Инна Туголукова - Кризис среднего возраста

— А он что?

— Молчит, как… задница.

— И со мной молчит, — вздохнула Вера. — Просто делает что хочет, как будто мы с Машкой не живые. Или не понимает, как это больно, или нарочно старается, чтобы я не выдержала и ушла. Но ведь это он разрушил нашу жизнь! Почему же я должна уйти из собственного дома? И куда? К родителям? Но у них своя не очень веселая ситуация. Что же он хочет, совсем нас обездолить?

— Никуда вы отсюда не уйдете! Только через мой труп! Это как же? Жену с дочкой — по углам ютиться, а девку приблудную — в супружескую постель, еще не остывшую? Много я чего повидала, но не думала, что мой сын так меня удивит, — заплакала Татьяна Федоровна. — Отнял у меня радость жизни на старости лет, лишил покоя. Все порушил, всех обидел, дочку не пожалел. И все из-за этой гадины, молодой, да ранней. Ненавижу ее!

— Да разве она виновата? Не она, так другая…

— Да ведь бросит она его, Вера! Натешится, насосется и бросит! Или он ее, как угар-то любовный схлынет. И здесь все сломает, и там не создаст. Это же у них сейчас праздник, брачные игры, а как будни начнутся да, не дай Бог, приплод появится? И все! Вернется к своему разбитому корыту. Ведь летит как бабочка на огонь! Баран похотливый!

— А может, будет счастлив? Может, это и есть его половинка? Не я, а она? Ведь никто не знает…

— А ты ищи свою! Свою половинку! — горячо заговорила свекровь. — Устраивай жизнь! Да хоть отвлекись немного! Ведь на тебя смотреть больно — глаза потухли, поблекла вся.

— Да где ж искать-то?

— Да мало ли где? Ходи куда-нибудь, общайся. Я с Машкой посижу. А то дом да работа. Включи глаза! Мужики они чувствуют, когда женщина ищет.

— Да это же все равно что кошелек искать! Ходить по улицам и под кусты заглядывать. Может, и найдешь что завалящее, да толку от этого не будет. Настоящие встречи случайны. Когда и не ждешь…

— Да я ж тебе толкую не о принце на белом коне!

— А мне другой не нужен.

— Да нужен тебе любой — хоть кривой, хоть косой, лишь бы денежный. Хотя и деньги тут не главное. Тебе ж не замуж за него идти. Тебе отвлечься надо, встряхнуться, вспомнить, что ты женщина молодая, красивая. Это, знаешь, как отвлекает?

— Нет, — засмеялась Вера, — не знаю. А вам-то это откуда известно? — лукаво прищурилась она.

— Это всем известно, — отмахнулась Татьяна Федоровна. — Ты что ж, думаешь, я всегда такая была? С отвисшей грудью и целлюлитными ляжками?

— Я знаю, какая вы были красавица. Вы и сейчас красавица.

— Вот и слушай меня! И учись, пока я жива.

— Ладно, уговорили, — сдалась Вера. — Буду искать приключения на свою… голову. Прямо завтра и начну. Мы с приятельницами в ресторан идем — у Оли день рождения. С Машкой посидите? Леша, правда, обещал прийти пораньше, но на него надежда плохая.

— Да нет на него никакой надежды! — в сердцах воскликнула Татьяна Федоровна. — Он об тебя ноги вытер и дальше пошел! А ты все надеешься…

— …Что это значит, «искать мужчину»? — горячилась Вера. — Встать на Тверской? Расстегнуть блузку до пояса и выкатить грудь? Спустить джинсы на бедрах по самое «не хочу» или в данном случае, наоборот, — «хочу! возьми меня, я вся твоя!»? Бросать призывные взоры?

Музыка играла слишком громко, и говорить приходилось в полный голос, что напрочь лишало беседу некоего интимного очарования. Они сидели за столиком в ресторане «Елочка», три женщины с печальной судьбой — одинокая Карина, рано овдовевшая Ольга и отвергнутая мужем Вера.

— Мужики чувствуют, когда женщина настроена на эту волну. Она, наверное, начинает подавать какие-то сигналы. На уровне подсознания. Испускать флюиды, особые запахи…

— Да не хочу я испускать ни запахов, ни звуков! Как какая-то пустующая шавка!

— Извините, вы не танцуете?

Прямо на нее смотрел невысокий, начинающий лысеть брюнет с явно намечающимся брюшком.

— Еще как танцует! — с готовностью подтвердила Карина.

— Тогда позвольте вас пригласить, — протянул руку брюнет.

Вера не шелохнулась.

— Она глуховата, — доверительно пояснила Ольга и, наклонившись к подруге, прокричала: — Тебя на танец приглашают! Ау!

— Я не глуховата! — рассердилась Вера. — Что за глупости! Я просто думаю.

— Она туповата, — дополнила Ольга. — Медленно соображает.

Вера, решительно встав со стула, направилась в центр зала. Брюнет двинулся следом.

— Веселые у вас подружки.

Он крепко прижал ее к упругому животу и уверенно повел в такт мелодии. Мелодия была латиноамериканская, душераздирающая. От брюнета приятно пахло туалетной водой и коньяком. Для полной картины не хватало только аромата дорогих сигарет.

