Спенсер пытался не дышать, чтобы не упустить ни капельки из того, что скажет сейчас Говард Ким.

— Что это означает?

— Я имею в виду, что, когда мы поженились, она была беременной.

— Но не от вас.

— Это верно.

— Господи! Хм, ну и от кого же в таком случае?

Говард молчал.

— И отчего же она вышла замуж за вас, а не за отца своего ребенка?

— Не знаю, — сказал Говард.

— Но кто это был?

— Не знаю.

— Вы не знаете? Что, черт возьми, все это значит?

Говард не ответил.

— А откуда вы родом?

— Моим родителям удалось добраться до Гонконга на лодке. Из Пхеньяна…

— Откуда?

— Это в Северной Корее, — сказал Говард с некоторым раздражением в голосе, как если бы он обиделся на Спенсера О'Мэлли за то, что тот не знает, где находится Пхеньян. — Короче, мои родители эмигрировали в Гонконг в поисках работы. Там я поступил в Британский университет и стал адвокатом. Отец Кристины… Он покупал ткани у моего отца. Школу я окончил в Гонконге. Я хотел поехать в Англию, но попасть туда было очень трудно. Об Америке я и мечтать не мог. Попасть туда было много сложнее. Я адвокат по вопросам бизнеса и работал со своим отцом. Но мне это не нравилось. Я обращался к отцу Кристины, но он не мог или не хотел мне помочь в течение очень долгого времени. Да и действительно, это было очень трудно: получить в Америке вид на жительство. В то время в Гонконге желающих было не так уж много. А вот к девяносто седьмому году их прибавится. Вы же знаете, англичане собираются передать его Китаю.

— Правильно, Китаю. Продолжайте.

— Затем ее отец…

— Джон Генри Синклер?

— Да. Это было примерно пять лет назад. Ее отец приехал в Гонконг и спросил меня, не пропало ли у меня желание перебраться в Америку. Он сказал, что может это устроить, если я женюсь на его дочери. Мы будем жить в Нью-Йорке, где я буду работать, а она сможет окончить школу. И вот прошло пять лет, я стал американским гражданином, а ей исполнился двадцать один год. Мы смогли развестись. На самом деле развод можно было оформить и раньше, но нам пришлось оставаться в браке все это время из-за того, что иммиграционные власти в последние годы начали следить за всякими там фиктивными браками.

— Да, особенно между корейцами и молоденькими американскими девушками.

— Вы правы, особенно в таких случаях. Поэтому мы оставались в браке. Кристина ходила в частную школу в Бруклин-Хайтсе. Я нашел работу в хорошей адвокатской фирме. Я и сейчас там работаю.

— Ну, а развод… Вы его оба хотели?

— Нет. Его хотела она. Я сказал: хорошо. Поскольку я получил гражданство, то тут проблем не было.

— Если бы она не попросила вас о разводе, что бы тогда случилось?

— Ничего. Ведь я был… — Говард подумал немного, — должником ее отца. Я бы сделал все, что она хотела.

«Как чудесно, — подумал Спенсер, — каждый получил то, чего хотел».

— А где ребенок?

— Ребенок?

— Да, ребенок.

— Он родился мертвым.

— О! — Спенсер замолк.

— Семью ее я хорошо не знал. В самом деле. С матерью Кристины вообще ни разу не встретился, только говорил по телефону. Я все время имел дело с ее отцом. Он… — Говард сделал паузу. — Он был очень, очень огорчен. С Кристиной он вообще не разговаривал. Сказал мне: чем такой позор, так уж лучше пусть его дочь выйдет замуж за порядочного человека, адвоката, одного из коллег отца.

Спенсер был потрясен и переспросил:

— Вы имеете в виду, что он боялся потерять лицо перед соседями?

— Я так думаю.

Спенсер сделал знак официанту принести еще выпить, а минуту спустя, видимо забыв, что уже заказал, сделал ему знак принести еще. Он выпил обе рюмки, одну за другой, и заказал еще, все время думая, что наконец-то «Красные листья» получили объяснение.

— Вы знали, что она работает в доме для беременных девочек-подростков?

— Да, она мне говорила. — Говард опустил голову. — Бедная Кристина. — Он сухо всхлипнул. — Может быть, это все, детектив? Я очень устал.

— Еще всего несколько минут, мистер Ким. Зачем вы все время поддерживали с ней контакт, когда она поступила в колледж?

Говард кашлянул:

— Это было нужно для дела. Ее отец дал мне деньги. Для нее. Я платил за ее обучение.

Спенсер удивленно произнес:

— Не может быть!

— Конечно, платил.

— В самом деле? Это странно. У меня создалось впечатление, что за это платила ее бабушка.

Говард побледнел, подался вперед, затем откинулся назад на спинку стула и нервно скривил уголок рта.

