Марина хмыкнула. Помятый Анин вид бесил ее еще сильнее, чем ложь, слетавшая с дочкиного языка.

— Это с каких пор Карина выросла на две головы и сменила пол? Не ври мне! Я знаю, что ты встречалась с Сергеем!

Похоже, Аня опешила. Открыла рот, собираясь что-то сказать, но промолчала. Наверняка гадает, что мне известно, — скользнуло в Марининой голове.

— Ты следила что ли? Что с тобой происходит-то? — жалобно произнесла Аня, заглядывая в глаза.

— Похоже, меня обманули и при этом хотят, чтобы я радовалась и молчала!

— Мам, да никто никого не обманывал! Да, мы были у Сережи на квартире.

— Какая прелесть! И что же вы там делали? — Марина перешла на крик. Ее трясло, слова вылетали, как пули из автомата. И в этот момент она жалела, что ими нельзя убить.

— Я не могу сказать. Это секрет, понимаешь?

— Так вот как теперь это называется… секрет! И после этого ты смеешь смотреть мне в глаза?!

— Подожди, — Анюта застыла, будто никак не могла что-то понять. — Ты подумала, что мы…

— Ты станешь врать, что это не так?!

— Вообще-то, Сережка приготовил тебе сюрприз… — дочка продолжала оправдываться.

Зря. Марина уже про все догадалась и все решила. Осталось только выяснить, кто именно рассказал Ане про настоящего отца. Кто и когда. Когда она перестала быть ее маленьким чудом и стала ядовитой коброй?

— Хорош сюрприз! Теперь он для тебя Сережка?!.. Так вот — передай этому кобелю, что я в восторге!

— Мам! Да очнись ты! Ничего такого не было! Как ты вообще могла подумать, что я позарюсь на жениха родной матери?!

Но при этих словах Марина только скривила губы. Вот тут-то ты и прокололась, девочка, — мелькнуло в голове.

— Хочешь сказать, ты ничего не знаешь?

— О чем ты?

— Не надо корчить из себя благодарность! Я уже оценила ее! После того, как я двадцать лет тебя растила, ты решила отплатить за заботу черной монетой?! Не думала, что ты настолько обозлишься! Отвечай, кто растрепал, что ты мне приемная?!

Аня остекленела с открытым ртом. Только глаза заморгали чаще обычного, словно в них попала соринка. И впрямь поражена или прикидывается? Щемящее чувство, что натворила то, о чем будет потом жалеть всю жизнь, заскреблось в Маринину душу. Отмахнулась от него — нет, дочка все знает. Просто прикидывается. Иного объяснения, почему она отбила Сергея, а теперь Марина в этом не сомневалась, не существовало.

— Могу показать документы, — сухо пригвоздила она. — Но, думаю, в этом нет необходимости. Ты и так все знаешь.

Внутри все оборвалось, когда Аня мотнула головой из стороны в сторону.

— Нет…

Слезы заструились по ее щекам, брови съехались «домиком», делая ее лицо жалостливым, неправедно обиженным. Пелена безумия сползала с Марининых глаз, еще немного, и она бы рухнула рядом с дочерью, умоляя забыть этот разговор. Но секундное замешательство прошло, Аня сглотнула, впиваясь в Марину взглядом, будто хотела запомнить раз и на всю жизнь. А потом дочка выскочила из квартиры, оставив дверь открытой.

— Не может быть, чтобы она не знала, — бормотала Марина, пытаясь дознаться от совести: все ли сделала правильно?

Но та обиженно молчала, тыкая в левую сторону груди острой спицей.

Глава 29

Задернутые шторы, початая бутылка водки на столе, мятое небритое лицо в отражении… Виктор смотрел в зеркало с пренебрежением к собственной физиономии. И не потому, что выглядела она неряшливо и угрюмо — презирал себя за трусость и ханжество. Вместо того, чтобы на трезвую голову разобраться, что же на самом деле происходит в душе, предпочел «посоветоваться» с подзабытым сорокоградусным другом… Зря студенты прозвали его Стержнем. Это на людях он несгибаемый и суровый, а за стенами своего жилища — мягкотелая амеба, боящаяся лишний раз взглянуть по сторонам. Тряпка…

Виктор поморщился, провел ладонью по шершавой щеке. Надо бы побриться, — скользнуло в голове. Но он не сдвинулся с места, продолжая буравить взглядом отражение. А ведь пару дней назад окончательно решил для себя, что постарается забыть Анюту. Но стоило увидеть ее глаза, такие родные, желанные… Сколько сил ушло, чтобы сдержаться, равнодушно пройти мимо, чувствуя, как она смотрит в спину… Отвернулся, потирая ладонью лоб.

Позвонить ей? Объяснить, почему отмалчивался все это время? Попытаться убедить и Аню, и себя, что притяжение между ними не любовь, а какой-то болезненный магнетизм… Ведь это чувство так непохоже на то, что он испытывал к Галюне…

Теплый весенний дождик поливает пыльные Тверские улицы. Стайки студентов спешат укрыться в резных деревянных беседках, прикрывая головы чем попало: плащами, рукавами, портфелями, тетрадями… Виктор увлеченно спорил с другом по только что услышанной лекции. Но вскоре дискуссия зашла в тупик, поскольку ни у одного из оппонентов не хватало доводов и терпения. Досадливо махнув на товарища рукой, он отвернулся, разглядывая здание института — серый монолит, словно скала возвышавшийся над домиками и парковыми деревьями.

