— Спасибо, — шепчет она, и я спускаю курок.

Я прекращаю говорить и смотрю на Эмили. Слезы струятся вниз по её щекам, пока рыдания крушат ее маленькие рамки. Затем она забирается ко мне на колени, вцепившись в мою шею как тиски. Я притягиваю её к себе так близко, насколько могу. Это не та реакция, которую я ожидал. Я думал, что я получу плевок в лицо, и она скажет, чтобы я больше никогда с ней не разговаривал.

— Они подставили тебя, — заикается она и поднимается.

— Да, так и было. До меня дошло после всего. Дэрил взял фургон и свалил, оставляя меня с кровью на руках. Я ушел, прежде чем полицейские приехали. Когда я добрался до своего дома, я понял. Я не знал всех деталей некоторое время, но я знал, что они подставили меня. Только они не ожидали, что Дэрила возьмут, и он расколется. Они также не знали, что у Нико были камеры повсюду.

Дэрил сдал меня в течение минуты, после того как его взяли. У меня был хороший адвокат, но он не мог так много для меня сделать. История такова: Анжелика услышала, что Нико планирует ограбление с другой бригадой, пока танцевала стрип на его коленях. Она рассказала Дэрилу об этом. Дэрил хотел быть главным и занять моё место, он решил, что это хороший способ избавиться от меня. Трахать Анжелику было для него просто бонусом. Камеры засняли всё с Таней… женщиной, которую я убил. Обвинители пошли на сделку. На этом всё и закончилось.

Из меня вырывается рваное дыхание, и я убираю шелковистые волосы Эмили от её лица.

— Мне так жаль, Гаррет, — нежно произносит она, обхватывая моё лицо своими крошечными ручками. — Ты не убийца. Никогда не говори так снова. То, что ты сделал,…что они сделали с тобой… я просто так сожалею.

Она оставляет нежный поцелуй на моих губах, прежде чем прижаться к моей шее. У меня нет слов. Это больше, чем я говорил за десятилетие. Мое горло саднит от непривычного потока слов, и я переполнен эмоциями, кипящими внутри меня.

— Она не единственный человек, которого я убил. Я не сожалею о любой другой жизни, которую забрал. Они были опустившимися отбросами хуже меня, либо желали моей смерти, если бы я их не убил. Я — убийца, Эмили.

— Что случается в сражении не определяет войну, — бормочет она в мою кожу, продолжая всхлипывать. Эмили принимает мою правду, вот что она делает.

— Благодаря расследованию выяснилось, что Нико и Таня проворачивали свои делишки в разных городах в течение нескольких лет. Они основывали галерею, заключали хорошую страховку, а затем находили кого-нибудь, кто украдёт предметы искусства, которые они хранили.

Камеры Нико были частью мошенничества со страховкой. Им необходимо было видео свидетельство. Дэрил и я вышли бы сухими из воды с этой работенкой. Наши лица были закрыты масками, а на фургоне не было никаких номеров. Хотя это была не просто работа. Это должно было стать моим концом.

Камеры записали разговор между Нико и Таней, когда мы ворвались. Работа, которую они заказали, не должна была произойти до следующей ночи. Он разволновался и заставил пойти ее в ванную с младенцем. Когда младенец начал хныкать, он сказал, что она должна заставить его замолчать. Прежде чем он закрыл ванную, Таня накрыла своей рукой лицо младенца. Она была в ужасе, когда Нико закрыл дверь и заблокировал вид с камеры в прихожей.

Младенец умер от удушья. Таня нанесла себе достаточно повреждений, чтобы офицер постановил, что она истекла бы кровью без немедленной медицинской помощи. Хотя моя пуля забрала её жизнь. И не имеет значение, что она умирала. Я убил её. Моя глупость убила трех людей. Этот груз я буду нести до конца своих дней.

— Не жалей меня, — хриплю я после длительной паузы.

— Я сожалею о тебе. Я также сожалею о Нико и Тане. И их младенце… — она затихает, прослеживая чернила на моей груди. — Хотя я не сожалею о Дэриле и Анжелике. Что с ней случилось?

— Ничего, — ворчу я. — Не было доказательств, что она имела какое-либо отношение к этой работе. Она все еще в Канзас-Сити.

Эмили вскидывает подбородок вверх, и я вижу, как злой огонь разгорается в её золотисто-зеленых глазах.

— Это не справедливо, — рычит она.

— Жизнь не справедлива, сладкая.

— Лучше уж пусть она надеется, что никогда не встретит меня, — угрожает Эмили впервые, с тех пор как я с ней, и мне кажется, что она может действительно нанести некоторые повреждения, защищая меня. — Я не брошу тебя, Гаррет. Ничто из того, что ты только что мне рассказал, не заставит меня думать, что мне не следует быть с тобой. Мне не нравится, что ты жил жизнью преступника. Также мне не нравится, что тебя подставили, и ты должен был забрать чью-то жизнь, возможно, даже из самых ужасающий обстоятельств. Но ничто из того, что ты мне рассказал, не заставит меня думать, что мне небезопасно с тобой. Ты когда-нибудь причинишь мне боль?

— Никогда.

— Ты будешь оберегать меня?

— Всегда.

— Ты закончил со своей преступной жизнью?

— Да.

