Диана Билык - Куколка

Дверь в квартиру Яна приоткрыта.

Залетаю, не разуваясь. Бардак. В нос ударяет стойкий запах спиртного, сигарет и грязной одежды. Повсюду раскидано шмотье: вонючие носки и рубашки свалены в углу в бесформенную кучу. На журнальном столике пустые упаковки из-под орешков и разорванные коробки с надписью «pizza». На полу штук десять-двадцать пивных бутылок. Какие-то стоят солдатами, а часть раскатались по нечистому линолеуму.

Подбиваю неровный строй носком туфли. Стекло звенит и раздражает.

Ян сидит на диване в трусах и майке. Вот это новость! Всегда идеально одетый с иголочки друг похож на законченного алкоголика.

— Зима, где Вика? — спрашиваю коротко и злобно.

Он прячет лицо в ладонях и едва заметно мотает головой. У меня по спине ползет стойкое ощущение предательства.

Подхожу ближе и наклоняюсь.

— Ян! Что случилось? Где. Моя. Жена?

Зима опускает руки и, вцепляясь в обшивку дивана, виновато прячет глаза.

— Прости, Марк. Я вернул ей память, — выпускает со вздохом.

Реакция опережает мысли. Подлетев, заряжаю ему кулаком в глаз. Зима заваливается набок.

— Бей, — хрипит он и не защищается. — Я виноват, я знаю.

Замахиваюсь снова, но кулак застывает у его щеки.

— У тебя ведь не вся память была, Ян! Сволочь! Ты совсем, что ли? За-аче-е-ем?! — говорю так громко и яростно, что изо рта вылетает слюна. Волосы падают на глаза, и я знаю, что у меня сейчас обезумевший вид.

— Мне пришлось, — стонет Зима и трет разбитую бровь и прикрывает затекший глаз.

Хватаю его за грудки и тяну вверх. Крупный Ян поддается. Его руки падают плетьми вдоль тела.

— Говори! — трясу, как сломанную куклу. Каштановые волосы выбираются из слабого узла и накрывают высокий лоб друга. Глаза блестят, как стекла. — Сука, говори! Ты же знаешь, что без меня ей не вспомнить остальное! Ты знал и все равно сделал! Это подло! Кто тебя надоумил?! Говори же, сволочь!

Не могу успокоиться. Швыряю его в проход между диваном и столиком. Зима не сопротивляется. Как пакет с мусором, влетает головой в ножку стула и сносит плечом пустые бутылки. Привстает на локтях и неуклюже перебирается вперед.

— Можешь убить, мне только легче станет, — говорит Ян горько. — Я искал ее. Три дня! Облазил весь город. Злота, тварь, как всегда — не дозовешься. Ма-а-арк, я никогда бы этого не сделал, если бы не нужда! — кричит он и, упираясь спиной в стену, подтягивает к себе колени. Похож на испугавшегося темноты ребенка.

Меня перекашивает от нелепой жалости. Убью!

Я подлетаю, готовый снова ударить. Горю и плавлюсь. Без последнего кусочка памяти Вика будет ненавидеть меня и никогда не примет. Гнев застилает глаза багровой пеленой. Буду лупить Зимовского ногами, пока не захрипит в предсмертных конвульсиях.

Еще рывок, и я уже готов к последнему шагу.

— Лиза пропала. Боюсь, что убрали ее, — говорит Ян и поднимает окровавленные глаза. — Мне нужен был суггестор.

Замахиваюсь. Ян опускает голову, позволяя волосам закрыть лицо, и готовится принять удар. Отступаю. Понимаю, что не смогу больше бить.

Трещит стена над его головой, и лопается кожа на моем кулаке. Знаю, что друг не предал бы нас. Не поступил бы так с Викой, ведь она для него тоже много значила. Случилось что-то серьезное, и взгляд Яна не врет.

Отодвинув ногой неопознанный хлам, падаю рядом. Ударяюсь затылком о стену, отчего перед глазами разлетаются разноцветные мотыльки.

— Выпить есть?

— На столе, — Ян показывает взглядом в сторону кухни.

Тяжело поднимаюсь и пробираюсь через завалы.

Здесь тоже творится беспредел: посуды чистой нет, мойка завалена, мусор просыпался из ведра, на столе еще одна стоянка пустых бутылок. Среди них откапываю початый коньяк с пятью звездами на этикетке. Долго копаюсь в ящиках в поисках чистых стаканов. Решаю, что помыть будет быстрей.

Ополаскиваю руки, смывая кровь: сильно разбил косточки о стену. Быстро читаю ключ лечения, и раны затягиваются, а гематома растворяется, не успев проявиться. Выдраиваю засохшие стаканы. Для Яна достаю из морозилки кусок мяса и, снимая на ходу с сушилки полотенце, возвращаюсь в зал.

Протягиваю Зиме замотанное мясо.

— Извини, лечить не буду. Сам, будь добр.

Он мотает лохматой головой и, приложив холодный куль ко вспухшей брови, откидывается на стену.

— Пусть. Сил не осталось ни капли. все на поиски сестры и Вики потратил.

— Зима, — горько усмехаюсь я, — тебе надо женщину завести. Без Лизки ты пропадешь.

— Мне вон Вика нравилась. Поделишься? — прыскает он.

Знаю, что шутит, но все равно стреляю ревнивым взглядом. Он отвечает коротким хохотком.

