- В понедельник, в десять вечера.

- Проводить сможем, но не больше.

- Да ладно, не парьтесь, - Алла махнула рукой с зажатой вилкой, едва не запустив кусок мяса в космос. – Все, что я хотела, уже увидела. А так найду, чем заняться. Ты мне только ключи оставь. Извините, конечно, что так в наглую получилось, но… ты же знаешь, Макс, некоторых товарищей. У которых свербит. А если б заранее предупредила, ты бы нашел массу контраргументов и убедил не приезжать.

- Передай товарищам, что… А, что хочешь, то и передавай, - Максим посмотрел на часы. – Ты не обидишься, если уже поедем? Завтра вставать рано, а мы всю неделю спали часа по два-три.

- Валяйте, - разрешила Алла. – Только сначала…

- Ой, нет! – поморщился Максим. – Давай без глупостей, а?

- Молчи, Чуня. В конце концов, вы можете не верить, это ничего не меняет. К тому же ты знаешь, самое плохое я все равно не говорю.

- Так в том-то и дело. Наплетешь бочку арестантов, а ты думай потом, все ли сказала и о чем умолчала. Кстати, я летом Нинке и себе гадал на кофейной гуще. Как ты мне показывала. Мы тогда еще очень мало знакомы были. Я запомнил только несколько фигулек, вот одна из них и вылезла. У нас обоих. Резкий поворот в жизни. Так и получилось.

- Ну, под резкий поворот многое притянуть за уши можно, - Алла встала и вышла, вернувшись через пару минут с замшевым мешочком. – Хотя да, у вас вполне так сбылось. Карты я не взяла, а руны всегда со мной, с ними нужно в контакте быть постоянно.

- Это тоже психология? – немного ехидно поинтересовалась я.

- Нет, это то самое, Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, - отрезала Алла. – Чистая энергетика.

Она опустила руку в мешочек, закрыла глаза, что-то пошептала, потом вытащила несколько отполированных цветных камешков с высеченными рунами. И уставилась на них с выражением крайнего удивления.

- Ну, говори уже, - Максим с нетерпением сдвинул брови. – Мы ж не клиенты, чтобы дым в глаза пускать. Еще бы крокодила привезла.

- Короче, я спросила о том, как сложится ваша совместная жизнь. Конечно, все надо делить даже не на два, а на двадцать два, но получается очень любопытно. Если в переводе на человеческий язык, похоже, это надолго. Вы друг для друга как источник энергии. И источник неприятностей, кстати. Причем это как-то взаимосвязано.

- Про энергию и источник неприятностей действительно похоже на правду, - серьезно кивнул Максим, и я традиционно пнула его под столом. – Все?

- Нет, - Алла нахмурилась. – Странное сочетание, ни разу вообще такого не видела. Пока вы вместе, будете постоянно ходить по краешку. Опасностей, неприятностей, не знаю. Не то чтобы с головой в них вляпываться, но очень близко. Причем все эти неприятности будете устраивать себе сами. Потом отважно с ними бороться и даже получать некий профит.

- То, что не убивает, делает нас сильнее? – Максим скептически хмыкнул, но Алла кивнула серьезно:

- Да, как-то так.

Когда мы уже ехали домой, я спросила:

- Что скажешь?

Максим неопределенно пожал плечами.

- Хрень это все, конечно. Что она там с камнями говорила. Но, знаешь, может быть, что-то в этом и есть. Про энергию и неприятности. Если подумать и вспомнить.

- Максим, под это можно подогнать что угодно. Как и под кофейные знаки с неожиданным поворотом. Я не об этом. Мне кажется, я ей понравилась. Но, может, я принимаю желаемое за действительное?

- Мне тоже кажется, что понравилась.

- И она мне. Слушай, а ваш отец, оказывается, военный? Ты не говорил.

- Разве? – удивился Максим. – Да, полковник в отставке. Пограничник. Возможно, поэтому у него немного… странные взгляды. Долг превыше всего, обещания надо выполнять, слово держать - хоть сдохни. Нет, это все, конечно, прекрасно, но до разумных пределов, пока не приводит к деструкции. Хотя, как ты поняла, я этим тоже страдаю в некоторой степени. Наверно, это заразное.

Днем я думала, что наконец-то, впервые за эту неделю, мы по-человечески ляжем спать. Четыре ночи подряд возвращались под утро, быстро принимали душ и падали в кровать, засыпая раньше, чем оказывались под одеялом. Чтобы буквально через несколько секунд проснуться от мерзкого завывания сразу двух будильников. А еще думала, что спать мы все-таки будем не сразу – тоже наконец-то. И что в результате вышло?

А ничего.

Мы лежали, обнявшись, Максим гладил меня по спине, а я проваливалась в сон, хотя это было страшно досадно. Потому что ближайшие ночи нам тоже предстояли не самые романтические.

- Фокин, я так не играю, - язык едва шевелился. – Я тут лежу рядом с тобой, совсем голая, а ты на меня не реагируешь.

- Нинка, я правда тебя хочу, - так же невнятно пробормотал он. - Но… спать – больше. Извини.

- Черт с тобой. Я тоже. Спать хочу больше. Обидно, понимаешь…

Кажется, я пыталась сказать что-то еще, но уснула на полуслове.

