Диана Билык - Куколка

Лиза поднимает черные глаза на меня и тихо шепчет:

— Что-то горит в груди бесконечно, но не могу понять откуда боль. В забытие было легче, — она пожимает плечом и со знаком «тише», зовет нас глубже.

Голоса стихают, но вместо них появляются отчетливые шаги нескольких пар ног. Кто-то светит фонариком, лучи пляшут по стенам, режут углы и вот-вот выловят нас в темноте.

— Скорее, сюда! — шипит Дарина. — Прижмитесь к углу.

В глухом вытянутом подвальном помещении душно и темно. Две фигуры крадутся мимо нас и подбираются к камерам. Замечаю десятки дверей по одну сторону, и одна из них ТА САМАЯ из сна. Непроизвольно дергаюсь, но Дарина зажимает ладонью мне рот.

— Я и так еле щит удерживаю, не шевелись… — шепчет она.

Лиза вытягивается, встает на носочки и неожиданно отпихивает веснушку назад.

— Артем! — подруга рвется в темноту, сливаясь с ней, и я не успеваю перехватить Лизу за одежду. Она замирает возле высокой крупной фигуры, что стоит в полоборота. Луч фонаря ударяет по глазам, отчего мне приходится зажмуриться.

— Вика, Лиза, вы живы? — выдыхает Вольный младший и, хватаясь за грудь, приклеивается к стене. — Немая подсказала, где искать.

— Ты болен? — Лиза подступает и неуверенно топчется возле Артема. Он тянет к ней руку и ласково гладит по щеке.

— Я виноват. Прости, милая. Прости…

— Виктория? — второй человек отделяется от темени, и я узнаю Пестова — следователя, что приходил в больницу после аварии. Шрам на шее отчетливо прорисовывается в слабом свете фонариков. — Давайте выбираться! Мы немного отвлекли главнюков, но времени мало. Вытягивайте Марка и Яна.

— Откуда вы знаете моего мужа? — хрипло выдыхаю и наблюдаю, как другие ребята разрушают магические барьеры замков и выламывают двери.

— Он работает на меня, — пожимает плечами мужчина. — Ах, да, ты же в забвении. Позже этот вопрос уладим, сначала бы живыми выбраться из поместья. Дурики же без нас помчали, не дождались. Я не успел опомниться, как мне уже сообщили, что Ян и Марк ввязались с темными в драку.

Мне кажется, что следователь темнит, а в свете того, что лицо кажется мне смутно знакомым, по другим отрывочным слайдам из памяти, я вообще не хочу ему доверять.

— Вика, — зовет Дарина. — Здесь Марк… — и поворачивает голову. Замечаю, как поджаты ее губы, и хочется завыть.

Шаги даются с трудом. С болью и ломотой в теле.

Лиза с Артемом не отлипают друг от друга. Соскучились. Слышу, как ласково шепчут друг другу теплые слова. Как я их понимаю, как рада за них.

Иду к черному зеву, Дарина отступает, и на меня проливается резкий запах лечебной магии и свежей крови. Особенный запах, что невозможно забыть. Я помню его, еще с того времени, когда Вольного пырнул ножом маг в моей квартире. Такой же запах меня преследовал и в больнице. Значит, быстрое восстановление Марка — это не чудо, а просто магическая помощь.

Марка уже развязали, положили на пол. Он остается без сознания, вытянут на грязном бетоне, как солдатик. Голова повернута набок, губы в кривой усмешке, будто он рад участи пленника и подушки для битья. Я не могу иначе это назвать, даже после лечения Дарины на нем остаются открытые раны и… ожоги.

Я ступаю ближе и каменею от противоречивого желания бежать и броситься ему на грудь. Слезы ползут по щекам, выедают кожу, как кислота, грудь сверлит обидой и воспоминаниями пощечин, морального давления, предательства мужа. Ведь предавал же… обманывал. Если бы не так, то зачем было скрывать остатки моей памяти?

Думать о том, почему я перешла, а память не вернулась — не получается. Мне все равно, словно я не хочу возвращаться в то туманное прошлое. Будто я вычеркнула его из себя. Я понимаю, что если память не вернулась после апа, значит, вмешался кто-то сильнее Мнемонов. Суггестор? Или я сама? Могла ли я сама заблокировать себе память? Как самозащита.

Я подаюсь вперед, чтобы обнять Марка на прощание. Вольный слабо дергается, тихий стон слетает с губ. Душевный шторм входит в свой пик и решает снести напрочь мои шаткие барьеры самообладания. На кончиках пальцев пляшет черное пламя, колючки и змеи магии ползут по рукам и обвивают мои плечи. Злость и ярость разрывают изнутри: так бесконтрольно, что я боюсь взорваться и всех вокруг уничтожить. И когда его голос озвучивает мое имя, я трескаюсь, как тонкий весенний лед — еще секунда, и моя сила рванет во все стороны, и никто не спасется.

Срываюсь и, расталкивая магов, вылетаю прочь из камеры.

— Вика! — кричит мне вслед Дарина, но я не хочу ее слушать. Закрываю уши и бегу наверх, где солнечный свет и осенний холод врываются в тело на полном ходу.

Бьюсь беспомощью в чьих-то руках, кричу, срывая связки. Меня оттаскивают, причиняют боль. Кто-то матерится, шипит над ухом проклятия, а я сквозь слезы ничего не могу разобрать. Только неприятный знакомый запах влетает в ноздри и выворачивает наизнанку, срывая с петель темную неуемную силу, что скопилась внутри.

