Диана Билык - Куколка

Вика

Золотистый утренний свет переливается в волосах Марка и, подкрашивая редкую седину на висках, превращает тонкие бесцветные нити в лучи осеннего солнца. Среди черно-угольных прядей они очень заметны. Муж волнуется, что слишком рано, а мне нравится: это придает ему серьезный вид, даже когда дурачится.

Переворачиваюсь набок и запускаю пальцы в его растрепанную шевелюру. Перебираю пряди любимых волос. Длинные, прикрывают уши и вечно занавешивают голубые, как небо, глаза. Особенно, когда Марк сердится, но это случается крайне редко: муж покладистый и добрый, и я не всегда верю в свое счастье. Как никто не посмел его увести у меня, ума не приложу. Прижимаясь ближе, вдыхаю аромат лимонного шампуня с тонкой нотой перечной мяты.

— Марк, на работу пора, — шепчу и прикусываю ухо. — У меня есть к тебе дело…

— Вик, солнце, я лег очень поздно. Дай еще полчаса, — бурчит Марк, раскрывая объятия и притягивая меня к себе. — Мм… как ты приятно пахнешь…

— Кот ленивый, вставай. Ты вчера от Яна во сколько пришел? Я не дождалась. Так что теперь не отстану, — наигранно злюсь. Вру. Слышала, как Марк вернулся, просто притворилась, что сплю. Я знала, что он пришел уставший: упал на кровать и уснул через минуту, стоило только переплести наши ноги и руки.

У Зимы последнее время какие-то проблемы. Марк частенько у него задерживался. Что-то с проектом не складывалось, а может, на личном фронте без перемен. Зимовский в нашей компании одиночка, и ему, как лучшему другу, нужна была особая поддержка.

— Медди, я так не хочу в командировку, — говорит Марк и резко распахивает глаза. — Можно я не поеду?

— Смеешься? Это ты у меня спрашиваешь? Я бы тебя привязала к дому и не отпускала вечно, но надо на что-то жить. Мои уроки танцев вряд ли нас прокормят и оплатят кредиты. А вдруг ребенок, а вдруг не один?

Марк, смеясь, переворачивает меня на спину и закидывает мои руки за голову. Прижимает собой к постели и холодит сине-мглистым взором.

— Рано. Я еще не нагулялся. Дай пожить без пеленок и ночных визгов.

Закусываю губу и тяну на себя простынь, чтобы прикрыть наготу.

— Ах, вот ты как! Боишься, что дети не будут давать тебе спать? Все! Не подходи ко мне!

— Я обиделась… — заканчивает Вольный. — Вик, серьезно. Ты, правда, хочешь ребенка? — прищуривается и немного наклоняется, отчего я слышу тонкий запах смуглой кожи.

Задумываюсь. прикрыв не до конца веки: так чтобы видеть Марка и его замешательство. Конечно, хочу. Но…

Последние дни плохо сплю из-за мерзкого предчувствия. Вчера оно не давало мне уснуть до полночи, а сегодня разбудило в четыре утра. Пришлось встречать рассвет в незашторенном окне, а потом лежать, стараясь не шевелиться, и наблюдать, как Марк безмятежно спит.

— Хочу, но просто не сейчас, — отвечаю, стараясь не показывать волнение в голосе.

— Переедем в свою квартиру или лучше дом. Да и мне хочется, чтобы ты был почаще рядом. Вечно по своим командировкам мотаешься. Неужели у нас в городе нет достойных проектов для крутого архитектора? Зачем так далеко брать работу?

— Ты же знаешь, что я делаю все, что в моих силах, — отвечает муж и пропускает несколько прядей моих волос сквозь пальцы. Тянет их к губам. — И пока беру любые заказы. Перебирать не получается.

— Знаю, Марк. Просто я скучаю и очень волнуюсь, — обнимаю его за шею, притягивая к себе.

— Погоди, — муж удерживает вес на руках и, бегло целуя меня в нос, спрыгивает на пол. — Мне нужно в душ.

Я остаюсь лежать на кровати. Неприкрытая и доступная. Гляжу в окно на разгулявшийся день и смахиваю ресницами набежавшие слезы. Что со мной не так?

С нашего этажа не видно верхушки деревьев, но я знаю, что там за окном — золотая осень. Разномастная, пестрая и теплая. Давно такой не было. Вечно, то холодно, то зябко, то грязь — на улицу не выйдешь. А сейчас середина октября, можно спокойно гулять в футболке и легком свитере. Вот бы в парк, да посидеть вдвоем у реки… Но Марк уезжает на несколько дней, а когда вернется, обязательно пойдет дождь. Как на зло. Мы уже полмесяца собираемся сходить на набережную, но времени так и не нашлось.

— Пойдешь со мной в душ? — говорит Марк, вытягивая меня своей белозубой улыбкой из мутных раздумий. Он подпирает косяк и смотрит исподлобья. Острый, пронзительный взгляд, а в сине-лазурных радужках пляшет беспокойство. — Вика, что случилось? Ты расстроена из-за поездки?

— Немного, — отвечаю я и прячу глаза. Стыдно, что порчу ему настроение перед дорогой. Не нужны мужу сейчас лишние переживания.

Марк протягивает руку.

— Идем. У меня шестьдесят минут до того, как такси приедет.

Сползаю с кровати, неуклюже путаясь в тонкой ткани простыни. Я без ночнушки. Когда с Марком поженились, перестала их вообще носить. А зачем? Вечно или снимем, или порвем в порыве страсти.

