Она вцепилась в руку одного из комиссаров и вопила изо всех сил, осыпая его ударами своих крошечных кулачков. Комиссар устал от того, что эта хрупкая и наивная женщина докучала ему. Он дал ей затрещину, чтобы она отвязалась от него. От удара Мюмине упала и ударилась лицом о землю. Осман заволновался, услышав, что голос жены оборвался. Он сумел вывернуться, поднять голову и обернуться. Когда он разглядел лежащую на земле жену, он озверел. В ту секунду он мог думать только о ней. Откуда-то взялась сила, и, оттолкнув скованными наручниками руками солдат, он побежал обратно к жене. Больше пары шагов он сделать не смог. Последовал удар прикладом, а затем он ощутил, как кровь с его головы стекает по лбу и затылку. Его затошнило. Перед глазами появились кровавые пятна. Он желал позвать жену по имени, но с губ сорвалось только хрипение. Осман упал на землю.

Крики, брань, вопли на улице разбудили большинство соседей. Все со страхом наблюдали происходящее через занавески.

Красные невероятно рассердились на чету Эминовых за то, что они не дали им возможность сделать все тихо.

Мюмине, когда ее вели по саду участка, не могла сдержаться от горького крика, глядя на полумертвого, связанного мужа. Она попыталась подбежать к нему, но на нее снова обрушился удар. Осман попытался позвать жену по имени, но не сумел. Он мог только смотреть на ее, приоткрыв глаза настолько, насколько мог. Глядя на ее измученное красивое лицо и изящное тело, он зарыдал от безысходности. Мюмине сознавала, что она разделит с мужем судьбу, но ведь именно это она обещала ему в тот день, когда выходила замуж: делить радости и горести, следовать за ним повсюду и разделять с ним любую судьбу. Вспомнив тот день, она и побежала за ним по пятам, забыв о детях. Ее задевало то, что они не заслуживали такого наказания. Может быть, их только хотели запугать?

Красный не чувствовал никакого сострадания к молодой, красивой женщине. Женщина перед ним была врагом народа, которая каким-то образом выжила раньше, когда они зачищали всю эту мразь. Ему рассказали, что она и ее муж шпионили против Советской России, переписываясь с родственниками, которые служили царю, а потом сбежали на другой берег Черного моря. Ему говорили, что эта семья эксплуататоров одно время владела почти всей Алуштой, и единственное, чего они, по его мнению, заслуживали, – это смерти. Он потирал ладони, чтобы поскорее исполнить приговор.

Когда лучи солнца начали стирать утренний туман, во дворе собрался отряд военных. Осман, как свое имя, прекрасно знал, что последует дальше. Его жена сохраняла надежду до последнего момента, но, осознав свою беспомощность, тихонько заплакала. Ей было очень страшно, она еще никогда так близко не была рядом со смертью. Ей было всего двадцать четыре года. Она думала о золовке Хавве, которую убили уже несколько лет назад… Внезапно она поняла, что больше смерти она боится за судьбу детей. Пока военные слушали команды и строились, единственное, о чем она волновалась, были дети.

Осман в тот момент тоже посмотрел на жену, думая о детях. Теперь они будут вместе. И здесь, и в следующем мире. Но их дети? В чьих руках окажутся дети, куда их отправят? На кровоточащих, избитых, измученных лицах у обоих на мгновение сверкнули глаза, но никто, кроме них, этого не заметил.

Сначала расстреляли тоненькую, изящную Мюмине. Османа посчитали виновным настолько, чтобы он пережил и эту боль, и Осман, наблюдая, как изящное тело, которое он годами любил и ласкал, чей запах вдыхал, подкосилось и упало на колени, с хрипом извиваясь в крови, озвучил последние проклятия. Теперь он был готов к смерти. Палачи не заставили его ждать долго.

В тот день жители Алушты проснулись от звуков выстрелов вместе с первыми лучами солнца. Те, кто видел, как молодых Эминовых увели, догадывались, кого принесли в жертву. Но большинство из них не знали, что именно случилось с Османом и Мюмине Эминовыми. Никто из соседей не мог знать, что, после того как их расстреляли, их остывшие тела, которые еще несколько часов назад лежали в своей постели, лежали под открытым небом… И только латунная кровать с кружевным одеялом помнила прощание.

* * *

Мехмет и Захиде Эминовы, которым о случившемся тайно сообщила соседка Османа, добрались до Садовой еще до того, как дети должны были проснуться, чтобы спасти внуков. Когда Захиде услышала о том, что ее последнего сына и молоденькую невестку увезли, она погрузилась в молчание. Наверное, в ее глазах не осталось больше слез.

Мехмет не мог поверить глазам, когда открыл дверь. Гостиная и большая спальня были разграблены. Шкафы и ящики опустошены, бумаги в кабинете Османа и книги в библиотеке разорваны и брошены на пол, смешавшись с ватой от разорванных в клочья подушек и одеял. Но самое страшное – Хасана и Хаввы в доме не оказалось.

Две маленькие кровати, одна из которых была голубой, а вторая розовой, были пустыми. Захиде заголосила. Словно безумная, металась она по комнате, заглядывая под кровати, распахивая дверцы шкафов, будто надеялась найти маленьких внуков хоть там. Мехмет же испытал такую боль, будто ему на голову обрушился гигантский камень. Он знал, что его сын больше не вернется домой. Они увезли даже детей. Он схватил жену за плечи и встряхнул, стараясь ее успокоить.

