— Не-е-ет… — сорвалось с Марининых губ. Детектив приходил к ней с утра, значит, Виктор Андреевич еще не в курсе, что Аня — его дочь… Нет! Закричало все Маринино существо. Неужели из-за ее бессмысленной истерики Анюта оказалась в объятиях собственного отца, да еще в такой извращенной форме? Мысль казалась невыносимой, прожигающей душу насквозь отчаянием и угрызениями совести.

— Ты… Ты… — Марина никак не могла произнести этого вслух. — Ублюдок! Ты совратил собственную дочь!

Виктор Андреевич окаменел, перестав даже моргать, а потом стал переводить взгляд с Марины на Анюту. Дочка тоже застыла, прижимая руки в груди. Она во все глаза уставилась на Марину, как бы умоляя «скажи, что это не правда!».

— Да, — Марина продолжала добивать врага. — Это я забрала ребенка из красной коляски, когда твоей жене попала щебенка в висок. И было это в Твери, правда, тогда город назывался Калинин…

Она не отдавала себе отчета, обрушивая на Виктора Андреевича очередную порцию подтверждений. Желание растоптать его, вынудить кусать локти от раскаяния, поглотило ее. Изливая свою вину на другого человека, Марина совершенно забыла про Анюту. Когда же спохватилась — как она отреагирует на сказанное, очнулась и дочка.

Продолжая мотать головой, Аня выскочила из квартиры как была — в трусах и рубашке. Марина рванула следом, но ее остановили цепкие пальцы Виктора Андреевича, впившиеся в предплечье.

— Это правда?! — переходя на крик, спросил он.

— Да. Тебе недостаточно доказательств? Так знай — утром ко мне приходил нанятый тобой детектив. Антон… Фамилию не запомнила, но она какая-то смешная.

Марина попыталась оторвать его руку от себя, но ничего не получилось — она сжималась еще сильнее, грозя оставить синяки.

— Пустите меня!

— Зачем? — в глазах Виктора Андреевича стояли слезы. Марина отвернулась, кроме влаги там еще было что-то такое, чего она не могла выдержать.

— Бог подарил ее мне.

Секунда — и он разжал руку, сползая на порог. Марина побежала вниз, поглощенная одной мыслью — надо догнать Анюту. А там все наладится, да, все будешь хорошо. Главное — догнать Анюту…

Глава 33

Аня бежала, не разбирая дороги, пока не стало колоть в правом боку. В голове резвился ветер, разбрасывая мысли в разные стороны. Сейчас она не думала ни о чем и ничего не соображала. Только в груди все разрывалось на части, не имея возможности выплеснуться слезами. В глаза будто насыпали песка, а губы шептали одно: «Так не бывает…».

Углубляясь в незнакомые переулки, совершенно не запоминала, куда бежит — все дома казались одинаковыми, серыми и убогими великанами. Да и зачем? Она не вернется обратно. Никогда. Ноги занесли Аню в какой-то узкий двор с коробушками гаражей и бабками у подъезда. Они смерили ее «прокурорскими» взглядами.

— Чего только с молодежью ни делается, — поджав губы, произнесла одна из них — тучная, в цветной кофте и с авоськой в руках.

— Совсем стыд потеряли, — поддержала ее вторая, такая же полная, но ниже ростом и в очках с толстой оправой.

Аня не сразу поняла, что речь идет о ней. А, впрочем, неважно. Теперь все стало неважно… Осмотрелась, выискивая, куда можно было бы пройти дальше. Но двор оказался глухим.

— Да она, поди ж, наркоманка, — подбирая авоську к груди сказала первая бабуся. — Можа, милицию вызвать?

— Да ты что?! Я их и не видала никогда, — искренне всплеснула руками вторая, пристальнее всматриваясь в Анино лицо. — Молодая такая, а уже порченная…

— Да ты смотри: кто в здравом уме по улицам голышом бегает? Точно — наркоманка, либо пьяная… Но пьяная бы на ногах ровно не стояла… А чего их жалеть-то, сволочей? Сами колются и других на дозу подсаживают, — вторая бабуся решительно направилась к подъезду. — В соседнем подъезде у Кириллыча одна такая внука СПИДом заразила.

Сказав это, она скрылась за железной дверью. То ли поспешила вызвать правоохранительные органы, то ли просто испугалась, что наркоманка может и ее заразить чем-нибудь. Подумав об этом, Аня усмехнулась, ощущая, какая кривая и едкая вышла улыбка. Да, скорее всего она и впрямь выглядит ужасно. Растрепанная, с безумным взглядом, в одних трусах и мужской рубашке. Увидев такую в своем дворе, Аня тоже поспешила бы скрыться прочь — от греха подальше. Спохватилась — надо же, вернулась способность мыслить… Вот только о главном и мучительном мозг упорно отказывался рассуждать. Как и верить в реальность происходящего.

— Дочка, — тихо произнесла оставшаяся бабушка. — Ты бы шла домой. Али случилось чего?

— Случилось… — еле выдавила из себя Аня. Нестерпимо захотелось выговориться здесь и сейчас, но слезы застряли в горле и дальше не шли, как и откровения. — А дом… У меня теперь нет дома. И не было никогда…

Бабуля посерьезнела, подошла ближе, впрочем, оставаясь на разумной дистанции.

— Так, может, милицию вызвать?