— Это невозможно, — произнес он нетвердым голосом, хотя пытался говорить спокойно. — Я давал ей деньги каждый год, по двадцать тысяч долларов. Сумма была рассчитана на четыре года. Я все делал очень внимательно. У нее была привычка тратить больше, чем ей давали. Ее отец предупредил меня: не давать слишком много. «Она, мол, использует их на дурные цели», — говорил он. Я выяснил, сколько нужно ей на плату за учебу и комнату, на питание за вычетом стипендии и того, что она зарабатывала. Я давал ей деньги каждый год.

— Это довольно забавно, — сказал Спенсер. — Вы были не единственным, кто очень внимательно следил, чтобы она регулярно получала по двадцать тысяч в год.

— О чем вы говорите, детектив?

— В ее банковском сейфе обнаружены письма от бабушки. Она каждый год переводила ей деньги на обучение.

Говард резко встряхнул головой. «Хорошо, что он уже закончил есть, — подумал Спенсер, — а то бифштекс вывалился бы у него изо рта».

— Этого не может быть, — сказал Говард. — Этого просто не может быть.

Спенсер пожал плечами и задал простой вопрос:

— Может быть, Кристина как-то разумно вкладывала деньги и накопила девять миллионов долларов?

Говард вопросительно посмотрел на Спенсера:

— О каких миллионах вы говорите? Я что-то не понял.

— Насчет того, что она накопила, это я, конечно, пошутил, — произнес Спенсер. — Но у нее были девять миллионов. Даже больше. И тоже от бабушки. — Спенсер увидел на лице Говарда смятение.

— От бабушки? — пришел в себя Говард. — Ах да. Может быть. А откуда вам это известно?

— В банк Нью-Хэмпшира на имя Кристины пришло извещение. В банковском сейфе Кристины обнаружена копия завещания Луизы Морган, датированного августом этого года. Там четко оговорено, что Кристина — единственная наследница всего состояния Луизы Морган. Когда Кристине исполнится двадцать один год, все состояние Луизы Морган переходит в ее собственность.

— Но почему? — сказал Говард. Скорее не сказал, а выдохнул. Открыл рот и выдохнул звуки. — Почему?

— Откуда мне знать? Это я задаю вопросы. А вам надлежит на них отвечать.

— Я ничего не знаю. Я же сказал вам, что знаком был только с ее отцом, а он мне об этом ничего не говорил. Он проинструктировал меня, как надлежит заботиться о Кристине. Вот и все. У меня с ней были чисто деловые отношения. И я о ней заботился, и неплохо, мне кажется. — Говард понурил голову. — Но не уберег.

— Нет, не уберегли, — согласился Спенсер, обсуждая сам с собой, стоит или нет заказывать еще рюмку. — Не уберегли.

Официанты начали убирать стулья и ставить их на столы, собираясь мыть пол.

У Говарда, видимо, была потребность что-то объяснить, потому что он сказал:

— А что я мог такого знать, детектив О'Мэлли? Я, сын менеджера-корейца с текстильной фабрики в Гонконге. Я благодарен, мистеру Синклеру за возможность приехать в Америку. Это было моей мечтой. Я не должен был задавать никаких нежелательных вопросов. Он сказал мне, что должно быть так-то и так-то. Я не выказывал любопытства. Не имел права на это. Понимаете? Мать Кристины, когда я разговаривал с ней по телефону, была очень опечалена. Я чувствовал к ней жалость.

— Она звонила редко?

— Она вообще перестала звонить. Мне кажется, Кристине это не нравилось.

— Она свою мать любила?

Говард кивнул и прошептал:

— Свою мать она любила.

— А что случилось с Джоном Синклером? В документах Кристины, тех, что в колледже, он числится покойным.

— Да-да. — Говард потер голову. — Позвонила миссис Синклер, убитая горем, и сказала, что он умер от сердечного приступа. Это был ее последний звонок.

«Есть повод для горя, могу поспорить на что угодно, — подумал Спенсер. — Еще бы, потерять мужа и единственную дочь. Конечно, убита горем».

— Он оставил завещание?

— Что?

— Джон Синклер оставил завещание?

— Да, конечно. Человек с такими средствами не может умереть, не оставив завещания.

Спенсер ждал.

Говард продолжал рассказывать:

— Мне пришло письмо от адвоката, исполнителя завещания, в котором говорилось, что я могу получить сумму из расчета по пятьдесят тысяч долларов в год на следующие шесть лет. Это было два года назад.

— Ну надо же. А Кристина? Сколько она получила?

— Ничего, — сказал Говард, отворачиваясь.

— Ничего?

— Ничего.

— Это была его единственная дочь. И — ничего?

Чувствуя, что надо все-таки что-то пояснить, Говард поправил очки и откашлялся.

— Он от нее отказался.

— Что он сделал, повторите?

— Отказался от нее. Составил официальный документ, который подписал сам и его жена тоже, в том, что он отказывается от нее.

Спенсеру отчаянно хотелось промочить горло, но он все же спросил:

— Джон Синклер отказался от своей единственной дочери?

— Да.

— Причем официально. Но вряд ли это означает, что она не имеет доли ни в какой части имущества ее родителей?