Кажется, мои глазные яблоки сейчас выкатятся из орбит. В его словах неприкрытая угроза. Я замираю, не веря собственным ушам. Неужели он способен причинить вред ребёнку?

Я так мечтала о свободе, но она мне лишь снится. Когда же всё это завершится?

— Серафима! — доносится до меня знакомый голос.

Я тут же оборачиваюсь и вижу Патимат, махающую рукой. Радуюсь тому, что есть возможность ускользнуть от Сабурова.

Он прав. Ни один долг я ему не вернула. А он — ни один не простил. Теперь мы с Мишкой его пленники. У меня по-прежнему меняются лишь надсмотрщики.

Пати словно не сразу сообразила, что я держу в руках детское кресло-переноску. Когда мы поравнялись, она никак не могла привести чувства в порядок. Смотрела то на меня, то на спящего малыша.

— Серафима, как же я рада тебя видеть, — порывисто обнимает меня, а затем шёпотом, словно боясь всего на свете, уточняет: — Чей это ребёнок?

Мне почему-то становится смешно.

— Мой, конечно. Чей же ещё? — смотрю на неё улыбаясь, но она не разделяет моего веселья.

— Ох, Сима, ты совсем не изменилась. Тебе любая гроза нипочём, — качает восхищённо головой, а я никак не могу взять в толк, о чём она.

Мы проходим в дом, и я замечаю, что внутреннее убранство почти не изменилось. Неужели новая хозяйка не пожелала обустроить всё на свой вкус?

— Что ты имеешь в виду, Пати? — задаю вопрос, отодвигая штору и заглядывая в окно, ведущее во двор.

Сабуров разговаривает с кем-то из охраны, а сам смотрит в мою сторону, словно мысли читает и знает о каждом моём движении. Закрываю тут же штору обратно.

— Тут такое творилось последний год, — тихо выдыхает. Её слова тут же рождают во мне интерес. Оборачиваюсь, цепко глядя ей в глаза.

— И что же тут творилось?

Вижу по лицу Пати, как ей хочется поделиться со мной новостями.

— Пойдём, провожу тебя в комнату. Мне сказали приготовить её для гостьи, но не упомянули, что ей будешь ты, — улыбается с привычной теплотой, заставляя вспомнить, почему я её так любила.

На этот раз меня ведут в покои на втором этаже. Не для прислуги. Но и не для хозяйки дома. Гостьи, как верно заметила Патимат.

— Причину состояния Ратмира я поняла позднее. Слухи о твоём браке разошлись скоро.

Сердце отчего-то учащает ритм. Аккуратно кладу переноску на двуспальную кровать и сажусь рядом, забывая о том, как устала. Слишком интересен мне этот разговор.

— Какое состояние? — уточняю едва слышно. Во рту сухо.

Пати мнётся. Подбирает слова.

— Нечеловеческое. Мне казалось, он с ума сошёл. Заявился со свадьбы пьяный. Разгромил весь дом. Несчастная Ясмина не знала, где угла сыскать. Боялась его. Но он не обращал на неё внимания. Продолжил попойку в своей комнате, иногда меняя на кабинет. Никому житья не давал, на всех срывался. Держал нас всех в страхе, даже Фатима не высовывалась. Хотела уехать к родственникам, но он не пустил.

Уши горели, пока слушала это откровение, живо представляя картинку. То, что виделось мне, и происходящее на самом деле казались совершенно разными реальностями. В моей — Ратмиру я была не нужна. Он переступил через меня.

В его — он страдал.

Лишь в этот момент я ощутила то чувство, ради которого затеяла свадьбу с Юрасовым. Сладкое чувство возмездия.

— Сабуров не был похож на того, кто столько пьёт, — кусаю губы, припоминая наши встречи. На них он всегда выглядел с иголочки. Видимо, проходил ускоренный курс детокса со своими шлюхами.

Пати пожимает неопределённо плечами.

— А где сейчас Фатима и… — Мне сложно произнести эти слова вслух, но я всё же пересиливаю себя: — Его супруга?

— Фатима скоро вернётся. Уезжала за покупками. А Ясмина находится в больнице уже несколько месяцев.

От последних слов меня скрутило. Согнулась в три погибели, забывая, как дышать. С губ сорвался стон, сил сдержать который не нашлось.

Хуже всего то, что я испытала к ней сочувствие. Понимала её. Она, очевидно, страдает. Вероятно, выполнив свой долг и сделав ей ребёнка, муж потерял к ней интерес.

Но всё же…

— Какие у них отношения?

Патимат морщится от неудобного для себя вопроса. Симпатизировала Ясмине?

— Не заметила отношений. Он с ней даже не разговаривал.

Видимо, просто молча трахал. Жеребец хренов.

На этой мысли этот самый жеребец вошёл в комнату, распахнув дверь так, что она с шумом ударилась о стену, заставив меня с Пати вздрогнуть. Мишка заревел, разбуженный. Я, зло глядя на его папашу, взяла ребёнка на руки.

Стоило Ратмиру глазами показать на выход, как Пати тут же последовала в указанном направлении.

— Закажи себе всё необходимое, — кидает на постель платиновую банковскую карту, — здесь ты задержишься.

Я смотрю на эту подачку, будто мне змей в ноги подкинули. Мысли в голову не лезут. Куда бежать с ребёнком, непонятно. Но здесь я находиться тоже не собиралась.

