С августа 1943 года начало казаться, что немцы не выиграют эту войну, и поэтому «Азат Кърым» начала публиковать статьи, призывавшие народ к спокойствию. Однако у судьбы были иные планы касательно зарождавшейся на полуострове свободы. С октября 1943 года, когда немецкие войска стали отступать, жители оккупированных территорий, дабы не попасться в руки большевиков, последовали за ними. Те, кто успел эмигрировать до занятия Красной армией Крыма в апреле 1944 года, полагали, что избежали большевистской резни. Однако переселенцев догнали. Когда советские войска заняли Румынию и Добружду, агенты советских спецслужб вычисляли беглецов, получивших новые паспорта, и депортировали их в Советский Союз. Их дальнейшая судьба и по сей день остается неизвестной.

* * *

Из Симферополя в Алушту вела долгая дорога, по обе стороны которой были разбиты виноградники. По этой дороге шла молодая пара. В руках у них были чемодан и узелок, а женщина крепко прижимала к груди закутанного в пеленки младенца. Кругом цвела весна. Изумрудная зелень виноградников переливалась под лучами заходящего солнца. Однако пара, казалось, ничего не видела. За ними словно кто-то гнался. Не произнося ни слова, мужчина и женщина поспешили к небольшому домику, стоявшему на вершине спускавшегося к морю холма. Этот домик с выбитыми окнами и разбросанными всюду поломанными досками выглядел безопасным. Одно из окон было распахнуто, и из него виднелся кусок старой перештопанной занавески. Молодая пара, переглянувшись, боязливо постучала в дверь. Спустя некоторое время кто-то в доме потянул ее на себя, и она распахнулась. Люди переглянулись. Мужчина заговорил первым:

– Дядя Мехмет!

Он немного выждал.

– Дядя Мехмет, это мы – Омер и Мерьем.

Голос, донесшийся из полутьмы в ответ, был таким же уставшим, как и стоявший на пороге человек. Каждая морщина, залегшая на его лице, была оставлена болью, горечью и бедствиями. И только ясные темно-синие глаза и строгая линия скул, обозначенная линией белоснежной бороды, скрывали его истинный возраст. Мирзе Эминову исполнилось восемьдесят семь лет. Он и сам не знал, как дожил до такого возраста. Его дети один за другим оказались в руках у красноармейцев, он потерял жену и внуков. Он жил в этом старом доме уже долгие годы и ревностно оберегал виноградник – единственное напоминание о прошлом. Он оставался здесь, в этом родном ему мире, и частенько думал о прошлом, прогуливаясь посреди пышных лоз муската и изабеллы. Он боялся выйти на Садовую улицу. Ему больше не хотелось соприкасаться с этой чужой, не принимающей его жизнью.

– Добро пожаловать, дети! Проходите!

– Нет, дядя Мехмет, – ответил мужчина. – Мы не будем вас отвлекать. Мы пришли попрощаться. Уезжаем.

– Куда?

– Уходим с немцами. Полагаемся на волю Аллаха. Куда-нибудь да приедем, в Германию или в Италию. Оттуда доберемся до Турции.

Мехмет обеспокоенно спросил:

– Уверены ли вы в своем решении, дети? Не сгиньте в пути! К тому же с вами ребенок.

– Все лучше, чем попасть к большевикам. Они больше не дадут нам жить.

Пожилой человек знал, что они правы. Он кивнул.

– Пойдем с нами, дядя Мехмет. Немцы принимают всех. Прошу вас.

Мехмет улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Сынок, оставь меня в покое, я старый человек, к делу непригоден. Спасайтесь! Мне уже незачем стремиться к новой жизни, дожить бы старую.

Мерьем решила вмешаться:

– Сюда идут большевики, дядя Мехмет. Кто знает, что они с вами сделают?

– Неужели вы думаете, что я прожил на этом свете восемьдесят семь лет, но так ничему и не научился? Клянусь Аллахом, я больше никому ничего не должен. С меня уже все спросили. У меня осталась лишь моя душа.

Перешагнув через порог, старик погладил бороду и, бросив взгляд на Черное море, произнес:

– И все же, мне интересно. Зачем Аллах так долго ждет, чтобы забрать меня? После стольких испытаний неужели хочет испытать меня еще? Кто знает… Что ж, дети, не буду вас задерживать. Счастливого пути, Бог с вами!

Молодые люди, расцеловав старика, поспешили выйти на главную дорогу.

Мехмет Эминов уселся на старый стул с поломанной спинкой, стоявший у входа в дом. Он долго смотрел на виноградники и видневшуюся за ними голубую полоску моря. Звонкие голоса этих красивых, рослых и здоровых молодых людей напомнили ему о днях, когда его жена, чьи наполненные любовью глаза переливались искренним теплом, играла на пианино. Все, что осталось у него здесь от тех дней, – лишь этот дом да виноградник. Там, в стране, лежавшей на другом берегу моря, еще оставалась часть его прошлого – сын Сеит. Мехмет Эминов не забыл горестного расставания с сыном. Однако то, что тот был жив, успокаивало кровоточащее сердце.

Думал ли Сеит о своем отце? Скучал ли по семье, по родине? Был ли таким же пылким и страстным? Сам того не желая, старик улыбнулся.

«Упрямец!» – подумал он. Сколько раз его сын поступал по-своему. Сколько раз считал себя правым. Какой же богатой на события была его жизнь! Изменило ли время Сеита? Быть может, женитьба и отцовство охладили его пыл.

Эминову казалось, будто там, на горизонте, он видит силуэт сына. Внезапно он почувствовал, что тот был рядом. Словно между ними пробежала какая-то искра, какое-то тепло.

– Сердце чувствует… – пробормотал он.

Улыбка застыла на его губах. Внезапно он почувствовал острую боль в груди.

Он провел ладонью по спине и негромко сказал:

– К добру!

* * *

Омер, Мерьем и их ребенок вместе добрались до лагеря для беженцев в Италии.

Омер старался найти способ попасть в Турцию. На доске объявлений в лагере иногда вывешивали списки тех, кого принимала Америка, а иногда – тех, кому предстояло отправиться в Стамбул. Каждый новый день был для переселенцев очень волнительным. К тому же они испуганно следили за успехами Красной армии. В подобной атмосфере новости, родившиеся на одном конце лагеря, проходя через огромное количество встревоженных и напуганных людей, доходили до другого конца в значительно измененном виде.

Омер каждый день ходил к доске объявлений и с замиранием сердца изучал новый список фамилий. Ранним утром все, как правило, были очень радостными. Однако стоило только спискам появиться, как очередная надежда рассыпалась в прах. Оставшаяся часть дня проходила в ожидании, и только к утру следующего дня надежда оживала вновь, ведь утром людей ждали новые списки.

Таким образом, беженцы были погружены в долгое нервное ожидание. Мужчины быстро раздражались, женщины искали повод для того, чтобы расплакаться, дети смиренно принимали свою судьбу.

Те, кто тем весенним утром подошел к доске объявлений в надежде отыскать в списках свою фамилию, вновь столкнулись с разочарованием. На доске не было ничего, кроме двух кнопок. Толпа загудела. Каждый хотел что-то сказать. Кто-то говорил, что все они здесь были пленными и скоро их отправят в концентрационный лагерь, кто-то – что Красная армия вот-вот вступит на европейские территории. Однако пустые разговоры никак не могли изменить жизнь. Усталые люди разошлись по комнатушкам.

Слух пополз по лагерю вечером. Поговаривали, что опасавшаяся советского наступления Италия согласилась выдать Красной армии беглецов из Крыма. Для них, этих самых беглецов, подобная участь была хуже смерти. Мысль о том, что им вновь придется вернуться в страну, где кроме скорой смерти их ничего не ждет, угнетала переселенцев.

На следующий день Мерьем проснулась от стука в дверь. Они с мужем говорили всю ночь и уснули только на рассвете. Не увидев Омера рядом, она распахнула дверь. У порога стояла ее крымская подруга:

– Мерьем, поторопись, скорее! В списке есть ваши имена! Вы едете в Стамбул! Скорее!

Мерьем, от волнения лишившись дара речи, схватила ребенка и выбежала на улицу. И, пока они бежали по пыльной дороге, подруга продолжила:

– Говорят, Омера нигде не могут найти. Судно вот-вот отойдет.

От счастья Мерьем начала плакать.

– Спасибо тебе!

Десять семей получили разрешение переправиться на итальянском грузовом судне в Стамбул. Мерьем увидела, что их семья попала в список последней, и, с учетом того, что отбор проводился жеребьевкой, это было настоящим чудом. Читая про себя благодарственные молитвы, она принялась заполнять бумаги и в то же время пыталась разглядеть в толпе Омера. Куда же он делся в такой важный для них момент?

Когда она закончила бумажную работу, ей сказали, что нужно собраться в течение десяти минут. Мерьем, прижав ребенка к груди, помчалась к себе. Омера не было. Женщина наспех собрала чемодан, завязала узел и бросилась искать мужа. Время было на исходе, и она не знала, как его отыскать. Паника становилась все сильнее. Должно быть, Омер почувствовал себя плохо и лишился чувств. Она бегала, как сумасшедшая, из одного конца лагеря в другой и звала мужа. Лицо ее было измазано пылью и грязью, на груди плакал ребенок, а в руках были зажаты собранные вещи. Наконец она заметила, что толпа переселенцев собралась у палатки, служившей им мечетью, и поспешила туда. Приблизившись к стоявшим, она спросила у первого попавшегося знакомого:

– Друг мой, не видел ли ты Омера? Пожалуйста, мы оказались в списке, нужно ехать.

Молодой человек не ответил. Лицо его было поникшим. В это самое время стоявший рядом с ним мужчина отвел взгляд. Собравшиеся притихли. Мерьем поняла: что-то случилось. Бросив на землю вещи и сильнее прижав к груди ребенка, она начала медленно пробираться через толпу. И, когда она шла, стоявшие расступались перед ней.

– Что происходит? Что? Скажите мне! Скажите, что происходит! – бормотала она себе под нос.

Внезапно она увидела ответ на свой вопрос. Муж ее был здесь. Женщина с ужасом осознавала происходящее. Она хотела закричать, но с губ не сорвалось ни звука. Нет, это не могло происходить на самом деле, ей просто снится дурной сон! Лицо ее побелело. Она сделала еще пару шагов вперед. На ветвях росшего за мечетью дерева висело тело Омера. Работники лагеря пришли, чтобы снять его.