- Если хотите, я позволю профессионалу создать копию. Но картина - моя.

- Он мой дедушка, не ваш. Для вас он никто.

- Он не никто для меня, даже при всем желании. Вы с ним никогда не встречались.

- Как и вы.

- Я знаю его, - сказала она. Она подошла к портрету Малькольма и остановилась перед ним, глядя в его блестящие темные глаза. Он сказал ей об обещании, данном на смертном одре, и что она была его способом выполнить его. Откуда она могла знать, что обещание было его собственным? Ее мать назвала ее в честь Моны Блесси, шлюхи, которую он любил. Она была зачата на этой постели, спала на ней всю свою жизнь. Она потеряла девственность на этой постели, и годы спустя забрала девственность Райана. Все это время дух или душа Малкольма, или что бы то ни было, пережившие его смерть, были привязаны к этой кровати или, возможно, привязаны к картине в постели. Когда пришло время, когда она была в самом отчаянном положении, наиболее уязвима, наиболее готова продать себя, чтобы спасти «Красную», Малкольм пришел к ней во плоти, несмотря на то что он был мертв уже несколько десятилетий. Он пришел к ней во плоти, потому что продал свою душу дьяволу, чтобы сделать это. И дьявол ухмылялся, а не улыбался, потому что дьявол не улыбается.

- Малкольм... - выдохнула она.

Граф подошел и встал у нее за спиной. Она чувствовала себя неловко, ощущая его тело так близко от себя, его неуловимый жар, его возвышающуюся фигуру, его силу, едва сдерживаемую костюмом и хорошим происхождением.

- Вы знаете его, - сказал он. - Вы серьезно, не так ли?

- Да.

- Сны?

Она повернулся к нему: - Что-то вроде этого.

Он улыбнулся и кивнул: - У меня тоже. Иногда мне кажется, что я схожу с ума, настолько они яркие и мощные.

- Малкольм приходит в ваши сны?

- Раз в год. Максимум два раза. Мы разговариваем. Он… наставляет меня, полагаю, так можно это назвать. Он говорит, что я похож на него. Я не должен воспринимать это как комплимент, но это так. Два года назад я чуть не женился, и мне приснилось, что старый граф запретил мне это делать. Мы расстались, и позже я узнал, что она только притворялась, что любит меня. Ей нужен был титул, а не я. Он спас меня от неудачного брака - все из-за сна.

Мона вспомнила, как Малкольм рассказывал ей, что любил только своего младшего потомка, того, кто пошел в него. Это должен был быть граф. Спенсер Артур Малкольм Фицрой, самый младший ребенок в его роду.

- В другой раз... - Голос графа затих. - Я почти ничего не помню из того сна. Но там была девушка с волосами рыжими, как огонь и яблоки. Как у вас.

Так вот почему он казался таким знакомым. Граф Годвик - этот высокомерный мужчина - был ее любовником во сне, мужчина с синими глазами. Он выглядел иначе без бороды, но это был он. Прямо перед ней, во плоти, и глаза такие темно-синие и холодные, что она вздрогнула, как будто погрузилась в самый глубокий и холодный океан.

- Это всего лишь сны, - продолжил он, и это прозвучало так, как будто он говорил это самому себе, что ему нужно верить, что это всего лишь сны, хотя понимал, что это не так.

- Не только, - ответила Мона. - Не только сны.

- Не говорите так, - рявкнул он.

- Если настаиваете. - Она могла бы рассказать ему больше. Она могла пересказать их совместный «завтрак на траве»; она могла рассказать ему о других своих вечерах с Малкольмом и о слишком реальных пятнах на простынях на следующее утро. Но нет. Такой серьезный и суровый человек, как граф, вероятно, сошел бы с ума, узнав, что жизнь и смерть не так абсолютны, как кажется.

- Мне нужна картина, - сказал он. – Я просто обязан ее получить. На стене есть пустое место, которое с 1938 года ждет возвращения деда. Я не уйду отсюда без него.

- Вам придется это сделать. Картина принадлежит мне. Он хотел, чтобы она была у меня.

- Говорите эти сны, больше, чем сны? Скажите мне тогда, почему в моем последнем сне он заставил меня пообещать, чтобы я сделал все, чтобы вернуть ее домой? Все.

- Боюсь, Малкольм решил сыграть с нами последнюю маленькую шутку. - Она сочувствовала графу, но Малькольм велел ей сохранить картину, несмотря ни на что.

- Любая цена.

- Я не продам ее, - ответила она. - Она моя. Она будет всегда со мной и точка. Мне очень жаль, но мое решение окончательное. Если вы хотите подать на меня в суд из-за картины, пожалуйста. Я выиграю, но, если чувствуете, что должны, значит должны.

- Вы даже не представляете, сколько денег я могу заплатить за эту картину.

- Дело не в деньгах. У меня есть Пикассо, который был оценен в тринадцать миллионов долларов. И теперь, когда вы дали мне безупречное подтверждение происхождения, она принесет еще больше.

- Я могу дать вам больше тринадцати миллионов долларов за картину моего деда.

- Говорю же, дело не в деньгах. Никакие деньги в мире не выкупят эту картину у меня. Она не для продажи. Как мы говорим в этой стране, сэр, нет, значит нет.