Кошмарнее всего получились как раз суббота и воскресенье. Поликлиника в Северной долине, самая большая, была и самой запущенной, а к понедельнику мы должны были кровь из носа привести ее в пристойный вид.

- Это, знаешь, какая-то аномальная зона, - жаловался Максим, оторвавшись на минуту от карт, чтобы дать глазам отдохнуть. – Она такой была, когда я туда пришел. Пока был заведующим, еще худо-бедно держалась, а как ушел сюда – снова покатилась под гору. Ты должна была заметить, что оттуда самое большое количество жалоб идет.

- Я думала, это из-за количества врачей и пациентов.

- Не только.

Собственно приписок и поправок мы делали не так уж и много, в основном врачи с этим справлялись сами в процессе. Но вот сверка статистики и записей – это была адова работа. Одни узи чего стоили! Мы сверяли файлы каждого врача со статистикой регистратуры, а при малейшем расхождении смотрели, все ли записи есть в картах пациентов. И кто из врачей общей практики или специалистов дал направление. И есть ли записи о приемах этих самых врачей. И… короче, до бесконечности. Только для того, чтобы выловить несколько блох. Которые, в противном случае, выловили бы проверяющие. А каждая такая блоха – по сути, украденные из бюджета деньги. Что, само собой, чревато.

Максим даже свои смены в академии перенес. В понедельник и во вторник мы уходили домой почти вовремя – когда заканчивали работу ревизоры. Полировать больше было нечего, а текучку решили отложить до окончательного завершения проверки. Проводили Аллу. После ужина падали на кровать и… тупо смотрели какой-нибудь фильм по телевизору.

- Максим, это вообще нормально? – спросила я в один из рекламных перерывов. – Мы с тобой вместе меньше месяца, а у нас секса уже двенадцать дней не было. Двенадцать, Карл! Ну ладно, пять из них я была ограниченно пригодна, потом мы впахивали по двадцать часов в сутки, но сейчас-то? У меня такое ощущение, что вагоны разгружали. Реально сил нет. Ни морально, ни физически.

- Вот это и называется импотенция бизнесменов, - фыркнул Максим. – Когда из-за постоянного нервного напряжения и не хочется, и не можется. Ничего, Нин, завтра вся эта шняга закончится, и тогда…

- Мы будем окончательно выпотрошенные, и нам окончательно все станет пофигу.

- Нет. Тогда мы напьемся и устроим оргию.

- Ну смотри, - я поцеловала его и улеглась рядом поуютнее. – Ловлю на слове.

= 40.

31 января

Пожалуй, только через неделю после окончания проверки все более или менее вошло в накатанную колею. Первые дни мы не могли поверить, что уже не надо сидеть в офисе до утра – пока глаза не начнут вываливаться на клавиатуру. Что текучка вполне укладывается в рабочее время, а даже если и не вмещается, это спокойно можно доделать дома. Что ничего не висит над головой. Наверно, так себя чувствуют солдаты, когда заканчивается война. Больше не стреляют – и эта тишина пугает сильнее, чем канонада.

Обещанная Максимом оргия растянулась на два дня. Причем в первый мы только напились. Да так, что на работу в четверг приползли к обеду, но это никого не удивило. Скорее, удивило, что мы вообще пришли. Кстати, выпито как раз было немного, одна бутылка вина. «Норм, - сказал Максим. – После такого напряжения хватило бы и пивную пробку понюхать».

Зато вечером…

- Фокин, я уже забыла, как это делается, - заявила я, когда он меня раздевал.

- Ничего, сейчас вспомнишь. Это как на велосипеде – раз попробовала, уже не разучишься. Но мне тоже кажется, что тысяча лет прошла.

За эти дни я так по нему соскучилась, хотя он был рядом постоянно. Как же мне не хватало этого – полного погружения друг в друга. Слияния. Растворения. Не хватало его рук, губ. Слов, которые он шептал мне на ухо. Того особенного взгляда – глаза в глаза. Но поняла я это по-настоящему, только когда мы снова оказались вместе. Когда его губы жарко касались моего тела, и оно отзывалось, изнывая от жажды. Когда я раскрывалась ему навстречу, и он снова и снова входил в меня, заполняя собой до краев…

Мне не хотелось думать о том, что Максим сравнивает меня с Зоей, но сама я невольно сравнивала его с Германом. Наверно, это было неизбежно. Все теперь было по-другому. Совсем иначе.

С Германом мы как будто приручали друг друга – не только в сексе, во всем. Приспосабливались, приноравливались, привыкали. А еще это напоминало прокладку маршрута по опасной незнакомой местности. Здесь болото. Там обрыв. А там вообще минное поле. Как будто рисовали карту и отмечали на ней: сюда можно, а туда – нет. Песня была такая у «Агаты Кристи»: «Я на тебе как на войне». Вот это точно нам подходило. Постоянное высокое напряжение. Да, я его любила, никаких сомнений в этом у меня не было. Но эта любовь была слишком трудной, и она выгорела до тла. Наверно, Алла, как и Питер, сказала бы, что мы друг другу не подходим, и была бы права.