— Что делать будем? — разливая коньяк, спрашиваю я. Замечаю, как дрожат руки. Первый стакан опрокидываю в горло, второй протягиваю Зиме. — Может, Лизка с Артемом? Ты с ним связывался?

Ян раздраженно ведет плечом.

— Это ты еще не знаешь, — делает глоток и откашливается. — Подай, там орехи еще остались, — тычет пальцем в гору мусора на столе.

Бросаю на Яна скептический взгляд, но запускаю руку и брезгливо выуживаю полпачки арахиса.

— И что я еще должен знать? — говорю настороженно. Сюрпризы надоели, если честно.

— Они же расстались. Лиза на следующий день пропала.

Вот это новость. Брат жениться собирался. С чего такие перемены?

— Давно? — прожевывая орех, наливаю себе добавки спиртного. К моему жару добавляется новый.

— Послезавтра неделя будет, — Ян хрустит арахисом и чмыхает носом. Поочередно прикладывает к гематоме то стакан, то лед. Он совсем на себя не похож: как последний бомжара.

— Вы совсем придурки с Артемом? Почему мне, нам, не сказали?

— Лиза просила не беспокоить, чтобы Артему не напоминать и не наступать на больное.

— Ну, друзья-а-а, однако. А Вика где?

— У тебя же кольцо: тебе видней, — показывает на мою руку Ян.

— Нет связи. Она же знает, что за три километра я ее не найду. Если захотела спрятаться, то уехала подальше. Нашел время, когда память возвращать. Друг, называется!

Зима поворачивается и протягивает пустой стакан для добавки. Я вижу отчетливую сеточку капилляров на его белках.

— Когда ты спал последний раз? — в уме прикидываю, сколько ему надо для отдыха. Такого времени у нас нет.

— Не помню. — Ян выливает второй стакан коньяка в рот и швыряет его в проход. Из коридора слышится звон. На фоне мусорных гор мелкое стекло переливается блеском звезд.

— Как все запущено, — отрезаю я. — Надо Злоту искать, — громко ударяю стаканом о стол. — Поднимайся, Ян.

Он мотает головой.

— Сил нет.

Подхожу и нависаю над ним. Густая тень накрывает его лицо.

— Ты встанешь сейчас и пойдешь со мной, или я тебе фингал под другим глазом нарисую. А потом еще пометелю так, что родную бабушку не вспомнишь. Ты заварил эту кашу, потому я от тебя не отстану.

Ян смотрит на меня горестно, виновато, но не боится. Знает, что для меня это слишком много значит. Знает, что без Вики я — пустое место.

Долго встает, цепляясь пальцами за стену и мебель. Шатаясь, идет в ванную и глухо бормочет:

— Сейчас, только штаны напялю.

Вижу, что идет босыми ногами прямо в стекло.

— Стой, придурок! — подбегаю и тяну его назад.

Ян, едва устояв. приваливается к стене и своей тяжелой тушей прижимает и меня к ней.

— Марк, легче убить меня, — шепчет он вялым языком.

— Я сейчас так и сделаю, если ты не пошевелишь задницей и не возьмешь себя в руки! И заведи себе женщину, наконец! Засрался по самое не могу.

Он усмехается.

— Видно не судьба.

Отвожу его в зал. Мы на пару сбиваем углы плечами и почти переворачиваем столик с мусором.

— Не прибедняйся, Зима. Что нет кандидаток? Ох и переборчивый.

Никогда не задумывался, почему Ян всегда один. Неужели Вика так запала в его сердце, что на других и не смотрит? Прищуриваюсь.

— Увижу, что к жене моей заливаешь, будешь без зубов ходить. Никакие лекари не помогут. Понял?

Ян ржет, как конь, и кулем падает на диван. Успокаивается долго. Смех плавно перетекает в сип, а потом взрывается храпом.

Даю поспать ему ровно час. За это время убираю стекло и скидываю хлам в мусорные пакеты. От мобильного горят уши. Перезваниваю всем, кого знаю. Возможным и невозможным друзьям и знакомым Вики. Набираю Верхнему. Он отсылает меня, сказав, что еще ничего не выяснил.

Знаю, что Зима просто так не проснется. Тут хоть ведро ледяной воды вылей на него — вырубился до утра. А времени все меньше. Я боюсь, что за три дня любимая натворила дел и влезла в неприятности. Сердце не успокаивается и не успокоится, пока не обниму Вику, пока не услышу родной голос.

Подхожу к дивану и кладу пальцы на виски Яна. Настраиваюсь. Знаю, что это очень больно, но иначе никак. Пускаю в его сознание слабый разряд энергии. Зима вздергивается. Я предусмотрительно отскакиваю к балкону. Надо было чуть сильнее шмальнуть, в виде расплаты за проступок. Ладно, пусть живет, а то потом дня три головной боли обеспечены.

Его трясет несколько секунд. Ян успевает задеть ногой стол, и отшвырнуть его к стене, а рукой вмазаться в подлокотник.

— Воля, ты придурок так будить?! — распахнув глаза, кричит он и скрючивается в бараний рог.

— Ой, ну, извини-и-и, — кривляюсь я и отправляюсь в кухню. Пусть придет в себя. Кричу: — У тебя десять минут, чтобы умыться и одеться, или я тебя в одних трусах на улицу потащу!

— Изверг, — говорит ближе Ян, потирая глаза. — О, у меня дома барабашка-уборщик завелся?