Усмехаясь мыслям, подхожу ближе. Качаю бедрами и откидываю густые волосы за спину. Нацепляю на лицо самую натуральную улыбку.

Марк подбадривает:

— Не хмурься. Три дня быстро пройдут. А сейчас давай просто побудем вместе.

Не отвечаю. Еще шаг, и просто налетаю на желанные губы. Слизывая влагу, проникаю внутрь и сплетаюсь с языком мужа. Аромат зубной пасты со вкусом кокоса добавляет поцелую уникальные оттенки. Марк, как маленький ребенок, не любит взрослые пасты. Ему подавай сладкие: шоколадные, ванильные или фруктовые. Но меня это только забавляет. И возбуждает.

Забираемся в душ. Долго целуемся. У меня сносит крышу и подкашивает ноги. Марк все сильнее оттесняет к стене. У нас большая кабина, нарочно брали для двоих, чтобы можно было…

Крепкие руки скользят по талии вверх и, пересчитав ребра, сминают грудь. Я выгибаюсь и выпускаю протяжный стон мужу в губы. Он ловит его, проникая языком все глубже и глубже. Кусает, тянет, делает своей. Горю и плавлюсь от его прикосновений и не могу сдержать слезы. Они вырываются бессознательно и переплетаются-смешиваются с ощущениями.

Три дня не смогу к Марку прикасаться. Три дня буду спать в холодной постели. Провожать закат и встречать рассвет в одиночестве. Да и еще два выходных впереди, и в клубе нет занятий. Придется дома что-то делать. Может, к родителям съездить.

— Все хорошо, золотая, — муж отрывается от губ и хрипло шепчет, едва касаясь кожи. — Время пролетит быстро. Вот увидишь, Вика-а-а…

Мы отходим в сторону и ждем пока выровняется температура воды. Марк гладит меня по плечам и перебирает сухие волосы, а я смотрю в его голубые глаза и тону. Столько хочется сказать, но все это кажется таким незначительным. Вернется домой, потом и признаюсь, что последний месяц меня беспокоят страшные сны. Зачем сейчас волновать напрасно? Наверняка, это у меня на фоне усталости и осенней хандры.

Проверяю ладонью воду. Еле теплая, даже слегка холодная. Но Марк любит такую, а я потерплю.

Муж тянется к горячему крану и включает его сильней. Мы слишком хорошо знаем друг друга, даже не сговариваемся. Мне так тепло от его участия и внимания: расплываюсь в неге его улыбки и таю от легких касаний ловких пальцев, что разливают по телу настоящее тепло. Этого тепла хватит не на три дня или неделю, а на вечность. Прикусываю язык. Что за глупости лезут в голову? Он вернется, и все снова будет, как прежде.

— Ма-а-арк, обещай, что не задержишься, — вода, обнимая, связывает нас. Обтекает нежно и неторопливо.

— Да, Крылова, обещаю. Три дня, и назад.

— Я уже не Крылова. Забыл?

— Крыло-о-ова, — муж гладит меня по спине и замирает широкой ладонью возле лопаток. — Я ведь вижу твои крылья. Чувствую.

— Это всего лишь лопатки, — смеюсь и утыкаюсь головой в его ключицу. Мокрые волосы облепляют кожу Марка бордово-медной броней. Вода мчится в водосток, а я замораживаюсь от видения.

Бурые дорожки крови стекают с моих волос: они обрезаны до плеч. Я щипаю себя за руку и вижу, как под пальцами краснеет кожа. В голове гул, а в сердце, словно дыра от выстрела из ружья. Печет и горит. Я понимаю, что в тот миг иллюзии не знаю Марка. Не помню. Будто кусок из другой жизни или реальности.

— Вика! — трясет меня муж. — Ты чего?

Прижимаюсь к нему и дрожу.

— Холодно. Согрей меня.

Целует шею и собирает капельки воды, бросая меня в еще больший трепет своей нежностью. Руками, губами, дыханием. Распаляемся и падаем в водоворот страсти вместе. Кажется, что кроме нас вокруг ничего нет. Мир создан для нас двоих.

И я плачу. Плачу от счастья.

Марк собирает губами мои слезы и, целуя, передает их горько-соленый вкус.

— Вика, не нужно так волноваться. Ты мучаешь меня. Я ведь тоже не хочу уезжать. Прошутебя, перестань.

Киваю, а затем притягиваю его к себе. Крепко, невыносимо хочется вжаться в него, чтобы не отпускал. Чтобы не уходил.

— Я от радости… — шепчу и тянусь, чтобы поцеловать его грудь. — Я очень тебя люблю и боюсь потерять, — легко прикасаюсь языком к его соску.

— Никогда… Ни за что не потеряешь. Я обещаю.

Любимый стонет и выгибается. Перекидывая мои волосы на одно плечо, впивается поцелуем в шею. Язык цепляет чувствительные точки и перебирается выше. Марк кусает меня: нежно и осторожно. А затем, слегка оттолкнув, заставляет отклониться. Дышит мною. А я вдыхаю наше желание и, глотая его, стараюсь напиться. Тянусь рукой, спускаюсь по животу мужа: хочу прикоснуться к нему более интимно.

— Подожди… — шипит Марк. — Рано. Не выдержу.

Ласкает то быстро, то медленно. Настойчиво и невесомо. Мне кажется, что я горю. Все тревожные мысли уходят глубоко в подсознание, и остаемся только мы и вода.

Теплые ладони размашисто скользят по телу, срывая капли и дрожь. Я дышу шумно, захлебываясь стоном. Марк дышит со мной в унисон. Хрипло.