Первый взрыв пробивает грудь, и меня оттаскивает огненной волной в колючие кусты. Я долго не могу прийти в себя, лежу навзничь и рассматриваю голубое небо сквозь черные ветви, а когда могу немного шевелиться, поворачиваюсь и замечаю размазанного по стене Сверилова. Он, будто сломанный конструктор, развалился в траве и окропил своей кровью землю. Меня снова рвет. Черные сгустки вылетают из губ, черные слезы текут из глаз. Я осознаю, что убила. Осознаю, что могла убить кого-то близкого. Я — монстр… Меня просто нужно изолировать, чистить, у-ни-что- жить. Таким, как я, нельзя жить среди людей, нельзя заводить детей, семью. Я могу ненароком их ранить или убить. И как потом с этим жить? Я не смо-гу.

Черная тьма не расступается, а лишь немного приподнимает полы тяжелого бархатного одеяния, позволяя мне вдохнуть и приоткрыть разбитые губы.

Я слышу ее голос. Нежный, любимый, цветной, наполненный приятными обертонами.

Вика… Она где-то рядом, но двигаться не получается, позвать не выходит. Все тело: сгусток боли.

С трудом пошевелив пальцами, выдавливаю едва слышный стон.

— Тише, сейчас станет легче, — незнакомый женский голос оказывается рядом, теплые руки накрывают щеки. И запах лекарских умений мучает мои легкие. Особенный, терпкий. Напоминает сушеные травы у Немой в доме. Только от них тяжело дышать. Кости сходятся, ребра срастаются, повинуясь женскому шепоту, а я ору от боли. Слишком быстро она это делает.

— Извини, так надо, — говорит девушка и продолжает меня резать без ножа сильной лекарской магией. — Пока ткани сходятся, выслушай. Вика сорвалась, ей нужна помощь. Она убила Игоря, а сама ринулась в лес. Марк, она бежит от себя и наделает глупостей…

Я пытаюсь приподняться, когда смысл слов складывает перед глазами цельную картинку. Вика в беде, я должен встать.

— Нет-нет, еще рано, — сильная ладонь толкает меня назад и прижимает к полу.

— Она видела меня? — не открывая свинцовых век, шепчу. Рычу от ноющей боли и вою от толчков магии, что причиняют глубинную боль.

— Видела, но ушла… — отвечает голос. Я все еще не вижу обладательницу, но она мне чудится светлой и смеющейся.

— Значит, не простила и никогда не простит, — выдыхаю. Но я знаю, что иначе нельзя. Все правильно.

— Марк, — девушка стучит пальчиком по виску. Слабо, но ее удары отзываются в голове будто набат. — Думай сейчас не о себе. Она полмира к мнемоновой бабушке снесет из-за страха и ярости! Представь, что она чувствует, осознавая, что убила из-за мести…

— Кто ты? — выталкиваю хрипло и, когда волна боли немного спадает, пытаюсь встать. Отползаю к стене, сгибаю ноги и роняю голову на колени.

— Дарина. Мы типа дружили с Викой, а еще… — она хитро улыбается. — Я — внучка Немой.

— Как тесен мир, — снова вою и сжимаюсь. Больно до темных вспышек перед глазами. — Долго еще? Наливай быстрей!

— Я-то могу, но ты с ума сойдешь, — она усмехается и хрустит пальцами, перебирая их по-одному.

— Давай, — огрызаюсь. — Первый раз, что ли, схожу с ума?

— Да, вы оба уникумы в этом плане, — ухмыляется Дарина и прикладывает горячие руки к моей груди. Жест почти интимный, но меня рвет на части едкой болью, и вовсе не нежностей. Да и у меня есть жена, только она для меня важна.

Стискиваю челюсти, чтобы не орать и не позориться. Эмаль хрустит, а девушка смеется.

— Да кричи уже, а то подавишься, — откровенно подкалывает меня, а я выпускаю сквозь зубы, поймав секунду облегчения:

— Тебе говорили, что ты — чудо? У меня есть друг… Давай, познакомлю?

— Э… не, — она хмурится и качает светлой головой. — Я не создана для серьезных отношений, так что, даже не начинай.

— Он хороший, — шепчу, чувствуя, как подступает новая волна заживления.

— Да все вы хорошие, когда вам много позволяешь, но стоит пойти против вашей воли…

Она хищно скалится и «поддает газку». Меня крутит, и голос срывается на ор, пот катится по вискам, сердце глухо рубит в грудь, а я думаю об одном: Вика, Вика, Вика…

Через несколько минут в темную камеру заваливается Зима. Его поддерживают двое наших магов. Радует, что хоть кто-то уцелел.

— Его, значит, полечили, — бурчит Ян. — А я? — и лыбится белозубой улыбкой, но я замечаю, как сильно обгорела его борода.

— Тот самый друг? — уточняет Дарина, подмигивает мне и встает. Волосы, как солома, идеально ровные и блестящие падают на узкие плечи. Она крошечная, маленькая ростом, но привлекательная. Была бы за Зимовским, как за стеной. И глаза, как у Лизки — черные-черные, девушки даже чем-то похожи. Мягкий луч фонарика соскальзывает по ее лицу, выдергивает из темноты пятнышки веснушек. Очаровательная невеста для друга.