Диана Билык - Куколка

— Не обманывайся, Маркуша. Смотри, там еще есть, — и прижимает пальцы сильнее, почти пробивая кожу и вгрызаясь в мой мозг.

Навес. Игорь у стены. Вика идет к нему и сама тянется целовать. Вжимается в его худую грудную клетку, и я вижу, как ее язык шарит у сучонка во рту.

Как она могла? Я не понимаю… По-че-му…

— Так что проваливай, бывший муженек, — Игорь отмахивается от меня, как от противной мухи, и разворачивается спиной.

Шуршат сапоги, голоса раздваиваются и стелятся по земле. И я не могу больше держаться. Вырываюсь из плена двух сопляков, отбрасывая их в сторону, и вбиваю Сверилову в спину первый болл. Слабый, но хватает сбить его с ног.

Он перекатывается по траве, как бревно, и ловко поднимается на ноги, точно сумасшедшая белка. Формирует стену блока, вытянув перед собой паучьи руки, и свистом через кривые зубы дает команду нападать остальным.

— Сука трусливая! — выкрикиваю и отмахиваюсь от первых ударов.

Сбоку появляются ядовитые шары. Они пролетают над головой и сбивают нескольких магов около Игоря. Дрыщ быстро прячется за чьи-то спины и выпускает еще один щит.

Наши не стали ждать: вошли следом за мной. Ян с выкриком сбивает первые ряды магов и крупной тушой заваливается в толпу. Белобрысая сука успевает вывернуться и отбежать еще дальше. Я как пьяный бегемот отбиваюсь от прилипших ко мне подопечных темного. Удар в грудь, залом руки, хруст, шлепок по морде, вслед получается выпустить сноп парализа. Растрата, но мне уже пофиг. Сил все равно капли.

Начинается месиво. Я еле держусь на ногах, кажется, сбил плечо и обжег кулак о встречный болл — не успел обезвредить. Моя магия слаба против маттеров, я как беспомощный таракан против ботинка.

Ага, только усыпить, только обезвредить… Как же!

Рассекаю щеку о камни, когда падаю от множественных тычков по ногам. Колени сами подгибаются от слабости. Из-за пожара в груди я рассеян и не могу выдать ни одного магического удара. Пальцы дрожат, а щиты, что набрасывает один из Настиных магов, слетают от силы маттеров, крошась, как тонкий лед ранней осенью. Нас лупят, как малышей. Осталось только поставить в угол на кукурузу и сказать: «А-на-на!».

Крик, гам. Кто-то из наших падает замертво от точного удара звонкой стрелой магии в грудь. Пыль вздымается серо-бурым облаком, кровь хлещет, чавкают подошвы, слышатся обрывки заклинаний, хрустят кости, над головой пролетает женский крик.

Темнеет в глазах, когда меня заваливают в очередной раз, и острый носок впивается в ребро.

— Твоя сучка будет моей! — пищит над ухом Игорь. Тянет меня за шиворот по полю, подтягивает к камню и, схватив за волосы, собирается расколоть череп об острый угол. Я беспомощно вцепляюсь в его руки, но готовлюсь к худшему, потому что устал бороться.

— Хватит, — слышится знакомый скрипучий голос, и Сверилов резко отступает, отбрасывая меня, как тряпку. Я распластываюсь по земле и не могу вдохнуть. Жжет все внутри, будто меня пропустили через пресс.

— Ты обещал, Аким, — ярится Игорь и еще раз пинает меня в живот, а затем чуть выше и острей, ломая ребра. Переваливаюсь на локти и отхаркиваю кровь.

— Что-то не припомню? — темный маг тихо смеется. Коварно, злобно, а затем его интонация переливается в торжественную: — Скажем Марку спасибо за пополнение! Шикарный ход, шикарные маги. А теперь всех почистить, а нашего героя в изолятор. Разрешаю еще поколотить, чтобы был смирней.

— Аким! — снова встрянет Игорь. — Зачем он тебе живой?

— Не твое дело, — спокойно отсекает Аким. — И, мой совет, не играй с огнем, Сверилов, — голос мага уходит в сторону. — Яна и юную предводительницу инмагов в отдельные камеры. Остальным подавить волю. Выражаюсь понятно?

— Вполне, — недовольно гундит Игорь, а я сквозь боль пытаюсь собрать силы и прихлопнуть костлявого урода. Или обоих. Наивно, глупо, но так хочется верить в чудо.

Не могу говорить: земля набивается в рот, и тихий хлопок лишает меня возможности шевелиться, а затем гаснет свет, втягивая во тьму.

Длинный мрачный коридор упирается в тупик. Перед глазами вырастает дверь. Железная, ржавая, грязная. Она открыта, и я осторожно ступаю внутрь.

И отшатываюсь.

Вольный. Марк.

Любимый.

Неживой…

Он изломан, залит черной кровью, волосы перекрыли-залепили светлое лицо.

Дышит? Или нет?

Я хочу подойти ближе, но меня не пускает, отталкивает невидимая сила. Она просачивается в жилы и отравляет, застилая глаза чернотой. Щурюсь, чтобы выдавить ее из себя, прогнать, и густая тьма стекает из уголков глаз, обжигая кожу щек. Облегчение не приходит: мрак снова наполняет меня, отчего тяжелеют руки и ноги, и я падаю на колени.

