Ксавьер перекидывает мои волосы на одно плечо, целуя обнаженную кожу.

— Хочешь, чтобы я снова вошел в тебя?

— Хоч-ч-чу… — я шепчу, потому что его прикосновения чертовски приятные. — Ксавьер…

— Ты знаешь, что мне нравится слышать это. Скажи мне, чего ты хочешь, и я дам это тебе, — шепчет он мне на ухо.

— О, господи. — Я закатываю глаза, чувствуя, как он вводит лишь кончик и снова отдаляется, дразнясь. — Я хочу тебя, Ксавьер. Мне нужно, чтобы ты был внутри.

— Вот это моя хорошая девочка, — нахваливает он, прежде чем толкнуться бедрами, проскальзывая в меня головкой.

Ощущения совершенно отличаются от того, что я испытывала раньше. Это так примитивно, грубо и нацелено лишь на получение разрядки.

Он двигается во мне.

— Охренеть как круто, — одной рукой он крепко держит мое бедро, а другую запускает в волосы. — Блять, Анна, — он рычит, как будто говорить ему сейчас трудно. — Я не хочу заканчивать, но я не могу сдерживаться, когда я в тебе.

Знакомый трепет охватывает меня, и я знаю, что снова кончу через несколько мгновений.

— Не останавливайся.

Он впивается пальцами в мою кожу и вколачивается с такой силой, что по комнате разноситься звук шлепков наших тел друг о друга.

Не нужно много времени, чтобы я задрожала в предвкушении.

— Я кончаю.

Тысяча проклятий вырывается из его рта, он интенсивно кончает, и мы вместе теряемся в экстазе.

Он обрушивается мне на спину, но тут же скатывается. Затем нежно прижимает меня к груди и целует в макушку.

— Мне всегда будет хотеться еще и еще.

Я приподнимаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Чувствую то же самое.

Он протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке большим пальцем.

— Я не хочу, чтобы ты беспокоилась о будущем, Анна. Я собираюсь найти способ позаботиться о тебе.

Я хмурюсь, совершенно обескураженная сменой темы.

— Я и не беспокоюсь. Я знаю, что мы есть друг у друга. И все будет замечательно.

— Не понимаю, как ты можешь быть такой чертовой оптимисткой.

— Потому что я верю в тебя. Ты уже доказал, что можешь изменить жизнь к лучшему. — Я абсолютно честна с ним. — К тому же я все еще работаю на «Напряжении». Конечно, мне будут платить намного меньше, чем тебе. Но это лучше, чем ничего, верно?

Ксавьер тяжело вздыхает.

— Мне ненавистна мысль о том, что ты будешь находиться на ринге без меня. Откажись.

— Ты слышал, что сказал мистер Сильверман. Я должна быть там. Иначе…

— Меня выгонят.

Меня шокирует легкость, с которой он произносит эти слова, как будто это для него ничего не значит. И я не могу поверить, что он имеет в виду именно это.

— Но тебе нравится рестлинг. Как ты можешь так легко от него отказаться?

Он смотрит прямо на меня.

— Ты значишь для меня больше, вот почему. Когда я был на ринге, а копы собирались повязать меня за то, что я почти прикончил Рекса, я осознал одну вещь. Я не могу жить без тебя. Я люблю тебя больше жизни, Анна.

Мое сердце делает сальто. Для него было большим шагом принять свои чувства ко мне, и удивительно, что он снова произносит эти слова.

— Я тоже люблю тебя. — Я тянусь вверх, чтобы поцеловать его в губы. — Ты не бросишь рестлинг, а значит и я не уйду. Когда-нибудь это закончится, и я буду рядом с тобой постоянно. Мы не можем лишить меня шанса сопровождать тебя на будущих боях. Ты должен доверять мне.

На мгновение он замолкает, а потом нежно берет меня за подбородок.

— Я полностью доверяю тебе, доверяю даже свою жизнь. Хоть мне это и не нравится, ты должна быть там.

Заметно, как тяжело ему это дается. Никто в жизни Ксавьера не давал ему повод доверять людям, поэтому я благодарна, что он открывает мне эту свою сторону. Невозможно предсказать, чем все обернется, но что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе.

Глава 3

Анна

После нескольких часов сна телефон Ксавьера звонит и будит нас.

Ксавьер стонет и переворачивается на бок, чтобы дотянуться до телефона, лежащего на тумбочке.

— Да? — его голос низкий и хриплый. Затем наступает тишина, он слушает того, кто на другом конце линии. — Понял. — Он раздраженно вздыхает и потирает лицо ладонью. — Завтра же первым рейсом вернусь в Детройт.

Он заканчивает разговор и кладет телефон обратно.

— Нам надо собираться.

— Что случилось? — Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на его прекрасное лицо.

Я вижу по глазам, что его раздирают противоречия, из-за чего меня тут же одолевает любопытство, что же у него на уме.

— Это был один из адвокатов «Напряжения». Похоже, мистер Сильверман действительно добился снятия всех обвинений, как и обещал, так что проблемы с законом обойдут меня стороной.

Волна облегчения пробегает по мне.

— Отличные новости! Я же говорила, все получится.

Уголок его рта опускается, и выражение лица становится хмурым.

— Есть еще кое-что.

