Эмине абсолютно не удовлетворилась тем, что услышала.

– Говоришь, не трогай! Я не трону, а кто тогда тронет? Прачка, что ли, у тебя есть? Конечно же, я снова все сделаю!

Мюрвет, глубоко вздохнув, продолжала вешать белье.

Тем вечером она решила кое-что сказать Сеиту на этот счет.

– Сеит, белье из ресторана постоянно теперь будет отвозиться к нам?

– Да, Мурка. В связи с тем, что у нас больше нет прачечной, белье стираем дома, – подтвердил муж. – А что, есть какая-то проблема? Ты же знаешь, что это скатерти ресторана. Я не могу их отдать абы куда. Они должны быть великолепными и пахнуть крахмалом.

Стирая с тех пор скатерти и полотенца, Мюрвет думала о том, сколько усилий она приложила к тому, чтобы мужу хорошо жилось.

Однажды вечером, после ужина, когда Сеит играл с еще не спящей Леман, Мюрвет утюжила все те же ресторанные скатерти. Внезапно на верхнем этаже раздался грохот. Послышались гневные голоса. Сеит и Мюрвет с удивлением замерли. Сеит положил Леман на кровать и побежал на лестничную площадку, но не поспел за Сулейманом, который уже спустился с лестницы и хлопнул входной дверью. Доносился плач Сафийе. Сеит поднялся на верхний этаж. Сафийе рыдала в три ручья.

– Что случилось, Сафийе? Что происходит?

– Что должно было случиться, Сеит? Как мне только на ум это не приходило? У него есть любовница. Ты можешь в это поверить? У него есть любовница!

Сеит действительно не мог поверить. Сулейман был сильным, волевым, влюбленным в жену мужчиной.

– Где дочери? – только и спросил он.

– Он отправил вчера дочерей к бабушке и хочет со мной разводиться.

Сафийе вновь утонула в слезах. Сеит взял ее за руку.

– Спокойно! Подумаем, как выйти из этой ситуации. Давай спустимся к нам. Здесь ты одна не останешься.

Мюрвет с беспокойством ждала их у двери. Наполнив водкой маленькую стопку, Сеит заставил Сафийе выпить ее. До самого утра они проговорили, обдумывая выходы, чтобы спасти брак. На следующий день Сеит лично пошел на встречу с Сулейманом. Как друг и родственник, он сделал все, что возможно, но результат не изменился – муж Сафийе забрал детей и развелся.

Молодую женщину, которой нужно было съезжать из дома, так как ее средства не позволяли ей одной проживать в большой квартире, Сеит и Мюрвет решили забрать к себе. Сафийе вынуждена была ответить согласием. В ее жизни внезапно произошли большие перемены. Мужчина, которого она любила, бросил ее ради другой женщины, не оставив ей денег. Она была вынуждена покинуть квартиру, которую называла своим гнездом. Но самой невыносимой утратой для нее была разлука с дочерьми. Из-за тоски по детям у нее разрывалось сердце.

Несмотря на горечь и тоску, Сафийе самоотверженно помогала Мюрвет в домашних делах. Молодая женщина больше не плакала, но Мюрвет постоянно слышала ее глубокие вздохи.

Стоял один из пасмурных, туманных осенних дней. Окна и балконы уже были закрыты. Установилась сырая и влажная погода. Две женщины закончили свои дела и, сварив себе крепкий кофе, сели перед окном. В какой-то момент взгляд Мюрвет упал на прохожего, показавшегося ей знакомым. Чтобы удостовериться в том, кто это, она встала с места и пробормотала:

– Сафийе, посмотри, ради Аллаха, это не наш поэт ли Хасан, не он ли?

И Сафийе поразилась увиденному. Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.

Поэт Хасан шел с огромным мешком на спине, шатаясь от его тяжести.

– Ах, Сеит! Он снова чем-то загрузил юношу, я уверена! – воскликнула Мюрвет.

В мешке, который принес Хасан, был уголь.

– Становится прохладнее, дядя сказал, чтобы вы не мерзли в доме, – сказал он.

* * *

В тот год День Республики отмечался во всей стране с большим воодушевлением. Мюрвет закалывала на груди золотую брошь, украшенную маленькими алмазами, подаренную мужем, и почувствовала, как ей в глаза ударил алмазный блеск.

Было похоже, что зима наступит рано. Несмотря на то что было только начало декабря, ощущался холод.

Уголь, запасенный Сеитом, оказался весьма кстати. Спустя какое-то время после переезда Сафийе в дом отца, в Мюхюрдар, на верхнем этаже появились новые квартиранты – некая разбогатевшая семья. Даже двухнедельного соседства с ней было достаточно, чтобы утомить Мюрвет и Сеита.

К Новому году они решили переехать и поселились в Английских апартаментах, которые сняли в районе Айналычешме. Все близкие друзья Сеита жили либо на той же улице, либо на очень близком расстоянии. Манол, Искендер-бейзаде, Михаил, Яхья, Леман были его соседями либо на одну-две квартиры выше, либо на нижней улице. Айналы-чешме был одним из тех уголков Стамбула, где белогвардейцы создали себе маленькую Россию. Как и в других местах, где поселились русские, здесь не было различий по титулу или званию. В этом же районе, помимо турецкого, русского и французского языков, можно было услышать и другую речь. Греческая бакалея, армянский зеленщик, албанский мясник держали там свои лавки.