— Уходи и больше не приходи. Ты предала меня…

Марк говорит не голосом. Я слышу его мысли, читаю по наполненным кровью глазам. Волосы, цвета вороньего крыла, упали на лоб и побагровели на кончиках. Руки мужа вытянуты вверх и стянуты цепями. И всюду ошметки одежды. И бесконечное море крови, крови, крови…

Толкаю себя вперед сильнее, но громогласный звон и сильный удар в грудь оглушают, и я, цепляясь за воздух, лечу во тьму…

Выныриваю из сна и хватаю губами воздух.

Дарина держит меня за плечи, смотрит в лицо, стискивает губы до тонкой кривой. Она растрепанная, измазана.

— Марк пришел за тобой, но…

Уводит взгляд и мотает головой, рассыпая светлые волосы по плечам. Замечаю рубленую рану на тонком запястье.

— Что с ним?

— Кажется, почистили, — она накрывает ладонью увечье, и кожа медленно стягивается, а алый пепел сыпется на пол. — Игорь там был… Вика, это жуткая бойня… Просто, как котят.

Она затихает и не дает мне ее схватить, чтобы заставить признаться, что врет. Врет же! Отскочив, девушка отходит к стене и выглядывает через щель гардины на улицу. Качает головой и поворачивается ко мне.

— А что ты хотела?! — кричит Дарина и плачет. Стирает крупные слезы грязными ладонями. — Сначала нарывалась, не слушала, а теперь будешь горевать? Живи с этим! Все полегли. Все! Они же малыши против темных магов, как кузнечики для курей. Инмаги и светлые слабо обучены, да и потоки другие. Маттеры пощелкали их одной левой пяткой. Посмотри в окно, если мне не веришь! — и она машет в сторону. Тычет беспомощно пальцем в тонкий тюль, а он идет волнами. — Говорила бабушка, что нельзя с тобой связываться, что ты всю жизнь по острию ножа ходишь, и всех близких потащишь за собой, когда сорвешься.

— Он жив, я чувствую, — вскакиваю и хватаюсь за голову. Рву волосы, а потом быстро заплетаю в косу, чтобы не мешали.

Мир идет кругом, вертится и стягивается узлом в животе. Не успеваю добежать до ванны: меня выворачивает светлой жижей на дорогой паркет. Откидываюсь на пол, чтобы вдохнуть побольше воздуха, а в грудь льется кислота. Она заставляет меня скрутиться снова и поддаться новым спазмам пустого желудка.

Не знаю, что буду делать, если Марка больше нет. Я об этом не думала, когда злилась и горела. Я не смогу без него. Никогда не смогу. Даже если вытравлю из себя все чувства, мне нужно знать, что он цел и невредим.

— Знаешь, — Дарина приседает рядом, подает полотенце и стакан воды. — Вокруг таких, как ты, всегда много беды. Ты или воспротивься мраку или позволь себя удавить в зародыше. Иначе будешь свидетелем гибели всех, кого знаешь. Всех, кем дорожишь. Если дорожишь, конечно.

— Я ничего не сделала, — шепчу и обмываю лицо водой, прополаскиваю во рту и сплевываю в сторону.

— Да? А это я, наверное, сама? — девушка протягивает кисть и заворачивает до локтя длинный рукав. На белой коже горит шрам в виде черной розы. — Когда тебя от Игоря отнимала, немного попала под огонь справедливости. Ты потом выключилась, но беседка… Ай! — она отмахивается и крутит рукой туда-сюда. — Как тату теперь, но болело жестко. Я даже сознание потеряла.

— Ты же можешь полечить себя.

— Такие шрамы остаются навсегда. Ты с меткой суггестора, дорогая. Твои удары, даже слабые, смертельны и необратимы.

Смотрю на свои руки и не верю. Смотрю на рану Дарины и тоже не верю. Я не могла такое сотворить, я ведь не злая, не подлая, не тварь.

Я не хотела.

— Знаю, — отвечает на мои мысли Дарина. — Тебе просто нужно нащупать в себе почву, встать на ноги. Хватит быть куколкой, Вика, пора переходить в новую стадию. Расправь крылья, подруга.

— Скажи, как направлять силу? Как ее обуздать? Я не понимаю… Не получается. Она, будто маленькая рыбка, выскальзывает из пальцев.

— Сердце свое успокой, мысли укроти, эмоции остуди.

— Невозможная шарада какая-то, — слабо усмехаюсь, а потом вспоминаю сон и черные двери. — Не знаешь, где подвал в особняке?

Дарина кивает и без слов идет к выходу.

Мы крадемся мимо столовой, заворачиваем через черный ход и спускаемся по узкой лестнице к распахнутой двери. Не та дверь, что мне нужна, но темнота и спуск создают ощущение дежавю. Замечаю на полу свежие следы крови, и сердце перестает биться. Дарина не врала, не врала… Да и зачем ей это?

Наши тени вытягиваются в длинные черные полоски, и впереди их неожиданно пересекает еще одна тень. Мы жмемся к стене и задерживаем дыхание.

Кто-то замирает в глубине подвала, услышав наши шаги, да так и остается стоять у стены. Как монумент.

Мы боимся двигаться и только переглядываемся, но когда за спиной оживают мужские голоса, все-таки слетаем вниз и натыкаемся на Лизу.

— Вика, Вика! — она бросается ко мне. Обнимает и целует в щеку. — Ян где-то здесь. Я сердцем чувствую.

— Как ты? — встряхиваю ее и всматриваюсь в худое лицо. Не верится, что подавление так быстро прошло. Хоть бы это не было очередной уловкой Акима. Он очень любит использовать людей в своих коварных планах, потому я опасаюсь подруги. Слишком уж неожиданно ее появление.