— А помните выпускной бал? — Мечтательное выражение светилось на лице Веры. — Танцы до упаду. Мы потом всю ночь гуляли. Пришли на Красную площадь.

— Приходим, а там тысячи выпускников, — принялась вспоминать Зоя. — Сплошные белые платья.

— У Зойки было тогда самое красивое платье, — сообщила Ольга.

— У всех были красивые. — Зоя махнула рукой.

— Нет, самое необычное было у тебя. Ты говорила, что папа взял его на одну ночь в каком-то театре.

— Да, у него был знакомый костюмер в театре Станиславского. Но только я наврала. Костюмер не одолжил платье, а сшил мне такое же, какое было в реквизите для спектакля про американскую жизнь. А мне стыдно было признаться, что у меня есть такое платье, а у вас — нет. Вот я и наврала, что папа взял его на одну ночь.

— Во-от когда все раскрылось! — непонятно чему обрадовалась Ольга. — Знаете что? Давайте выпьем нашу школу.

Предложение было с радостью поддержано.

— А помните, как мы впервые попробовали вино? — спросила Ирочка.

— Это когда в поход на Клязьму ходили? — попыталась вспомнить Вера.

— Нет. У Зойки на дне рождения. В восьмом классе. Зойка стащила у родителей бутылку сухого.

— Вот и нет, — заявила Зоя. — Ничего я не тащила. Папа сам дал нам бутылку вина.

— Сам дал? Это антипедагогично.

— Антипедагогично?! А кто-нибудь из нас стал алкоголичкой?

Повисла глубокая пауза.

— Алкоголичек среди нас нет, — констатировала Ольга. — Но выпить мы любим.

— Вовсе нет, — уверенно проговорила Ирочка. — Мы любим общаться. А вино — это не главное.

— Главное, не главное… Наливай, — приказала Вера. — Давайте выпьем. За детей. Чтоб они нас поменьше расстраивали.

— Ой! — спохватилась Ольга. — Мы про них забыли. Про детей. Надо им дать поесть.

К этому срочно были предприняты усилия. Несколько тарелок с едой отбыли в комнату.

Когда Ирочка и Ольга вернулись на свои места, Вера напомнила:

— За детей мы не выпили.

Требование подруги охотно выполнили.

— А помните, — сказала Зоя, — когда мы бежали на электричку, чтобы ехать на Клязьму, что-то взорвалось в кармане у Поливанова.

— Не у Поливанова, а у Семенова, — немедленно уточнила Ольга.

— А по-моему, у Поливанова.

— Я тебе точно говорю — у Семенова. Это он смесь взрывчатую подготовил, чтобы нас пугать. А когда побежал, смесь и взорвалась. На брюках дырка получилась. И ногу обожгло. Можешь мне поверить — взорвалось у Семенова.

Для Оли это имело принципиальное значение — через год после окончания школы она вышла замуж за Колю Семенова и теперь нянчила второго ребенка.

— А где Семенов? — поинтересовалась Вера.

— А-а! — Ольга махнула рукой. — Занят своими компьютерами.

— Он что, по ночам ими торгует?

— Он их собирает. А торгуют другие.

— Стоило ли ради этого заканчивать институт?

— Слушайте, пошли бы вы в попу. Семенов получает хорошую зарплату, не пьет. Правда, курит. Но зато по дому все делает. Вам бы иметь такого мужа. А то, что у него одни девочки получаются… Меня это устраивает.

Было поздно, когда Ирочка с Артемом возвращались домой. Сидя в вагоне метро, она размышляла о том, как хорошо все получилось. Она увидела тех, кого ей очень важно было увидеть. Общение с подругами успокоило ее. Почему-то верилось, что все несчастья пройдут стороной. Или почти не затронут ее.

Она помнила, как Дмитрий Сергеевич сказал прошлой осенью, когда еще не ясно было, чем закончится тогдашнее противостояние: «Бог не по силам испытаний не дает». И сейчас она говорила себе: «Разве мало мне того, что уже произошло? Сколько я поняла за это время, сколько узнала — многих лет бы не хватило». А еще она думала о Дмитрии Сергеевиче. Оля права — нельзя упустить свой шанс. «Я сделаю первый шаг. Непременно сделаю, — решила она. — И он ответит мне. Не сможет не ответить».

Поезд мчался в темноте тоннеля, но уже замаячили первые огни приближающейся станции.

«И не сошелся свет клином на Кремле, — бесстрашно, как никогда, думала Ирочка. — Много на свете и других мест».

И уж совсем несвойственные, будто чужие чьи-то слова вдруг осели в ней плотно и, казалось, навсегда: «Бог все устроит». Ирочка даже вздрогнула от таких слов, но они не испарились, как случайная мысль, а повторились, закрепляясь в сознании: «Бог устроит…»

Глава 11

Ровно в восемь она появилась на рабочем месте. День обещал быть легким — суббота. Начальник должен был приехать и даже провести совещание, но посетителей не предполагалось.

Достав из ящика стола Библию, Ирочка принялась читать ее: «Адам жил сто тридцать лет, и родил сына по подобию своему, по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа было восемьсот лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адама было девятьсот тридцать лет; и он умер».