— Нет, спасибо, — не мигая, ответила Аня. — Милиция мне не поможет…

Не дожидаясь ответа, она помчалась прочь из незнакомого двора. Вернувшаяся способность мыслить убивала, наполняла душу горечью и страданием. Бежать, ничего не соображая, было легко и свободно. Вот только рыдания все сильнее штурмовали горло и становилось труднее справиться с желанием выплеснуть их в чью-нибудь надежную жилетку.

Видимо, Анины ноги лучше нее самой знали, куда нести хозяйку. Через полчаса, час или полтора — она не знала сколько прошло времени — остановилась, напряженно глотая ртом воздух. Огляделась — знакомый дом с железными балконами. Аня прошла во двор, нажала код подъезда под удивленными взглядами женщин, приглядывавших за возившимися в песочнице детьми. Вошла в подъезд, отсчитала каждую ступеньку, вспоминая, как Сережа нес ее здесь на руках. Память отказала на пятнадцатой.

Очнулась перед открытой дверью, из которой доносился противный писк звонка. Будто в вязком сне проследила за своей рукой, беспрестанно трепавшей черную кнопку. Наклонив голову, стала всматриваться в тьму проема — где же Сережа?

— Анюта, да ответь же! — над самым ухом раздался его отчаянный голос.

Оказывается, он тряс ее за плечи. Почему раньше не почувствовала? Мысли пружинили, мешались, ускользали. Каждую становилось крайне сложно додумать.

— Привет… — произнесла, словно кукла, которая хлопает глазами и пищит «мама», когда ее переворачивают.

— Что случилось? — интонация Сергея наполнилась тревогой.

В один миг перед Аниными глазами пронеслась минувшая сцена, больше напоминавшая театральную постановку или дурацкий розыгрыш. Вот когда слезы вырвались наружу.

— Мне плохо… Мне очень плохо, Сережка…

Аня задыхалась. Слова застревали в горле, в груди разгорался пожар. Как она могла полюбить родного отца? Кто там наверху решил сыграть с ней такую шутку? А главное — за что? Ане казалось, что она умирает — рыдания рвали легкие. Ей хотелось наказать себя за предательскую, запретную любовь, вырвать сердце и сжать его в кулаке. Она готова была на все — лишь бы оно перестало ныть и впиваться в душу щемящей горечью.

— Анют, расскажи хоть что-нибудь! Я попробую помочь, — Сергей обеспокоенно тормошил ее, пытался заглянуть в глаза.

Но Аня не смогла ответить — из ее рта не вылетало ничего, кроме рыданий. Плечи дрожали, слезы лились сплошным потоком, застилая глаза.

— Препод твой что-то натворил? Марина? — Сережка предпринял новую попытку разговорить ее.

Аня сильнее прижалась к его надежному плечу. Ощутила искреннюю поддержку, заботу, проскальзывавшую в интонации, словах, жестах Сергея. Вот он — настоящий друг, которому всегда можно поплакаться «в жилетку», доверить тайны и в ответ услышать не абстрактное «все наладится», а правду. Он не станет ее жалеть, чтобы полегчало, но поможет исцелиться через мучения и боль. И при этом — всегда будет рядом, защитит. В голову закралась шальная мысль — вот кто поможет ей избавиться от проклятого чувства.

Перестав рыдать, Аня повернулась к Сергею, заглянула в теплые карие глаза, а потом прикоснулась к губам своими. Он не отшатнулся. Сидел, как вкопанный и ждал, когда она перестанет его целовать. Но Аня не унималась. Осознание, что ласкается не к тому, кто оказался так дорог и так недосягаем, терзало. Хотелось остановиться и убежать. Вот только можно ли скрыться от себя самой?

Аня провела языком по Сережиным губам, прижалась к нему всем телом, еще содрогающимся от плача. Хотелось вжаться в него, почувствовать на себя тяжелую плоть мужчины, который единственный не причинит вреда, потому что не хочет этого делать. Кажется, более опытная в любовных делах Карина говорила, что сильный пол возбуждают прикосновения «там». Замирая от страха и давясь слезами, Аня скользнула рукой к Сережиной ширинке, но он остановил ее.

— Ты этого хочешь? — спросил осипшим голосом.

— Мне это надо, Сереженька… Очень надо… — Аня оторвалась от Сережиных губ и умоляюще посмотрела на него.

Не произнося больше ни слова, Сергей ответил на поцелуй — долго, трепетно, но не страстно. Будто не сексом собирался заняться, а писал кистью на холсте. Так же нежно положил ее на диван и стал расстегивать рубашку. Каждый миг, когда он прикасался к ней, Аня мысленно благодарила Сережу. Его ласки были не требовательными, а успокаивающими, размеренными, поцелуи согревали. Аня зажмурилась, целиком отдаваясь во власть первого любовника.

Выходило совсем не так, как ей хотелось — вместо наказания она получала утешение. И только острая боль, вонзившая внизу живота, наполнила душу очищающим самобичеванием. Но это именно та боль, которая ей сейчас была нужна.

Аня стояла под прохладными струями душа, равнодушно рассматривая обстановку Сережиной ванной. Голубая плитка на стенах и такой же пол, местами облупившая побелка на потолке… Пустая корзина для грязного белья, с усердием бухающая стиральная машинка и кристально-белый «седалищный друг»… Узкий совмещенный санузел, который казался просторным только из-за того, что вместо привычной чугунной ванной красовалась душевая кабина. Аня закрыла лицо руками. Вот и все… Теперь от ее невинности не осталось и следа — Сергей вовремя сообразил, что произошло и аккуратно подложил под Аню свою рубашку, которая сейчас вертелась в стиральной машинке.