— Тогда я здесь. Я получила тебя, Гаррет. Я не уйду никуда, — говорит она твердо и прижимает свой рот к моему.

Она вливает страсть в мои уста вместе со стонами. Я наматываю её волосы на кулак и запрокидываю её голову, чтобы получить лучший доступ для своего жадного языка. На вкус она как сахар и мята, опьяняющие мои чувства. Я втягиваю её пухлую нижнюю губу и выпускаю обратно, украв её дыхание, в то время как она цепляется за мои плечи. Я не хочу ничего больше, чем войти глубоко в её киску и оставаться в ней всю ночь, но я не могу. Не после того, что я только что рассказал ей.

Я замедляю поцелуй, и она стонет, когда я отрываю свои губы от неё.

— Я просто хочу обнимать тебя сегодня вечером. Это было так много для нас, — рычу я не грубо, а своим обычным тоном.

— Хорошо, но только если ты пообещаешь не пытаться оттолкнуть меня, — требует Эмили, пропуская пальцы через мои волосы.

— Я не оттолкну тебя, — заверяю её я.

Она кивает и поднимается с моих колен, проскальзывая под мои простыни. Я следую за ней и выключаю лампу. Я прижимаюсь к ее телу, оставляя руку на её обнаженной заднице. Я вернул свой контроль на место. Есть твердая уверенность, что нас разделяет только ткань трусиков, но я сделаю это.

Нежные маленькие пальчики Эмили прослеживают мои татуировки, пока мы лежим в тишине. Только перед тем как уснуть она спрашивает.

— Почему «Время — иллюзия»?

Она спрашивает о цитате на моей коже.

— Потому что ты можешь прожить целую жизнь за секунду или никогда не испытывать эту штуку и за восемьдесят лет, — объясняю я.

Она целует дедушкины часы прежде, чем окончательно прижаться ко мне.

— Ты бы понравился моей маме, Гаррет Шарп, — спокойно произносит она с равным(и) количеством счастья и боли.

Я целую ее волосы и надеюсь, чёрт возьми, что она никогда не осознает, как она неправа.

* * *

Мой будильник трезвонит чертовски рано. Но я ласково бужу Эмили, и она становится сама собой — улыбчивая, бойкая. Она бежит и принимает быстрый душ. Ничто из вчерашней ночи, как кажется, не беспокоит ее, но я собираюсь дать ей время. Она заслуживает шанса передумать. И поскольку я сильно себя контролирую, я не собираюсь заниматься с ней сексом снова, до того как я не буду уверен, что она готова делать это со мной, настоящим.

Это пытка.

Я понятия не имею, что буду делать днем без неё. Наблюдение за ней станет агонией теперь, зная какая она. Я полностью долбанулся.

Как только она готова идти, я переплетаю наши пальцы и вывожу ее из дома. Она раздражена тем, что я не позволил ей убраться на кухне, но я могу сделать это позже. Я не хочу, чтобы она опоздала.

Поездка к центру города молчалива, пока я держу её руку на своём колене. Я протираю большим пальцем по мягкой коже внутренней части её ладони всю дорогу, я чувствую боль в своём животе, когда мы оказываемся перед ее темным магазином.

Я не хочу, чтобы она была там одна. Правда, я не буду душить её этим. Она — независимая женщина, которая надрывала свою задницу, работая, чтобы иметь такую жизнь. Я не буду вмешиваться в это… слишком сильно.

Внезапно Эмили перелезает над коробкой переключения передач, и садит(ь)ся широко, расставив ноги над моими коленями, обхватывая руками моё лицо.

— Я никуда не денусь, — пылко произносит она до того, как прижимает свои губы к моим, ожидая, что я захвачу инициативу.

И я даю ей это. Я наклоняю голову и вторгаюсь в её рот, клеймя её уже припухшие губы. Любой мужчина, который встретиться на ее пути сегодня, будет знать, что она занята.

Когда я прерываю наш поцелуй, то быстро похлопываю её по заднице. Я не могу пойти с ней или же всё закончится тем, что я трахну ее на том сверкающем прилавке.

Я толкаю свою дверь, чтобы открыть, и позволяю ей соскользнуть с меня, прежде чем передаю ей сумочку. Я хватаю ее за запястье, когда она поворачивается, чтобы уйти, оставляя легкий поцелуй на её коже.

— Спасибо тебе, — рычу я.

— Не за что меня благодарить, — заверят она. — Хорошего дня.

— И тебе.

Затем она ускользает прочь. Я наблюдаю за ней, пока она открывает свой магазин и исчезает на кухне. Я жду некоторое время, поглощая её теплоту, которой она наполнила меня в поездке. Когда я не могу больше чувствовать это, я уезжаю.

Истощение берет своё, как ветер и сотканный им узор покрывает первым заморозком поля в сезоне. В моей кухне включен свет, когда я заезжаю в гараж. Я почти забыл о Коди.

Я захожу в дом, направляясь прямо к кофе-машине, в которой остался свежесваренный кофе. Спасибо, мать вашу.

— Доброе утро, — раздается голос Коди с дивана.

— Доброе, — ворчу я, поднося свою кружку ко рту.

Я не двигаюсь, пока не опустошаю её наполовину. Теперь я могу, наконец, быть приветливым.