— Вы не курите? — на всякий случай поинтересовалась Вера.

— Нет. А вы?

— Я тоже не курю.

— У нас много общего, — удовлетворенно констатировал брюнет. — Давайте знакомиться. Меня зовут Гена.

— Вера, — немного поколебавшись, представилась она.

— Вам очень идет это имя.

— Что значит «идет»? Разве это шляпка или пальто?

— Нет, конечно. Но оно вызывает определенные ассоциации, созвучные с вашей милой внешностью.

— Имя Гена тоже вызывает определенные ассоциации.

— Вы имеете в виду крокодила?

Мелодия смолкла, но он не отпустил ее. На крохотную эстраду вышел приблатненный молодой человек и с тюремным надрывом запел:

Запретный плод свою утратил сладость.

Наверно, в этом есть моя вина.

Но та, чужая, что дарила радость,

Сегодня мне и даром не нужна.

И вот иду, свободный и беспечный,

Без обязательств скучных и долгов.

Моей жене другой целует плечи

И обещает вечную любовь.

Пока я баб чужих по койкам лапал…

— Я не хочу танцевать под эту песню, — отстранилась Вера. — Пожалуйста, проводите меня на место.

— А вы позволите мне проводить вас до дома?

— Я подумаю, — вежливо улыбнулась Вера.

И вернулась за столик под перекрестный допрос подруг. И весело от них отбивалась. И ела утку по-пекински, и пила изумительное чилийское вино «Эразмо», и даже, кажется, немного переборщила. И каждый раз, вскидывая глаза, видела, что он неотрывно смотрит на нее своими черными восточными очами. И это было тревожно, и, пожалуй, приятно, и немного смешно. Потому что нельзя же всерьез воспринимать ухаживания не первой молодости дядьки с явно намечающимся брюшком!

И все-таки она поглядывала в его сторону. И даже немного огорчилась, когда, в очередной раз подняв глаза, обнаружила, что за соседним столиком никого нет.

Но он ждал ее на улице, стоя у своей сверкающей «БМВ» с темными, непроницаемыми стеклами.

«А почему бы и нет?» — подумала Вера.

— Смотри, Верка, мы его совсем не знаем, — предупредила Оля, почувствовав эту ее готовность. — А может, он серийный убийца?

— Значит, это будет его последняя серия, — ответила Вера. — Заключительная…

Она решительно направилась к шикарной машине, и он с готовностью распахнул перед ней дверцу.

— Хочу вас разочаровать, Гена, — сказала она, удобно устраиваясь в комфортном салоне. — А может быть, обрадовать. Я живу совсем рядом. У вас, я вижу, номер московский, а наш городок маленький.

— Значит, мы поедем в объезд?

— Через Москву? — усмехнулась Вера. — Поздновато уже кружить по городу, вам не кажется?

— Вас ждут дома?

— Конечно. Дочка, я думаю, давно спит. А вот свекровь, наверное, считает минуты.

— Вы замужем? — догадался Геннадий.

— В некотором роде…

— А что же муж? Разве не ждет?

— Муж объелся груш.

— Он в больнице?

— О нет! — засмеялась Вера. — Жив-здоров и, по-моему, предельно счастлив. У него теперь другая женщина.

— Не может быть.

— Отчего же?

— Таких, как вы, не бросают.

— А он и не бросил. Просто открыто живет на два дома. Считает, видимо, что это круто. А… какая я?

— Вы чудесная! Милая, нежная, изящная, как статуэтка. Словно птичка…

— Ворона…

— Зачем ворона? Маленький печальный воробушек, выпавший из гнезда. Хочется взять вас на руки и прижать к груди, укрыть от ветра. Согреть ваши пальцы, обнять за плечи…

Он съехал на обочину, заглушил двигатель и повернулся к ней. Свет уличного фонаря тускло пробивался сквозь затемненные стекла. Она почти не видела его лица. Но голос! Голос, страстный, зазывный, словно песнь сладкоголосой сирены, чаровал, обволакивал мягким коконом, погружал в гипнотический дивный транс.

— …И целовать эти глаза… Такие сейчас испуганные. Почему?.. Такие красивые, серые, ясные… Чтоб никогда ты больше не плакала, моя девочка… Чтобы никто не посмел тебя обидеть… И губы твои как мед, как прохладный нектар, как амброзия — не оторваться… Ты словно хрупкий цветок — страшно тронуть и нельзя пройти мимо… Моя женщина… я сразу понял… едва увидел твое родное лицо… Ты моя пристань… мечта… моя капелька счастья…

Ольга Петровна вошла в пустую темную квартиру и в сердцах грохнула об пол тяжелой хозяйственной сумкой.

— Да что ж это за наказание Господне на старости лет! — завела она горестную песню, которую позволяла себе исполнить только в полном одиночестве. — В собственном доме ни вздохнуть, ни охнуть! Сутки отмудохаешься, доползешь до родного порога, ни тебе поспать толком, ни пожрать, ни покакать, пока всю ораву не обиходишь. Тарелки за собой никто не вымоет. Стакан они тебе подадут на старости лет — держи карман шире. Они сначала всю кровь высосут…

Она включила на кухне свет и громко вскрикнула — Зоя сидела за столом, как восковая кукла, и смотрела перед собой пустыми глазами.