Мюрвет нравились эти люди, хотя их образ жизни был незнаком ей. Женщины и мужчины из России были в высшей степени изящными и шикарными. Среди них попадались те, у кого имелись деньги, на которые они могли безбедно существовать. Время от времени они продавали личные ценности. Но большинство все же работало. Мюрвет, наблюдая за ними, восторгалась их благородными, вежливыми манерами.

Несмотря на невольную тягу к ним, Мюрвет стеснялась заводить с ними близкую дружбу. Один-два раза Сеит приводил некоторых русских друзей к себе домой. Увы, из-за незнания языка Мюрвет была вынуждена только улыбаться, не понимая, о чем речь, когда другие хохотали. Сеит по-прежнему вел свободный образ жизни. Мюрвет безмолвно переживала. Она уже поняла, что не сможет удержать мужа при себе. Она думала о том, что Сеит ближе к этим людям, чем к ней, она видела, что не может спорить с ним по этому поводу.

Сеит чувствовал себя в новом районе в сравнительно более привычной обстановке. Общение с соотечественниками дарило ему чувство близости с Родиной. Много раз он думал о возвращении. Но он знал, что это невозможно, по крайней мере, сейчас. Его друзья держали путь в Париж или в Нью-Йорк. Эмиграция на Запад волновала и его.

Единственным человеком, который мог заставить забыть Сеита обо всем, была его дочь, несмотря на то что она еще не говорила. Она была уже не папиной Полуш, а Леманушкой. Мюрвет нервничала, когда муж называл этим именем их дочь:

– Ребенка зовут Леман. Почему ты так ее зовешь?

Сеит, смеясь, отвечал:

– Для меня она Леманушка. Я буду называть свою дочь, как хочу. Договорились?

Мюрвет видела, что муж привязался к ребенку, и чувствовала страх, что эта связь между отцом и дочерью оставит ее вне отношений с Сеитом. Самое же странное, что, по мере того как это чувство нарастало, оно стало одерживать над ней верх. Сколько бы она ни просилась присоединиться к ним, когда отец играл с дочерью или когда Сеит уходил гулять с ней, с собой они ее не брали. С одной стороны, она очень обижалась. Думала: «Раз уж вам вдвоем так весело, то во мне нужды нет». С другой стороны, гневалась на них, чувствуя одиночество, которое сама же и создала.

С заботой, которую Сеит проявлял к гардеробу своей жены, он начал относиться и к одежде дочери, стоило только той вылезти из пеленок. С усердием, будто он выбирает наряд юной девушке, он брал ткани в Бейоглу, которые импортировались в страну, и относил к портному, который шил платья и для Мюрвет. Стоит признать, Мюрвет тоже получала удовольствие, когда одевала дочь в эти элегантные кружевные, с оборками, платья, в изготовленные на заказ ботиночки, словно наряжала любимую куклу. Когда Сеит принес домой детскую коляску, произведенную в Англии, которую он заказал несколько месяцев назад и которую наконец доставили, он был безумно счастлив.

Тут же разместив дочь в коляске, он хотел вывезти ее на прогулку. Было еще только начало апреля, и погода стояла прохладная. Мюрвет сначала возражала, испугавшись, что ребенок замерзнет. Но Сеит был настойчив.

– Сеит, ты хоть раз видел мужчин, гуляющих со своими детьми?

– Что в этом такого?

– Не стыдно перед соседями?

– Почему мне должно быть стыдно? Давай, Мурка, кончай говорить ерунду и пойдем с нами!

– Нет, вы идите. Я приготовлю ужин.

– Как знаешь.

Маленькая девочка в пальто светло-голубого цвета была словно куколка, вышедшая из журнала. Она издала возглас удовольствия, будто поняла ценность этой огромной игрушки, абсолютно для нее новой. Ее глаза расширились и стали круглыми от удивления. Сеита обрадовало воодушевление ребенка.

– Это только начало, Леманушка! Смотри-ка, как мы сейчас с тобой развлечемся.

Он поднял тормоз коляски.

– Ну, здравствуй, Пера! Мы идем! Ты готова?

* * *

Весной один богатый клиент-грек – завсегдатай ресторана предложил Сеиту следующее:

– Сеит-бей, в Джаддебостане, у моря, у меня есть участок, совладельцем которого я являюсь.

Материал готов, клиенты готовы. С меня участок, с тебя дело. Идет?

Предложение Йорго пришло словно ответ на думы Сеита о расширении бизнеса. Он не раздумывал ни минуты. Так в Джаддебостане появилось «Морское кафе».

То лето было сказочным.

Дела «Морского кафе» шли прекрасно. Клиенты в большинстве своем были из Бейоглу, Шишли, Айналычешме. Белогвардейцы, поселившиеся на островах, и турецкие семьи с берега Кадыкея, как и левантинцы, составляли основу посетителей. Для тех, кто хотел провести день на берегу моря, официанты кафе разносили по пляжу сандвичи на подносах. Тем, кому было некомфортно принимать пищу на пляже, предлагали в кафе еду и холодное пиво с лимонадом. Обычно большие семьи, приезжавшие издалека, оставались здесь до самого вечера.

Самыми любимыми часами Сеита были те моменты, когда волнение дня заканчивалось и песчаный пляж погружался в безмолвие. Рассматривать облака, раскрашенные в цвета, которые остаются после только зашедшего солнца, видеть их отражение, наблюдать за тем, как они падают в море, было верхом наслаждения. Эти часы он с нетерпением ждал на протяжении всего дня. Вечер возвращал запахи, по которым он соскучился, голоса, которые желал бы услышать. Шелест волн, запах водорослей… Сеит вновь и вновь представлял себя в Алуште – и радовался.