Виктору не хотелось уходить домой, вернее — в выделенную ему комнатку общежития. Хотелось поскорее уехать к родителям, пожать крепкую отцовскую руку, вдыхать травяной аромат чая, который мама неизменно собирала и заваривала сама. Она всегда садилась напротив, пододвигая к нему варенье и духмяные лепешки… После размеренной и спокойной жизни в деревне, где все друг друга знают и всегда готовы помочь, жизнь в областном городе казалась ненастоящей. Конечно, и тут тебе приветливо улыбались в толпе, но для Виктора город насквозь пропитался суетой и одиночеством.

Дождь почти кончился, сбрасывая редкие капли с крыш и деревьев. Виктор высунулся из укрытия, сделал несколько шагов, но тут же вернулся — словно играя в кошки-мышки, дождь с новой силой застучал по асфальту, забрасывая теплые капли за шиворот застанному врасплох человечку. И тут, будто призрачное видение, на парковые дорожки выпорхнула девушка. Невысокая, худенькая, с копной светлых волос, примятых дождем. Она ничем не закрывалась от небесной влаги, и Виктору даже на миг показалось, что незнакомка не касается ногами земли. И в этот момент он был готов поклясться, что гром и молнии пронеслись над головой, оставляя в сердце колючие озорные иголки. Волнение и ощущение полета наполнили душу, которая молила об одном: пусть девушка окажется рядом. Неважно — как и почему. Просто хотелось смотреть в ее глаза, ощущать присутствие, знать, что она есть и будет всегда…

Незнакомка взбежала по ступенькам, устроилась в стороне, глядя себе под ноги, слегка отряхнула юбку-колокольчик. Кто-то из присутствующих поздоровался с ней, но она лишь робко кивнула в ответ. Похоже, окружающие стесняли ее. Виктору казалось, что он чувствует, как ей неуютно стоять в ватаге переговаривающейся, смеющейся и спорящей молодежи. Захотелось подойти, обнять за плечи, шепнуть на ушко, что он всегда будет рядом, значит, ей нечего бояться. Вот только язык предательски прилип к небу, коленки окаменели, давая понять, что не способны сделать и шага. Он так и мялся в сторонке, бросая умоляющие взгляды в сторону незнакомки. Тогда Виктор не знал, что ее зовут Галя, она на два года младше его и совершенно растеряна, потому что еще совсем недавно детдомовские стены ограждали ее от всех невзгод и общения с посторонними людьми.

Все это он узнал гораздо позже, а пока просто стоял истуканом, впитывая в себя каждую мелочь ее эфирного образа…

Воспоминания всколыхнули совесть, разворошили старую рану, которую он тешил все эти годы, а забыл в тот самый день, когда Аня пылко выпалила «люблю». Виктор стукнул кулаком в стену, сотрясая книжные полки. Боль впилась в сознание, на костяшках пальцев выступила кровь, но наваждение осталось, пульсируя в груди греховным огоньком. Он не может заставить себя не любить, но попробует оставить Анюту в покое. Не искать встреч, отмалчиваться на звонки, которые, наверняка, будут — подобная пожару Анина натура не позволит отступить без боя. И в этом она тоже так похожа на Галечку… Как же тяжело видеть ее образ перед собой и бежать прочь сломя голову!

Скрипнув зубами, Виктор резко развернулся, схватил бутылку со стола, наспех скручивая крышку. Глоток, всего один глоток и знакомое тепло унесет проблемы, развяжет язык и выплеснет наружу скупые мужские слезы… Нет! Отдернул руку, опрокидывая водку на пол. Жалобный звон стекла, расползающаяся на полу лужа… Виктор наблюдал, как струйки горячительного заползали под ботинки, будто сорокоградусная ластится к порабощенному хозяину. Отступил, хмуря брови. Хватит. Один раз запой уже стоил ему ребенка, неужели он и впрямь верит, что все само собой разрешиться? Нет. Надо действовать, причем, именно сейчас, пока слухи об их романе не разлетелись дальше деканата.

Виктор прошел на кухню, взял со стола мобильный и набрал Анин номер. Гудки… Опять гудки… Оставьте сообщение… Он присел на табурет, продолжая «бомбить» Анюту звонками. В голову полезли гадкие мысли: вдруг она настолько расстроилась от разговора с Борисом Венедиктовичем, что натворила глупостей? Вдруг ее мать тоже знает про их чувства? Может, Аня разругалась с мамой и сбежала из дома? А если к тому самому жлобу, что водил ее в парк Горького? Виктор почувствовал, как заныли десны — слишком сильно сжал зубы, представляя, что может случиться.

— Возьми же трубку, Анютка!

Теперь Виктор жалел, что не бросился ей вслед. Пусть и не сразу — их разговор с деканом продлился добрых полчаса, но хотя бы потом. Позвонил бы, утешил, разузнал, что бестактный Борис Венедиктович наговорил ей наедине. Нет, предпочел запереться в стенах университета, ковыряясь в прошлогодних контрольных.

— Да, — раздалось на том конце провода, когда Виктор уже перестал надеяться.