— Мне ничего не нужно, — вру, конечно. В дорожной сумке только сменные трусики остались.

— И выбери себе свадебное платье.

Глава 60


Мишка всё не унимался, плакал и плакал, словно ему передавалось моё смятение. Я поднялась, продолжая укачивать его на руках. Сабуров давил на меня высотой своего роста.

— Что ты куришь? Я тоже хочу.

Пытаюсь разрядить обстановку. Он ведь шутит? Не может он быть серьёзным.

— Через месяц наша свадьба. Подготовься.

Уши горят. Щёки горят. Только кулаки чешутся.

— Патимат! — кричу, желая вручить ей ребёнка на десять минут.

Женщина заходит, я передаю ей Мишку с просьбой проверить памперс. Она кивает, явно прочитав в моих глазах предстоящую бурю.

Закрываю за ней дверь, сверля взглядом хозяина дома.

— О чём ты говоришь? — подхожу ближе, чтобы понять, издевается он надо мной или нет.

Вздыхает, будто перед ним несмышлёный, глупый ребёнок, которому ещё нужно что-то объяснять.

— Через. Месяц. Свадьба.

Цедит слова сквозь зубы, но русский я хорошо знаю. Ни к чему повторять дважды.

— Ты. Женат, — шиплю в ответ, привставая на цыпочках, чтобы он расслышал злость в каждой произнесённой букве.

— На бумагах — нет, — наклоняется ниже, — но с тобой брак будет фиктивным. На большее не рассчитывай. Мне нужна твоя доля, а взамен ты получишь мою защиту и жизнь.

На этот раз смысл сказанных слов до сознания доходит медленно. Как сквозь вязкий, засахаренный мёд.

Моя ладонь стремится встретиться с его щекой. Но он ожидал нападения. Поймал запястье, сжимая так сильно, что коленки подогнулись. Я взвизгнула от боли, и только после этого он ослабил хватку, встряхнул за руку, будто это могло помочь вставить мои мозги на место, смотря на меня безжизненными глазами. Глазами убийцы.

— Повторяю ещё раз, если с первого раза до тебя не дошло, — голос суше, чем песок в Сахаре, — ты делаешь то, что я говорю, и тогда ты и твой сын останетесь в живых. Поняла меня?

Моргаю слипшимися от подступивших слёз глазами, смотря на него сквозь пелену.

— Отпусти, — прошу севшим голосом.

Вижу, как его ноздри расширяются при вздохе. Злость в нём так и плещется, переливаясь через края. Словно всё время, проведённое вместе в дороге, он лишь маскировал, что может её сдерживать.

Едва дышу, осознавая, что ему очень хочется причинить мне боль. Не важно какую, физическую или душевную. Интересно, он способен меня ударить?

— Я хочу, чтобы ты ответила словами через рот. Поняла меня?

— Нет! — вырываюсь ужом из его захвата, бросаясь к двери. Знаю, что поступаю глупо. Что бежать некуда. Что я загнана в ловушку. Но не могу по-другому.

Он настигает меня, когда я уже почти успела открыть дверь. Удар кулаком по ней, и она захлопывается, а меня переворачивают и прижимают к стене рядом. Провоцирую, хочу вывести из равновесия. Вывернуть ему все кишки наружу, как он выворачивает мои. Вишу в воздухе, едва касаясь носками туфель пола, пока пальцы Сабурова впиваются в мои плечи, оставляя после себя кровоподтёки.

— Ты, блядь, сумасшедшая, я понять не могу? — рычит на меня, опаляя горячим дыханием щёку.

Я устрою тебе фиктивный брак, сучёныш. Ад на земле устрою.

— Если хочешь убить меня, так убей прямо сейчас. Чего время тянуть, — чувствую, что горю, а языки пламени лижут мои стопы, словно я ведьма, которую предали огню.

Опускает меня на пол, но не отпускает. Одной рукой упирается в стену, другой захватывает мою шею. Сглатывая слюну, ощущаю, как горло вжимается в его ладонь.

Дышит тяжело. Глубоко, смотря на меня глазами, полными ярости.

— Ты даже не представляешь, как сильно я хотел тебя убить. Поэтому не искушай меня. Ты нужна мне, — ухмыляется на этих словах, тыкаясь носом в мою в щёку и вдыхая запах кожи, как дорожку кокаина, — пока ты наследница Юрасова. Потом я тебя отпущу на все четыре стороны.

Это что-то на очень больном. На не по-человечески неприятном. Получается, он вытащил меня из того дома ради денег?

Хочется заплакать, но слёзы уже текут по щекам, не спрашивая моего дозволения.

— Хорошо. Поняла тебя, — всхлипывая вру, надеясь, что отпустит, а я смогу найти тёмный угол, чтобы пореветь.

Смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы потемневшими глазами. Верит? Пальцы между тем разжимаются. Я отстраняюсь от Сабурова, снова пытаясь открыть дверь и выбраться, но он по-прежнему упирается в неё рукой.

Кладёт ладонь мне на плечо, удерживая. Я ощущаю, как его подбородок трётся о мою макушку, вызывая мурашки.

— Если выкинешь что-нибудь, я от тебя мокрого места не оставлю, — и только после этого открывает дверь, позволяя мне выйти из комнаты, и покидает её сам.