Граф, казалось, размышлял над этим довольно долго. Мона имела в виду каждое слово. Если бы он вытащил бумажник и выписал ей чек на сто миллиардов долларов, она разорвала бы его на мелкие кусочки и разбросала по полу, как конфетти.

- Она всегда будет с вами, - сказал граф.

- Как я уже сказала, я не расстанусь с картиной, пока жива. А я планирую прожить долго и счастливо.

- Понимаю. - Он снова положил руку на бедро, а другую руку на подбородок. Он пристально посмотрел на Малькольма, и тот ответил ему тем же. - В нашей семье о нем рассказывают историю, которую мы никогда не предавали огласке. Мона Блесси не была проституткой. Она была порядочной дочерью семейного управляющего - порядочной, пока мой дед не проявил к ней интерес. Однажды ночью ее отец проиграл все за карточным столом, разрушив семью и перспективы Моны выйти замуж. Мой дед предложил сделать ее своей любовницей. Она предупредила его, что отец убьет его, если их поймают вместе. Мой дед все равно похитил ее и увез в Шотландию.

- Как вы думаете, почему она не сопротивлялась?

- Потому что вы знаете моего деда. Его "жертва" собрала вещи в ту ночь, когда он выкрал ее из постели. Он делал все, что хотел, и не заботился о том, что о нем думают. Он умер, смеясь, в постели своей любовницы. Он брал то, что хотел, и ни у кого не спрашивал разрешения. Хороший способ жить! Лучший способ умереть. Разве вы не согласны?

- Согласна, - ответила она. - Миру нужно больше таких мужчин, как Малкольм, больше таких женщин, как Мона Блесси.

- Рад слышать эти слова, - сказал он. - Не могу не согласиться.

Граф шагнул вперед и снял со стены картину Малкольма. Мона рванулась вперед, чтобы спасти его, но граф обхватил ее другой рукой за бедра, взвалил на плечо и понес из галереи к заднему сиденью длинной черной машины, ожидающей в переулке сзади.

- Вы планировали украсть мою картину, не так ли? - спросила Мона, когда он бросил ее на мягкое кожаное сиденье.

- Таким был план Б, - ответил он. Затем обратился к шоферу с надменным "Поехали".

- Вас могут арестовать за это, - сказала она.

Машина выехала из переулка на улицу. Она попыталась открыть двери, но все они были заперты. Мона понимала, что ей следовало запаниковать, но она совсем не боялась. Только была в ярости.

- Арестовать? За что? За побег? Это не преступление. Вы бы предпочли пожениться в Шотландии или Америке? Я разрешаю вам сделать этот выбор. Я слышал, что брак - это всегда компромиссы.

Он положил картину на сиденье напротив них. Если бы это было возможно - а теперь она верила, что все возможно, - глаза Малкольма, казалось, смеялись.

- Брак? Вы потеряли рассудок?

- Только свои запреты, - ответил он. - И вы сказали, что картина всюду следует за вами, и что никогда не продадите ее. Если мы поженимся, она станет наполовину моей. А половина лучше, чем ничего. Вам понравится Вингторн. Самый красивый дом в стране. У леди Моны очень красивое кольцо, не так ли?

- Послушайте, лорд Годвик, или как вас там, черт побери…

- Зови меня Спенсер, любимая. В конце концов, мы собираемся пожениться.

- Сейчас же разверни машину и отвези меня обратно в мою галерею, Спенсер.

- Ты сможешь вернуться в галерею, как только мы поженимся. Если захочешь. Хотя я бы предпочел оставить тебя в Вингторне рядом с собой. Видела когда-нибудь окрыленную розу? Белые лепестки, красные шипы размером с острие ножа. Прекрасная и опасная, мое любимое сочетание.

- Как только ты повернешься ко мне спиной, я вызову полицию, - заявила Мона.

- Тогда не повернусь, - ответил он. - Я предпочту смотреть на тебя.

Он поднял руку, чтобы коснуться ее лица, но она попыталась отмахнуться от нее. Он схватил ее за запястье и дернул к себе, сжимая ее в объятиях и прижимая к груди.

- Ну разве ты не прелесть, - сказал он, покорив ее своей чрезвычайно превосходящей физической силой. Он схватил ее за шею, и она перестала сопротивляться. Он смотрел на ее лицо, на губы, на шею. В борьбе с ним ее блузка распахнулась, обнажив выпуклость груди. Он нежно коснулся кончиками пальцев ее вздымающейся груди.


- Сколько тебе лет?

- Двадцать шесть, - ответила она.

- Мне тридцать семь. Время остепениться, сказали мне.

- Так вот как ты остепенился? Похитив меня и заставив выйти за тебя замуж из-за картины? Я не буду этого делать. У меня есть кот, о котором нужно заботиться.

- Уверен, твоя прекрасная помощница позаботится о нем, пока мы не привезем его сюда. Мне нравятся киски всех сортов. Он будет нашим маленьким хозяином поместья.

- У меня даже нет паспорта, ублюдок.

- Мы заедем забрать его. - Он опустил на дюйм перегородку между передним и задним сидением. - Водитель? Заскочим в квартиру к мисс Сент-Джеймс. - Он поднял перегородку и улыбнулся. - Не проблема.