Вновь разлука, вновь одиночество

Зима, связывавшая 1935-й и 1936 годы, как и предыдущие зимы, пришла рано и свирепствовала до поздней весны. Однажды случилась страшная метель, всколыхнувшая размеренную жизнь Стамбула. Она разодрала цепи на пролетах мостов, потопила несколько кораблей, разнесла в щепки множество лодок. Непогода покалечила жизни многих людей, среди которых оказался и муж Фетхийе. Когда нагрянула буря, он рыбачил неподалеку от островов. Его лодка перевернулась. И, несмотря на то что бедолагу вовремя доставили на сушу, горячка не отпускала его несколько дней, а после того, как жар спал, оказалось, что он теперь навеки прикован к постели.

Фетхийе ждала второго ребенка. Ее горе было настолько сильным, что она позабыла о своей беременности. Эмине больше не смогла видеть, как на головы ее детей раз за разом обрушиваются новые беды. Она переехала к Фетхийе, которая с радостью встретила мать, ибо не знала, как жить дальше.

В один из вечеров только-только начавшегося 1936 года у Фетхийе начались схватки. После многочасовых страданий она родила здорового розовощекого мальчика, которого назвали Сечкином.

Жизнь продолжалась. Вскоре Мюрвет отправилась работать на чулочную фабрику «Сион». Еженедельный ее заработок вырос до пяти лир. И этих денег хватало на докторов, лекарства и кусок хлеба – словом, на все то, что было необходимо для нормальной жизни. Но наряду с этим Сеит понимал, что продажи долмы из ягненка недостаточно. Ему требовалось найти выход, и Стамбул больше не мог ему в этом помочь.

Дети еще не отправились на летние каникулы, как Сеит закрыл свое дело и отдал заработанные деньги жене, оставив себе лишь небольшую часть. Мюрвет понимала, что муж собрался уехать, однако на этот раз не понимала почему. Сначала спокойно, потом в слезах она пыталась отговорить Сеита от его затеи. Однако она знала, что муж все равно поступит по-своему. Сейчас Сеит захотел попытать счастья в Анкаре. Больше всего Мюрвет пугало то, что на этот раз она потеряет мужа навеки и больше никогда его не увидит. Когда они, прощаясь, долго стояли в обнимку, каждый испытывал разные чувства. Мюрвет не могла поверить в то, что этот упрямый и взбалмошный мужчина, бывший ей поддержкой даже в самые трудные времена, снова ее покидает. Сердце женщины сковала тоска. Она прижималась к мужу и громко плакала.

Сеит же не мог однозначно определить, что он чувствовал. Он заметил, что чувства, которые он испытывал к этой молодой женщине, отличались от чувств, которые он испытывал к совсем еще молодой девушке, годами ранее стоявшей перед ним в расшитой кружевом ночной рубашке, девушке, чьи волосы струились до пояса, а глаза были такими большими и горящими. Да, Мюрвет его больше не волновала. После всех горестей, что им довелось пережить вместе, осталась только нежность к ней. Сердце, которое раньше пылко билось при встрече с ней, сердце, когда-то разрывавшееся от любви, теперь молчало. Когда-то он очень любил обнимавшую его женщину, но теперь лишь жалел ее за то, что ей пришлось разделить с ним столько горя.

Затем Сеит попрощался с дочерьми. Когда он, обнимая Шюкран, встретился с ней взглядом, то словно ждал, что девочка начнет капризничать. Однако та промолчала. Сеит сказал игривым тоном:

– Смотри, чтобы к моему приезду окончательно поправилась! Договорились? Береги себя!

Он взял руки Леман, ждавшей своей очереди, в свои. Присел на корточки, дабы получше разглядеть ее лицо. Глаза дочери блестели от слез.

– Леманушка, мы скоро увидимся. Не прогуливай школу! Читай больше книг! Когда я вернусь, расскажешь мне о них. Договорились?

Леман, плотно сжимавшая губы, чтобы не расплакаться, сдержанно кивнула. А затем, не удержавшись, бросилась отцу на шею. Все еще сдерживая слезы, она сбивчиво проговорила:

– Но… если бы ты не уезжал…

Сеит погладил ее по голове:

– Мне нужно уехать, Леманушка, нужно. Если все будет хорошо, то и вы тоже ко мне приедете. Или же я сам вернусь.

– Я буду очень сильно скучать…

– И я буду скучать. По каждому из вас. Но, доченька, я должен сделать это. Да и к тому же ты знаешь, что если сильно соскучишься, то всегда сможешь меня увидеть.

Леман, пытаясь понять, как же такое возможно, удивленно начала оглядываться по сторонам, а затем встретилась взглядом с отцом. Сеит продолжил:

– Помнишь, я как-то рассказывал тебе о том, что в каждом уголке нашего мира присутствует Бог?

Леман кивнула.

– Так вот, когда тебе будет грустно или горько, думай о Нем. Например, посмотри на облака, на деревья и думай. Думай о том, как Он близок к тебе, и, ты ведь знаешь, я буду думать о том же. И именно в это мгновение наши души, встретившись или в синем небе, или на облаке, или в звенящей лесной куще, соединятся.

Леман зачарованно слушала отца. Ей стало легче. Она улыбнулась.

– Так-то, доченька! Никогда не забывай об улыбке. А теперь поцелуй меня, ну же!

Все обитатели дома собрались у дверей. Сеит попрощался с каждым из собравшихся. Поцеловал руки тещи. И когда, взяв в руки сумку с вещами, он уже шагал к улице, то еще долго махал семье. Дабы его дорога была ровной, на землю по традиции вылили стакан воды.

