Диана Билык - Куколка

— Да тише ты, — тащу ее за руку к машине. И так тяжело шевелиться, устал, как пес, а новенькие еще сопротивляются. Сорок восемь прошли без сучка и задоринки, а эти…

— Ма-а-арк! — орет Зима где-то из темноты. — Это блоковые маги с боевыми элементами, осторожно!

Но поздно. Девчонка отталкивает меня, и я не успеваю среагировать. Меня отбрасывает на капот и, перелетая через машину, я падаю на бетон, как мокрая тряпка.

— Ты в порядке? — тихий подростковый мужской голос слышится совсем рядом, но обращается он не ко мне.

— Да, — девчонка отряхивается и подходит ближе. — Кто они? — оценивает меня холодным взглядом, наклоняет голову. — Они не кажутся врагами.

— Сейчас узнаем, — отвечает пацан и резко втыкает острый носок ботинка мне в ребро. — Говори, тварь, зачем пришли?

— Макс! — вскрикивает девчонка и задерживает пацана, оттягивая его за футболку. — Не бей.

Я заваливаюсь на бок и с хрипом приподнимаюсь. Не видно ни хрена. Мало того, что темно вокруг, так еще и в голове полная каша и боль ослепляет.

— Зима, ты жив? — зову хрипло.

— Ты что оглох? Кто. Вы. Такие?! — и снова удар в ребро. Ну, не бить же детей в ответ? Я выбрасываю руку перед собой и пытаюсь защититься полем, но паренек только смеется на этот выпад.

— Не надо, Макс, — девчонка перебрасывает косу за спину и наклоняется надо мной.

— Этот, смотри, совсем слабый. Ты его так убьешь.

— Скоты! Таких давить надо ногтем. Они первые напали, ты еще жалеешь?

— Да ты в его глаза посмотри. Там же тьма изнутри сожрала почти все, не трогай!

Я перевожу взгляд с одного подростка на другого и не могу решить, что делать дальше. Их голыми руками не взять. И где чертов Зима?

— Где мой друг? — спрашиваю осторожно и стараюсь не шевелиться. Неуравновешенные дети — хуже обозленных взрослых.

— Валяется там, — бросает небрежно Макс и брезгливо сплевывает. Худой, как доска, но гонору выше крыши, на которой растут черные растрепанные волосы. Чем-то даже на меня похож в юности.

— Жив? — уточняю и продолжаю их рассматривать. Оба высокие для своего возраста, но лица светлые и юные.

— Да кто его знает? — смеется на одну сторону Макс и обходит меня по дуге. Я опираюсь на машину и пытаюсь вправить выбитое плечо. Больно, пиздец, но не выть же волком при детях? Засмеют.

— Кто вы? Зачем пришли? — спрашивает девчонка, проводит вдоль моего плеча ладонью. — Вывернул.

— Мы пришли вас забрать, — говорит Ян, выползая из тени. Подволакивая ногу, подходит ближе и выставляет перед собой ладонь. — Туда, где живут такие же, как вы.

— А зачем это нам? — фыркает пацан и отталкивает Яна одним движением пальцев к стене. Зажимает ему горло. Он будет не хуже Пестова, как подрастет.

— Вы что уже второстепенники? — шепчу и прикусываю язык. — Нам помощь нужна, — добавляю. — Мою жену выкрали темные маги…

— А с чего вы решили, что мы вам поможем? — хмыкает Макс, не отпуская Зимовского. Тот, здоровенный боров, царапает шею и пытается скинуть невидимый захват, но сила у детей явно мощная, да и не растраченная. Парень же вызверяется: — Пушечное мясо понадобилось? Думаете, что мы совсем дебилы?

— Лишние одаренные руки, — отвечаю и поднимаю голову. Смотрю в глаза пацану и вижу в его радужках несломленный дух. Я, когда бежал с Артемом от матери, был точно таким же. И сейчас словно смотрю в свое отражение. Он даже с виду такой же: черноволосый, светлоглазый и высокий.

— Ма-а-акс, — девчонка потирает ладони и прикладывает к моей руке. — Сюда иди, герой! — бросает через плечо, а потом говорит мне спокойней: — Вы не слушайте его, он всегда подозрительный и злой. Простите меня за это… — показывает на руку. — Я испугалась.

— Не страшно, — отвечаю и стараюсь мягко улыбаться. Девчонка — вылитая моя мать, от этого становится жутко. Холод ползет по плечам и царапает лопатки. — Поможете нам? Это очень важно, — шепчу и смотрю малышке в глаза. Признаки магии очень сильные, и я даже не пытаюсь влезть в ее память без разрешения — меня просто убьет.

Она коротко кивает и зовет снова Макса: — Я жду!

— Еще чего, — паренек складывает худые руки на груди и смотрит из-под густых черных бровей. Ян облегченно сползает по стеночке. — Сама лечи, я им не доверяю.

— Мне не хватит сил, — дуется девчонка. — Еще слово, и я сама тебе по мозгам дам. А ты знаешь, что я могу.

Макс неохотно подходит ближе и сжимает протянутую ладонь сестры.

Я понимаю, что эти малыши — давно не малыши. Они научились развиваться и помогать друг другу. Вот где настоящая сила — в любви. В той самой жертве за родного и близкого. В тех моментах, когда беспрекословно идешь за братом и веришь ему, как себе.

Меня прокручивает в мясорубке боли, но плечо встает на место. После чего я проваливаюсь в мутный черный сон.