Ирочкины глаза оторвались от книги. «Девятьсот тридцать лет? — удивлялась она. — Быть того не может. Девятьсот тридцать… А маме сейчас пятьдесят семь. Бабушка умерла, когда ей было восемьдесят… Смотря как жить. Если хорошо, можно и девятьсот тридцать. А если плохо?.. Может, опечатка?»

Она принялась читать дальше: «Сиф жил сто пять лет, и родил Еноса. Всех же дней Сифовых было девятьсот двенадцать лет; и он умер».

Теперь было ясно — это не опечатка. Они в самом деле жили невероятно долго. Девятьсот с лишним лет! Не могло такое уместиться в ее голове.

Распахнувшаяся дверь пропустила Виктора Петровича. Он был одет неофициально — по кремлевским правилам, так следовало одеваться в субботу. Впрочем, вся неофициальность сводилась к отсутствию галстука и расстегнутому вороту белой рубашки. Приветливо поздоровавшись, он спросил:

— Что читаешь?

— Библию, — спокойно ответила Ирочка.

Округлое лицо Виктора Петровича отразило удивление:

— Серьезная книга.

— Вы читали?

— Как-то на отдыхе пытался прочесть, но не успел. А так — времени нет. Возможно, этим летом дочитаю. А пока пойду работать.

Едва он скрылся в своем кабинете, Ирочка вдруг подумала: «Как все изменилось. Еще четыре года назад я побоялась бы читать Библию в Кремле. А теперь — никакого страха».

Начальник приехал в начале десятого. Он был в кремовом джемпере, который очень ему шел. Тотчас вызвал Виктора Петровича, и до одиннадцати они работали с документами. К одиннадцати в приемной стали собираться кремлевские люди. Занимали места за круглым столом, на диване, в креслах. Воропаев сидел неподалеку от Ирочки. Она слышала, как Воропаев негромко говорил собеседнику:

— Дело вовсе не в демократах и коммунистах. Дело в другом. Зачем мы являемся на этот свет? Получать удовольствие? Ловить чины, славу?.. Каждый стоит того, чего добивается.

— Каждый стоит того, чего добьется, — с хитрой улыбкой возразил его собеседник, Муханов, человек, близкий к президенту.

— Это неверная формула.

— Толя, ты сам себя запутал, — легонько похлопав его по плечу, Муханов поднялся. — Пойду поздороваюсь.

Он приблизился к чернявому коренастому человеку, пожал ему руку, о чем-то увлеченно заговорил с ним.

«Чего добивается или чего добьется? — размышляла Ирочка. — Разница существенная. Хотя можно и так, и так. Но чего добивается, это — чего хочет».

Ей было приятно, что она могла понять, о чем говорят эти умные и опытные люди.

Без пяти одиннадцать Ирочка заглянула к начальнику, сообщила, что все приглашенные на совещание — в приемной.

— Пусть заходят, — задумчиво бросил шеф.

Она распахнула дверь, громко сообщила:

— Александр Сергеевич просит вас заходить.

Едва кабинет поглотил всех участников совещания, Ирочка вызвала буфетчиц. Пусть сами разбираются, кому подать кофе, а кому — чай. Теперь для нее вновь наступила спокойная пора. Можно было заняться своими делами. Она опять взяла в руки Библию. Но вместо того, чтобы читать, принялась думать о Дмитрии Сергеевиче. Она уже почти привыкла к мысли о том, что их могут связать интимные отношения. Надо помочь ему сделать шаг, проявить активность. Но как?

Лучше всего было пойти в соседний корпус, туда, где располагалось управление делопроизводства, и обратиться к Дмитрию Сергеевичу с какой-нибудь просьбой. Повод? Повод найти несложно. Скажем, по Библии. Он сам дал ей эту книгу. Но она не могла оставить рабочее место. Елена Игоревна сегодня отсутствовала в Кремле.

«Позвоню ему», — решила Ирочка.

Открыв кремлевский справочник, она отыскала номер внутреннего телефона Дмитрия Сергеевича, позвонила. Гудки прозвучали впустую. Ей никто не ответил.

«В понедельник», — успела подумать она.

Виктор Петрович вышел из своей комнаты, положил на стол несколько документов.

— Отправь, пожалуйста, фельдсвязью, — двинувшись назад, он вдруг остановился, его лицо приняло непривычно веселое выражение. — Кстати, насчет Библии. Недавно мне помогло знание некоторых ее положений. Приходит ко мне один знакомый, начинает жаловаться на жизнь, мол, труден хлеб у честных людей, а иные, которые по знакомству, по родственным связям, как жили в прежние времена, так и по сей день живут припеваючи. Есть в этом доля истины. Есть. Но он так разнылся, что я решил прибегнуть к помощи Библии. Спрашиваю: «Читал?» Он говорит: «Читал». — «Помнишь, что сказал Бог Адаму? «Будешь зарабатывать хлеб свой в поте лица своего». Он удивляется: «И что?» — «А то, — говорю. — Если зарабатываешь в поте лица, все в порядке. И пусть беспокоится тот, кому хлеб насущный дается легко». Он так был удивлен, что напрочь позабыл про нытье.

Ирочка печально вздохнула:

— Ваше объяснение очень похоже на правду. По крайней мере, мы с вами зарабатываем хлеб свой в поте лица своего.