Когда они выходили из дома, Захиде внезапно ринулась назад. Взяв ножницы со стола, она направилась в спальню сына и невестки. Мехмет, испугавшись, что супруга сошла с ума, пошел за ней. Захиде отрезала часть кружевного одеяла с кровати Османа и Мюмине, а затем направилась в комнату внуков. Там тоже отрезала по куску розового и голубого кружева, потом погладила простыни, хранившие следы тел внуков. Прижав кружева к груди, она взяла мужа за руку, и они вышли из дома Османа.

По пути домой Мехмет с ужасом осознал, что жена пребывает в другом мире. Захиде что-то бормотала про себя и улыбалась, словно ребенок. Сжав ее руку в своей ладони, он старался ободрить ее:

– Захиде, дорогая, послушай! Я даю тебе слово, что найду наших внуков. Не падай духом! Как мы тогда за ними будем смотреть?

Захиде с улыбкой посмотрела на мужа. Мехмет мог бы даже решить, что она счастлива.

– Они, наверное, ждут у нас дома, дорогой мой Мехмет. Они, наверное, испугались темноты и пришли к нам.

Маленькому Хасану еще пять лет, а маленькой Хавве, названной в честь умершей тети, всего лишь три года. Но Мехмет ответил:

– Может быть.

После той ночи Мехмет и Захиде Эминовы остались в доме у виноградников, чтобы провести там остаток жизни. Когда за ними закрылась дверь, Мехмет посмотрел наружу из маленького окна. Холмы перед его глазами, тянувшиеся до Черного моря, были покрыты виноградниками, которые когда-то принадлежали ему. Захиде, оказавшись дома, рухнула на старую качающуюся табуретку и вперила взгляд в одну точку. Бедная женщина бормотала:

– Дети все здесь, да? Пришли? Кто пришел? Ханифе… Курт Сеит… Осман… Махмут… Хавва… Мюмине… Хасан… Хавва… Ханифе… Курт Сеит…

– Захиде моя, мы дома! Пойдем выйдем вместе в сад!

Ответ Захиде был бессвязным. Может быть, это был и не ответ вовсе.

Мехмед вышел в сад. Одна из деревянных колонн сломанного навеса террасы, где в прежние времена накрывали столы и принимали гостей, была подперта табуреткой. Мехмету подумалось, что табуретка куда счастливее, чем он. Она смогла сохраниться. Он посмотрел на Черное море. Он впервые ощутил, что очень доволен, что Сеит сбежал. Да, это была правда, Сеит оказался его единственным выжившим ребенком. Он был самым любимым ребенком и, хвала Алаху, очень далеко и жив.

Погуляв в саду час, он вернулся в дом. Когда он подошел к двери комнаты, то внутри стояла странная тишина. Должно быть, Захиде уснула. Ведь сколько она натерпелась! Когда он тихонько отворил дверь и вошел, он увидел ее на полу в глубоком сне. Он не хотел ее беспокоить, но решил переложить ее на кровать. В этот момент он вспомнил, за туманной завесой далеких времен, как жена ждала его у дома, когда он, молодой военный, возвращался из Петербурга, а он обнимал жену и одной рукой мог посадить ее на круп лошади, затем взять на руки, подняться по лестнице и отнести в спальню. Сейчас же если только он сможет взять ее на руки, то пронесет только несколько шагов.

– Эх, негодный муж стал Эминов… – пробормотал он.

Но едва коснувшись ее, он сразу понял правду. Он застыл. Схватил ее лицо в ладони.

– Захиде! Моя Захиде! Ответь!

Ничего не изменилось на ее улыбающемся лице. Должно быть, она испустила дух, заново переживая самые счастливые годы своей жизни. Мехмет осыпал поцелуями еще теплое лицо жены. Пожилой мужчина плакал. Ему много раз хотелось плакать, но он всякий раз себя сдерживал, волнуясь, что это будет возмущением против Аллаха. В руках Захиде, которые она скрестила на груди, все еще лежали три кусочка кружев разных цветов. Белый, голубой и розовый…

* * *

Вдалеке от Алушты, в одном из селений, двор школьного здания, превращенного в Дом сирот, был наполнен плачущими детьми. Кто сидел на земле и корчился, кто плакал, кто кричал. Дети были разделены со своими родителями. Но их главная тоска была по куску хлеба. Последние два дня никому из них не давали ни кусочка. Малютки, которые не умели еще говорить, плакали, а те, кто был постарше, негодовали. Однако негодующим было сказано, что их родители им не помогут, Аллах их тоже не слышит, но если они попросят хлеба от Отца всех народов Сталина, то желаемое исполнится.

В конце концов всех их накормили, остригли наголо, переодели в казенную одежду и распределили по детским домам, которые были раскиданы по всей стране. Новое поколение коммунистической России было вынуждено начинать свою жизнь без связи с прошлым, не зная о судьбе своих матерей и отцов. Следы маленьких Хасана Эминова и Хаввы Эминовой навсегда затерялись.

Весна 1929 года. Стамбул

Весной 1929 года Мюрвет получила еще один конверт. На марке был Сталин. Край письма обгорел. Эмине, которая в тот день навещала дочь, поняла смысл этого послания.