. Да и мама бы меня сожрала, хозяйка-то она.

- Кстати, все хотела тебя спросить, но забывала, - сказала я, когда позади осталось Парголово. – Откуда ты тогда ехал? Ну, год назад?

- Когда мы так замечательно познакомились? Черт, проскочили уже это место. Из поликлиники в Осинке. Была там небольшая разборка с персоналом.

- Мама, кстати, туда ходит. То есть не ходит, а иногда, по самой крайней необходимости, наведывается. Но полис у нее туда прикреплен.

- Хорошо, что сказала, - кивнул Максим. – Буду иметь в виду.

- Не надо ничего никуда иметь. Она ненавидит врачей и традиционную медицину, я же тебе говорила. Так что будет рада на Ивашкиных косточках поваляться.

- И это тоже учту. Не беспокойся.

С утра хмурилось, но к обеду день разгулялся. Снег блестел на солнце, пушился сугробами на обочинах и лапами на деревьях. Левашово выглядело нарядно и вполне завлекательно.

- Симпатичный какой поселок, - заметил Максим, когда я разворачивала Жорика, чтобы заехать во двор задом. – Вроде совсем рядом с городом, а как будто далекая область. Бабушка моя в таком живет.

- Мне тоже нравится. В старости сюда перееду. Заведу большую собаку. Летом буду валяться в гамаке и пить на веранде чай из самовара. А зимой сидеть у камина и вязать носки.

- А мейнкун как же?

- Обязательно.

- А… меня ты в расчет не берешь? – осторожно поинтересовался Максим.

- А ты сам себя берешь в расчет?

Прозвучало коряво, в моей обычной манере, но он, кажется, понял. И промолчал.

Ну и ладно. Притормози, Нина. А то точно будешь одна здесь с собакой жить.

Мы долго топтались на крыльце, делая вид, что отряхиваем снег с ног веником. Наконец мне надоело бояться, и я втолкнула Максима в прихожую. Мама вышла навстречу. Последовала немая сцена.

- Здравствуйте, Марина Петровна, - Максим пошел с младших козырей, чарующе улыбаясь, но не прокатило.

- Кажется… Михаил Иванович? – поджав губы в ниточку, спросила она и перевела взгляд на меня: это как понимать?!

- Максим, - поправил он. – И можно без Ивановича.

- Ну раздевайтесь… Максим. Вон там тапки Германа, наденьте.

- Ма! – зашипела я.


- А что такое? – она приподняла брови. – Пол холодный.

Максим чуть прищурился, но тапки надел. Я потащила его в ванную мыть руки.

- Нин, спокойно, - он погладил меня по спине. – Давай так, что бы она мне ни сказала, ты молчишь. И рожи не корчи, ладно?

- Фокин, ты что задумал? – насторожилась я. – Укрощение строптивой… тещи?

На этом слове я запнулась, но Максим то ли не обратил внимания, то ли сделал вид.

- Спокойно, Маша, я Дубровский. Все будет норм.

Мы сели за стол, который традиционно приседал от тяжести. Даже когда я приезжала одна, мама всегда готовила на роту стройбата, а я потом тащила домой пакет контейнеров.

- Нина за рулем, а вы Максим, выпьете? Помянуть Льва Васильевича? Этот Нинин папа, сегодня годовщина его смерти.

Максим отказываться не стал и лихо хряпнул водки, хотя терпеть ее не мог и если пил, то только коньяк, вино или пиво. Мне достался традиционный вишневый компот – по виду вполне так вино. Мама посмотрела в угол на портрет отца, перед которым горела свеча и стоял лафитничек, накрытый куском хлеба. Мне было хорошо известно, что будет дальше. Подробнейший рассказ о том, каким замечательным он был человеком. Шестой год подряд. Герман, по неосторожности попавший на первую годовщину, больше ни разу со мной в этот день к маме не приезжал. А мне деваться было некуда. Хотя речь эта из года в год не менялась.

Максим внимательно слушал, но я-то прекрасно знала, что с таким вот выражением глубочайшего внимания он запросто может думать о чем-то своем. В красках расписав личные качества и профессиональные успехи отца, о его семейном статусе мама умолчала. Хотя и намекнула прозрачно:

- К сожалению, мы с Львом Васильевичем так и не смогли пожениться. Но Ниночку он официально признал своей дочерью.

Я помалкивала, наворачивая мамины разносолы и попивая компот. Покончив с обязательной программой, она перешла к произвольной. Поначалу это выглядело как вполне невинный и естественный интерес к персоне нового кавалера дочери.

- Максим, вы как с Ниной в больнице познакомились, так и поддерживали… эээ… отношения?

- Мы с Ниной познакомились ровно год назад, когда она мне машину зацепила.

Я от души пнула его под столом, потому что маме о той аварии известно не было. Максим понял и не дал ей вставить ни слова: