На следующее утро Сеит проснулся раньше обычного. Он почувствовал, что немного напряжен. Мюрвет накрахмаливала его белую рубашку. Отмеривая большими шагами пространство комнаты, он нервничал из-за того, что жена слишком долго возится с вещами. Ему казалось, что из-за этого он опоздает на работу. Не сдержав раздражения, он проворчал:

– Побыстрее, Мурка! Побыстрее! Ради бога, сколько раз я просил тебя не оставлять эту складку на плече! У хорошо отглаженной вещи рукава должны быть прямыми, как труба! Так не гладят! Дорогая, неужели за столько лет ты так ничему и не научилась?

– Сеит, – возразила она, – я все поправлю. Не беспокойся, складок не будет.

Сеит, кажется, решил дать волю своему волнению.

– Нет! Если ты уже начала гладить неправильно, то рубашку уже ничего не спасет. Подай-ка ее сюда.

Забрав утюг из рук жены, он догладил рубашку сам. Мюрвет отправилась на кухню приготовить завтрак. Повесив рубашку на открытую дверь, Сеит поспешил за Мюрвет и, нагнав ее, обнял и поцеловал в шею.

– Не обижайся, Мурка! Я очень волнуюсь, сам не могу понять, из-за чего. Я не хотел тебя обидеть.

Мюрвет улыбнулась. Все было понятно и без слов.

Однако жизнь Сеита словно была создана для того, чтобы его преследовали неудачи. Не прошло и двух недель с тех пор, как он начал работать в посольстве, как однажды утром его не пустили за посольские ворота. Его уволили. Сеит не хотел верить в это. Он не знал, что делать дальше. Он вновь стал безработным и не желал возвращаться домой. Сеит растерянно бродил по улочкам Анкары. Определенно он не собирался сидеть без дела. Однако обивать пороги анкарских домов в надежде отыскать хоть какую-нибудь работу ему также не хотелось.

В тот вечер Сеита навестили Хасан и Сафийе. Хасан был очень расстроен произошедшим, однако сделать ничего не мог. Оказалось, что в посольстве прознали о прошлом Сеита, и к тому же из-за того, что Хасан помог другу с работой, его перспективы теперь тоже были не совсем радужными.

Сеит на имевшиеся у него от последней продажи деньги открыл новый ресторан. Думая над всем этим, он горько смеялся.

– Эти чебуреки, должно быть, очень меня любят! Не оставляют в покое, – говорил он Мюрвет.

Новый ресторан расположился на площади Хергеле, у постоялого двора Сулухан. Днем площадь была весьма оживленной, однако ближе к вечеру люди расходились, и поэтому Сеит, закрыв заведение, отправлялся домой.

Мюрвет с каждым днем увеличивала количество клиенток, отдававших ей на штопку чулки. Ей не хотелось, чтобы семья вновь испытывала нужду. Именно поэтому женщина работала днем и ночью, без устали штопая чулки. Кроме частных заказчиков, на тот момент у нее было соглашение с одиннадцатью магазинами. Наутро она возвращала заштопанные чулки, с которыми возилась до самой поздней ночи, а затем брала новые заказы и возвращалась домой.

Незадолго до начала зимы 1937 года семья Гюрчынар переехала в просторный четырехэтажный дом с садом, располагавшийся в Анафарталар. Комнаты на первом этаже занимали три неженатых горных инженера, в маленькой квартирке на последнем жили молодой чиновник Кадастрового управления по имени Сабахаттин и его сестра Мерзука. Еще на одном этаже жила хозяйка дома – вдова Дильдар-ханым. Она была высокой светловолосой женщиной, походившей на иностранку. Она всегда собирала волосы в пучок, зачесывая их так, что они закрывали уши. Дильдар-ханым была очень сдержанной женщиной, скромно и элегантно преподносившей свою красоту. Однако она могла, при желании, посмотреть на приглянувшегося ей мужчину пленительным взглядом своих карих глаз, и тот мгновенно оказывался в ее власти. Сеит, впервые увидев ее, поймал этот взгляд. Несмотря на то, что когда-то пылкий характер Сеита теперь угасал, он все еще не мог устоять перед многозначительным взглядом красивой женщины. Впрочем, к тому времени он уже устал от бессмысленных близостей. Он планировал ограничить знакомство с этой молодой привлекательной дамой лишь игривыми взглядами да комплиментами. Он понимал, что их брак с Мюрвет не вынесет очередного скандала. Их жизнь только-только вернулась в спокойное размеренное русло, и новым тревогам в ней не было места.

Когда из Стамбула пришли вести о скорой помолвке Неджмийе, все радостно встрепенулись. Они захотели пригласить ее в Анкару перед большим событием. Молодая невеста ответила, что отпросится с фабрики и прибудет к ним через две недели.

«Я дам знать о более точной дате», – говорилось в ее письме.

Мюрвет радостно подготовила гостевую комнату. Сеит ждал Неджмийе так, будто бы из Крыма приезжала его собственная сестра Хавва. Однако спустя две недели так никто и не приехал.

В тот вечер Хаккы с женой зашли к ним после ужина. По их осунувшимся лицам было ясно: что-то случилось. Мюрвет в тот день была особенно счастлива – ей удалось добиться соглашения с небольшой чулочной фабрикой. Она смотрела на Хаккы. Лицо его пожелтело, а глаза налились кровью. Мелиха, не сдержавшись, в слезах убежала в ванную. Мюрвет с волнением спросила:

– Что происходит?

– Мы потеряли Неджмийе, – ответил ей брат.

Мюрвет не поверила своим ушам. Нет, это невозможно! Должно быть, это ошибка. Они ведь недавно получили от сестры письмо. Она была помолвлена, скоро выходила замуж. К тому же ей было всего двадцать три года! Невозможно!

Мюрвет посмотрела на мужа. Тот заплакал. Значит, сказанное все же правда.

Вечер прошел в трауре. Взрослые, обнявшись, вспоминали о Неджмийе, о ее красоте. Леман и Шюкран, узнав, что случилось, заперлись в комнате и всю ночь прорыдали в подушки.

Неджмийе умерла от аппендицита. Так, сундук с ее приданым, открытый еще для замужества с Кемалем, а затем вновь наполнившийся в предвкушении свадьбы с Ибрагимом, теперь захлопнулся навеки.

Эмине, эта сильная женщина, сызмальства научившаяся стойко переносить потери, лишившись младшей дочери, не находила себе места. Ее крохотная девочка, самая нежная, самая чуткая из детей, никогда не делавшая чего-либо без разрешения матери, ушла из жизни. Единственное, что удерживало Эмине от полного погружения в свое горе, – боязнь разгневать Аллаха. Всю свою жизнь она верила в Него. И поэтому, собрав приданое покойной дочери и оставив себе лишь небольшой расшитый цветами платок, женщина отправила эти вещи болгарским переселенцам, ютившимся в небольшом медресе на стамбульской улице Йешилдирек. Она полагала, что теперь это приданое сможет украсить гнездышко какой-нибудь бедной сиротки.

Смерть девушки, которую он любил с детства и расположения которой терпеливо ждал многие годы, выбила Ибрагима из колеи. Позабыв о работе и других делах, он сидел у порога дома, в котором жила Неджмийе. Эмине, запрятав свое горе глубоко в сердце, старалась утешить бедного юношу. Но ее слова не помогли ему. Он продолжал приходить, позабыв обо всем на свете. Ни Эмине, ни его собственная семья не сумели убедить Ибрагима в том, что нужно жить дальше. После смерти Неджмийе он прожил недолго. Он не ел, не пил и однажды попросту не поднялся с постели. Врачи так и не сумели определить точную причину его смерти.

Эмине больше не могла оставаться в своем доме – бедную женщину всюду преследовал призрак умершей дочери. Она переехала в Ортакей.

Спустя сорок дней после смерти Неджмийе Сеит предложил Мюрвет пригласить Эмине в Анкару. Он полагал, что пребывание рядом со старшими детьми поможет бедной женщине справиться с горем. Эмине, взяв с собой полуторагодовалого Сечкина, вскоре приехала к ним. Горькая тоска по Неджмийе, вновь охватившая всех в момент их встречи, была настолько тяжелой, что все позабыли о радости, которую обыкновенно испытывают люди в такие моменты. Эта тоска всюду преследовала Эмине, жгла ей сердце и ни на минуту не давала покоя. Она пробыла в Анкаре всего лишь полтора месяца, а затем вернулась в Стамбул. Сеит отправил с ней целый мешок подарков для Фетхийе, Этхема и детей. Мюрвет поражалась тому, каким щедрым может быть ее муж в такое тяжелое время, и неимоверно гордилась его поступком. Когда у Сеита была возможность, он всегда безвозмездно помогал нуждавшимся.

Однако неизвестно, то ли таковой была судьба этого человека, то ли его поступки не соответствовали ожиданиям Аллаха, но однажды вечером ресторан Сеита в Сулухане сгорел дотла. Мюрвет больше не знала, по чему плакать, по чему убиваться. Все пережитое неподъемным грузом лежало на ее плечах.

Сеит, успокаивая жену, пытался отыскать выход из сложившейся ситуации. В такие моменты он был склонен иронизировать над своей жизнью. Но, несмотря на скопившийся в нем сарказм, голос, которым он успокаивал жену, оставался на удивление бесцветным:

– Не плачь, Мурка, не плачь! Всякий раз, когда я закрываю ресторан, ты плачешь. Кажется, именно поэтому я никак не могу уйти из этого дела. Не надоело тебе жить с мужем, продающим чебуреки? Не расстраивайся! Мир на них клином не сходится. Найду себе новую работу. Самое лучшее, что мы можем сделать сейчас, – это взять себя в руки и не подрывать здоровье лишними слезами.

Молодая женщина, несмотря на обуревавшую ее грусть, слабо улыбнулась. Сеит был прав. Болезнь – самое худшее, что может с ними случиться, поэтому и расстраиваться нельзя.

Сеит, не привередничая, взялся за первую предложенную ему работу. Теперь он работал на строительстве ипподрома. Мужчина целый день дробил камни в компании однорукого атлета, а по вечерам, умывшись ледяной водой из шланга, переодевался в чистую одежду и направлялся домой. Когда он обедал, то обыкновенно читал книги на русском языке. Так, среди рабочих начали распространяться слухи о том, что среди них советский шпион. Сеит не обращал внимания на эти слухи. Он нуждался в работе, которая была только средством для накопления денег. Дробя камни, он забывал о том, кем являлся, откуда пришел, кого потерял, что нажил и о чем мечтал.

Мюрвет намеревалась сделать все возможное для того, чтобы Сеиту не приходилось зарабатывать на жизнь в одиночку. Она знала, что новая работа дается ему тяжело. Молодая женщина старалась найти как можно больше магазинов, готовых снабжать ее чулками. Она исходила все главные улицы Анкары – Чанкая, Анафарталар, Кызылай – и даже заглянула на рынки. Раз в месяц Мюрвет заглядывала на чулочную фабрику, с которой имела соглашение. Фабрика требовала триста чулков, и ради этого Мюрвет работала не покладая рук. Магазины, как правило, платили десять курушей за пару. Поэтому женщина трудилась до самой ночи. К счастью, ее дочери выросли и помогали ей. К тому же теперь их можно было оставлять дома одних. Это значительно облегчало жизнь Мюрвет. Ах, если бы и муж нашел работу себе под стать!