— Что-то кроме отстранения? Мы же знали, что это часть сделки.

— Выходит, после нашего разговора прошлым вечером босс решил добавить еще одно условие.

Я недовольно морщусь.

— И что же это?

В моей груди все трепещет, нервы на пределе, пока я пытаюсь сообразить, что еще мог предъявить Ксавьеру адвокат из «Напряжения», ведь мистер Сильверман уже отобрал у него карьеру с помощью отстранения.

— Он добивает меня за то, что я сделал с Рексом. Помимо прочего, «Напряжение» хочет, чтобы я не только из своего кармана оплатил накопившиеся медицинские счета Рекса, но и заплатил ему за боль и перенесенные страдания.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Да ты шутишь. Разве он может это сделать?

Ксавьер кивает.

— «Напряжение» делает мистера Сильвермана очень состоятельным человеком, и он может позволить себе все, что захочет. Если я хочу когда-нибудь вернуться на ринг, то придется сделать, как он сказал, или могу помахать на прощание своей работе.

Я хмурюсь.

— Нечестно как-то.

Его взгляд встречается с моим.

— Мир, красавица, нечестен, особенно, когда дело доходит до таких парней, как я.

— И сколько в деньгах?

Я знаю, Ксавьер состоятелен — очевидно, что денег у него достаточно, чтобы закинуть мне тридцать тысяч долларов — но каждый раз, когда ты вот так выводишь крупную сумму со своего счета, это должно тебя серьезно напрягать.

— В общей сложности они хотят сто пятьдесят тысяч.

Моя челюсть падает, и, клянусь, у меня впервые сбивается сердечный ритм. Сумма просто безумная. Представить даже не могу, что можно выплатить столько в качестве штрафа.

— Господи, это же очень много.

— Много, — соглашается он.

Знаю, мне не следует совать нос в его финансы, но я не могу удержаться от вопроса:

— У тебя есть столько?

— Есть, но поскольку в ближайшие несколько месяцев поступлений не предвидится, мне на какое-то время придется затянуть пояс.

— Деньги, которые ты перечислил мне, все еще на счету. Я не трогала их. Нам этого хватит?

— Тебе понадобятся эти деньги, чтобы оплатить отель, когда ты выдвинешься в путь. Компания не компенсирует эти расходы. Это рабочие издержки. К тому же эти деньги твои. Я дал их тебе. И не позволю потратить на то, чтобы содержать нас.

— Глупости. Это твои деньги. Я же говорила, есть нечто неправильное в том, что ты платишь мне с момента, как мы стали встречаться.

— Анна… — он произносит мое имя с предупреждением в голосе. Он делает так всегда, когда решительно настроен и не планирует менять своё мнение.

— Нет, Ксавьер. Прекрати вести себя глупо. Если тебе нужны деньги…

— Не нужны, — произносит он, обрывая меня. — Не обсуждается. Они тебе понадобятся. Поверь мне. Постоянные разъезды — недешевое дело. Именно на них и уходит львиная доля моих доходов.

Я смогу адаптироваться к безденежью. Когда я только переехала в Детройт, денег едва хватало на еду. Если бы не Куинн, подсобившая с поисками работы, не знаю, как бы я выкрутилась. Словом, мне знакома жизнь с пустым банковским счетом, так что и мы с Ксавьером как-нибудь справимся.

Мысль о Куинн внезапно перенаправляет мои мысли к тому, как нам можно сэкономить.

— Хорошо. Но раз уж нам придется ужаться в расходах, пока все не образуется, думаю, нам стоит пожить у Куинн и тети Ди.

Ксавьер приподнимает густую бровь.

— Не выйдет.

— Почему? — не соглашаюсь я. — Я знаю, им это не в тягость, и мы избежим трат на съем двух номеров в мотеле.

— У них мало места, Анна, и если тебе комфортно с ними оставаться, то я парень крупный. Я занимаю много пространства в комнате и отведенный мне лимит гостеприимства израсходую очень быстро.

— Такое ни за что не случится, — я изо всех сил стараюсь переубедить его, но он лишь качает головой.

— Случится. Поверь мне. Я мотался из квартиры в квартиру после того, как покинул дом, и именно по этим причинам меня выпроваживали. Сложно быть незаметным, когда в тебе метр девяносто пять сантиметров и сто двадцать килограмм веса.

Я вздыхаю, похоже, он не изменит свое мнение на этот счет. Нам остается только одно место, где мы можем остановиться бесплатно, — его дом, тот самый, которым он владеет и о котором отказывается говорить.

Ксавьер не упоминает свою семью, и он дал ясно понять, что настаивать на этих разговорах не стоит, это не принесет блага ни одному из нас. Случающиеся временами ночные кошмары, пробуждающие его от глубокого сна, — единственная возможность бегло взглянуть на прошлое его семьи. Дом — щекотливая для обсуждения тема, думаю, он как-то связан с семьей. Исходя из рассказанной им истории, возможно, именно в этом доме и умерла его мать, и воспоминания слишком сильны, чтобы вынести их.

Я не хочу касаться тем, которые могут ранить его, но, боюсь, если он не взглянет в лицо тьме из собственного прошлого, то никогда не сможет примириться с ним. Я хочу быть рядом в эти моменты, хочу показать, что это нормально — отпустить все то, что не оставляет его.