В то время как Мюрвет, обнимая подушку, рыдала в надолго опустевшей кровати, Леман, сидя у себя в комнате, смотрела на небо и пыталась на темном небе разглядеть облако, на котором ее душа могла плыть над землей с душой ее отца.

Сеит ехал в поезде до Анкары, томимый новым будущим, подробностей которого он не знал. Он так устал от того, что его планы не воплощаются в жизнь, что теперь принял решение жить без них. Таким образом, у него оставалось только прошлое. И, пока поезд, разрезая ночную тьму, мчался в Анкару, он мог вдоволь насладиться воспоминаниями. Он поднялся на ноги и открыл окно. Выудил из сумки бутылку водки, наполнил стакан. Закурил сигарету. И ее дым, вырвавшись в окно, будто бы испугался движения поезда и поэтому, залетев обратно, ударил Сеита в лицо. С удовольствием, испытываемом от того, что в эту ночь все воспоминания принадлежат ему и только ему, он возвел глаза к небу, отыскал во тьме облако и улыбнулся.


Можно ли излечить обиды прошлого?


С тех пор как Мюрвет в одиночестве рыдала на кровати, а Леман смотрела на облака, прошло ровно два месяца. Они так и не получили вестей от Сеита. Мюрвет совершенно не знала Анкару и поэтому не могла сообразить, как отыскать кого-либо, кто мог бы найти ее мужа. Возможно, Сеит туда так и не доехал. Может быть, передумал и сменил пункт назначения. Возможно, поездка в Анкару была всего лишь предлогом. Возможно, он осел в другом месте и начал жизнь, о которой мечтал. Молодая женщина, думая об этом каждый вечер, не переставала плакать. Слава богу, теперь ее работа на фабрике заключалась в сортировании ниток. В противном случае если бы она, как и прежде, работала у станка, то в таком рассеянном состоянии уже давно изранила бы себе пальцы об острые иглы.

Однако время не стояло на месте, и любовь к мужу, и тоска по нему, жившие в сердце Мюрвет, под гнетом домашних проблем постепенно стали угасать. Она стала замечать, что есть другие вещи, которым она должна уделять внимание. Мюрвет чаще теперь думала о том, как ей и двум дочерям жить, если их отец никогда не вернется домой.

Пока длились летние каникулы, дети тоже нашли себе занятия по душе. Леман, благодаря помощи своей тети, работавшей в типографии наборщицей, получила должность помощницы. В типографии она впервые увидела, как переплетают книги и как на грабовых досках раскладывают свеженапечатанные страницы. Проработав там пятнадцать дней, Леман принесла домой четыре лиры. Это было большой суммой. Мать, работая на фабрике, зарабатывала в неделю лишь на одну лиру больше. Когда девочка вложила деньги в руки матери, она, как никогда, гордилась собой. Леман думала, что теперь, когда она тоже может зарабатывать деньги, отец вернется домой.

Пока она радовалась заработку, другая радостная весть не заставила себя ждать. В школе проводилась лотерея, и почетная должность ведущей, объявляющей номера, по рекомендации учительницы Фатмыханым, досталась Леман. Девочка, с иголочки разодетая матерью, краснела от смущения всякий раз, когда после объявления зал разрывался от аплодисментов. После завершения представления ей вручили конверт. Леман, все еще находившаяся под впечатлением от произошедшего, не сразу оценила его значимость. Дома, когда обнаружилось, что в конверте лежало пятьдесят лир, они с матерью чуть не разрыдались от счастья. Мюрвет была уверена в том, что дочь непременно захочет что-нибудь купить себе на заработанные деньги. Они вместе пошли на рынок. К вечеру Леман стала счастливой обладательницей пары синих замшевых ботинок и двух пар чудесных лакированных туфелек. Девочка была настолько рада тому, что заработала на обновки сама, что той ночью спала, обложившись новой обувью.

Летняя жара не позволяла свободно дышать до глубокого вечера. Мюрвет по выходным возила девочек на пляж в Кумкапы. Несмотря на то, что жили они скромно, она старалась при любой возможности носить одежду, сохранившуюся с тех времен, когда в их семье были деньги, и пользоваться благами современной жизни. Они часто ходили в кино. Таким образом Мюрвет пыталась развлечь и себя, и детей. И в попытках стереть из памяти образ Сеита она начинала верить в то, что он больше не вернется. Ей больше не хотелось о нем думать или говорить. Когда все же подкатывала тоска, она говорила с мадам Махмер – своей близкой подругой, родственницей месье Сиона. Мадам Махмер и ее муж Муса, грузинские евреи по происхождению, растили своих детей – дочь Асью и сына Мишу. Мюрвет очень нравилось проводить время с ними.

Дни Фетхийе, растившей детей с помощью матери и присматривавшей за не поднимавшимся с постели мужем, были очень тяжелыми. Неджмийе же едва исполнилось двадцать два, и она проживала полное мечтаний и надежд время. Иссиня-черные волосы обрамляли ее прелестное личико, большие темные глаза с интересом смотрели на мир, а маленькая родинка над губой лишь добавляла очарования девушке, красота которой никого не оставляла равнодушным. Она была высокой и ходила, гордо расправив плечи. Ей очень нравилось модно одеваться. Тонкая талия и стройные ножки придавали ей особый шарм. И несмотря на то, что она прогоняла с порога всех свах, Неджмийе втайне мечтала о замужестве.