Несколько дней получается заставить себя спать без Марка. Без желания его видеть. Нет, вру. Желание невыносимое, но я себя принуждаю думать, что он, мой любимый и верный, остался в прошлом. В том прошлом, которое я помню лишь кусками, обрывками, пятнами. Болезненными, будто витилиго на коже, только на моей душе.

Я хочу просто разобраться в себе, немного спустить напряжение и позволить Марку оправдаться. Выгородить свои поступки.

Тварь… А сердце не пускает, не хочет прощать, не хочет слушать…

На третьи сутки после решения дать шанс моему мужу я просто загоняю себя в очередной темный угол и вою, как раненная куница. Извожусь до полуобморока, тренируюсь у станков, сбиваю руки до мутной бесконечной боли. Из-за этого не чувствую, как густая кровь начинает оплетать запястья, и не вижу, как она срывается в осеннюю привявшую траву.

— Вика! — сердится учитель, стирает пот с покатого лба и ведет крупной ладонью над губами, чтобы собрать капли и там. — Ты склонна к перегибанию палки. Нельзя так! Ты или совсем ничего не хочешь делать, или готова вытащить из себя последние остатки сил. Что происходит?

— Я просто хочу понять, как управлять… — смотрю на кончики пальцев, но на них вместо черной магии только кровь. — Почему больше не получается ее вызвать? Я ведь сделала это: раскрылась. Почему я не могу собой управлять? У других же получается! Мне очень нужно, нужно…

— Зачем? — бросает толстячок и щурится, как крысеныш. Знает же обо мне все, даже то, что не говорит вслух, но вопросом вытягивает из меня боль снова и снова… Будто это поможет мне стать толковым магом. Ересь какая-то!

— Чтобы, — сцепляю зубы, стараясь не высказать все маты, что повисают на языке,

— добить первую степень.

— Зачем? — Иллион качает головой, стирает вспотевшие ладони о темные брюки и тянется ко мне. Я непроизвольно делаю шаг назад. — Дай, — строже говорит он. — Или будешь ходить перебинтованной калекой среди магов, что способны лечить царапины одним взглядом? Глупо, правда?

Киваю. И сглатываю подступившую горечь к горлу.

Я наверное, хочу, чтобы у меня болело. Ломало, крутило тело, лишь бы не корчилось сердце.

— А вы с памятью работаете? — спрашиваю я, а маг, прикрыв немного щербатые губы, наклоняется, мотая головой «нет», неразборчиво шепчет заклинание. Как я поняла, у каждого оно свое. Кто-то может обходиться без слов, просто потоком мысли, а у меня получается вызвать искры на пальцах только когда эмоции на грани. В этом загвоздка моего дара? Мне нужно гореть, чтобы использовать силу?

— Забыть — просто, Виктория, — отпускает меня учитель.

Смотрю на свои руки. Ладони и пальцы покрылись сухой крошкой крови, а кожа затянулась, не оставив даже шрамов. Только браслет измазался сильно. Стаскиваю его, чтобы хорошенько отмыть попозже. Прячу в карман черных стрейч-штанов.

— Тяжело вырваться из забвения, — заканчивает Иллион свою мысль и показывает в сторону корпуса. — Отдыхай. На сегодня хватит.

— Но я хотела еще…

— Нет! — отрезает он. — Довольно! И сама не вздумай тренироваться. Или мне придется тебя наказать.

Отхожу немного, будто боюсь, что он на меня набросится, как зверь. Взгляд такой: растерзает за лишнее слово.

— Я не пленница, не нужно мне указывать, — нарываюсь, я знаю, но сдержаться не получается. Гнев давно стал привычным состоянием.

— Это просто предупреждение, — отвечает жестко учитель и мягко улыбается. Строгость остается в блеске глаз. — Мой босс приказал тебя беречь, потому я выполню свои обязательства. Даже если решишь что-то сделать тайно, я все равно узнаю. Не хочешь проблем — не зарывайся.

— Интересно, как же вы меня накажете?

— Свяжу и брошу в подвал. Темный-темный.

Отмалчиваюсь. Давит на больное, но я не позволю собой манипулировать. Хватит уже! Одно интересно: откуда Иллион знает о Марке и моих воспоминаниях, или просто пришлось к слову?

— Никто не бросит меня в подвал. Никто и никогда!

— Тогда иди к себе и немного отдохни, — учитель расправляет плечи и чешет пузико.

— Завтра продолжим, ты сегодня молодец.

Меня злит, когда ставят рамки, но я так устала, что едва поднимаю руки. Он прав: нужно передохнуть. Отмахнувшись от его похвалы, как от назойливой мухи, иду в комнату. Не раздеваясь, падаю на кровать и проваливаюсь в сон.

И опрометчиво забываю надеть браслет…

Секунды, часы, дни скользят мимо, будто я за стеклом. В глухой тишине и пустоте. Я не могу без Вики. Не мо-гу… Так плохо давно не было, я будто выжатый цитрус. Обгоревший лист бумаги, что от легкого прикосновения превратится в пепел. Похож на привидение, бледный, худой, да и жить в целом не сильно хочется.

После того, как мы с Яном сдали всех малышей, в душе развернулась бездна. Медди не простит мне это. Никогда не простит. Она не поймет такую жертву, не примет. Но я знал на что иду. Ради нее, ради брата… Пусть не поймет, пусть гонит, неважно. Лишь бы жила. Я натворил столько, что готов понести наказание, даже если вот такое жестокое, от ее руки. Пусть бы она меня и убила, я бы этого хотел.