Нермин Безмен - Курт Сеит и Шура

Татя была уверена, что мужчины не бросят их. Ее испуганные глаза вопросительно смотрели на Джелиля. Он понял ее беспокойство и ответил:

– Мы вернемся, Татя, поверь мне. Я очень люблю тебя, дорогая.

Татя поверила ему. Она подставила губы для поцелуя.

Через несколько минут два друга взбирались на холм с той же осторожностью, с какой спускались с него прошлой ночью. В их карманах лежали револьверы. Они добрались до рощи за домом. Их сердца забились быстрее. Чтобы сохранить жизнь, им приходилось идти на этот риск. Сеит сделал знак Джелилю остановиться. Он подошел к дому со стороны спальни. Занавеси были раскрыты. Он увидел Петра, шагающего по гостиной из стороны в сторону, – тот выглядел нервным и, вероятно, был один. Сеит хотел в этом убедиться, так что продолжил ждать. Петр повернулся, как будто почувствовав что-то, и пошел к спальне. Сеит решил, что его заметили, и отпрянул от окна. Но его враг не подошел к окну. С сигаретой в руке Петр, не разуваясь, сел на постель, взял пачку бумаг, положил ее на колени и начал внимательно изучать. Внезапно он все бросил и отправился на кухню. Сеит сделал знак Джелилю оставаться снаружи, подтянулся на подоконник и пролез внутрь. Ему было противно видеть своего врага, развалившегося в сапогах на его постели, которую до вчерашнего дня они делили с Шурой. Он сгреб бумаги и спрятался за толстой занавесью, отделяющей спальню от гостиной, с револьвером наготове. Он мельком взглянул на исписанные Петром листы и почувствовал, как его зашатало от отвращения. Это были отчеты по областям, которые находились под его руководством. Названия областей были написаны на заголовках страниц. Ниже были колонки с именами: чины, звания, указывалась собственность, богатство. Напротив каждой фамилии почерком Боринского было написано: «Расстрел». Количество казненных людей потрясло Сеита. Эти люди были убиты без всякого суда. Товарищ Боринский был одновременно и судьей, и адвокатом, и палачом.

Петр вошел в спальню. Сеит оказался за спиной у вошедшего. Возможно, Боринский почувствовал опасность. Он потянулся за револьвером, но Джелиль уже появился в окне, наведя свой револьвер на Петра.

– Так это ты…

Боринский говорил сквозь сжатые зубы. Его ледяные голубые глаза были злыми и беспощадными.

– Что стало с твоим дорогим другом? Он послал тебя вместо себя? Ты все делаешь за него, так, что ли?

Джелиль не отвечал. Он смотрел на Сеита, который решил не затягивать разговора. Он сделал шаг и ткнул стволом своего револьвера Петру под ребро. Боринский почувствовал сквозь рубашку холодный металл. Он хотел повернуться, но Сеит не дал ему этого сделать. Хриплым голосом Сеит сказал:

– Не пытайся сопротивляться, Боринский, не торопи свою смерть. Руки вверх.

Он подтолкнул Петра к дверям. Петр вышел в сад:

– Вы глупцы, оба. Они ни за что не оставят вас в живых, если со мной что-то случится. Куда вы думаете сбежать? Идиоты! Все кончено, вы что, не понимаете? Ваша жизнь кончена.

– Джелиль, – сказал Сеит. – Вернись в дом и принеси лопату.

Через несколько минут они были в лесу. Каждый раз, когда Боринский пытался идти медленнее или начать говорить, его подталкивали стволом. Чем дальше они уходили в лес, тем беспокойнее вел себя Петр. От его самоуверенности не осталось и следа. Теперь он твердил:

– Куда вы меня ведете? Что вы со мной сделаете?

– Заткнись и шагай.

Немного позже Сеит сказал:

– Остановись и опусти руки.

Петр подумал, что они оставят его. Они не осмелятся на большее. Его беспечность вернулась. Он засмеялся и сказал:

– Я не знаю, зачем вы так рисковали, просто чтобы мило прогуляться?

Держа Петра на мушке револьвера, Сеит кинул ему лопату и отступил. Джелиль стерег с другой стороны.

– Копай там, где стоишь.

– Ты с ума сошел, Сеит, ты что, в игру со мной играешь?

– Думаю, да! В такую же игру, в которую играл ты с другими.

Петр начал что-то говорить, но Сеит быстро оборвал его:

– Ни слова больше, заткнись и копай, мы торопимся. Быстро, я сказал.

Петр понял, что они не шутят, и принялся копать. Когда яма была готова, Сеит приказал ему:

– Теперь полезай в нее и ложись.

Голос Боринского задрожал.

– Не надо, Сеит, это безумие…

– Заткнись и ложись туда, быстро.

Петр попробовал обратиться к Джелилю:

– Джелиль! Сеит, должно быть, с ума сошел. Ради бога, это нечестно.

– Ты теперь про Бога вспомнил, товарищ Боринский? Как насчет твоих старых друзей?

– Я читал расстрельные списки, – сказал Сеит. – Эти несчастные люди молили тебя не убивать их. Петр, скажи мне, они надеялись на твою жалость? Ты заставил их копать себе могилы. Ты подлый, гнусный человек. Если бы у меня было время, я бы по кускам тебя разорвал. Благодари Творца Всемогущего, что мы торопимся.

Петр плакал так сильно, что его тело тряслось. В истерике он упал на колени:

– Пожалуйста, не делайте этого, я все сделаю, я дам тебе убежать…

– Товарищ Петр Боринский, ты признан виновным в измене России.

Выстрел, стон, эхо, хлопанье птичьих крыльев… затем звук лопаты, ворочающей землю… Когда молодые люди двинулись обратно к своему убежищу, птицы в лесу все еще всполошенно летали.

Пока Сеит и Джелиль торопились к винограднику, тень вылетела из темноты и постучалась в дверь маленького домика Исмаила, заставив находившихся в нем вскочить в страхе. Исмаил-эфенди спрятал Шуру и Татю в маленькой спальне. Когда они ушли туда, он запер за ними дверь. Дверь скрывал ковер, Исмаил развязал веревку, державшую ковер. Тот развернулся, полностью спрятав дверь. Затем старик закрыл дверь в гостиную и вышел к наружной двери. Осторожно он спросил:

– Кто там?

– Это я, Махмут.

Как только старик открыл дверь, Махмут ворвался внутрь, оттолкнув его.

– Где брат Сеит? Он уже ушел?

Исмаил-эфенди, боясь юношеского безрассудства, сказал:

– Потише, молодой господин. Они ушли, сказав нам, что скоро вернутся. Мы ждем их возвращения в любую минуту.

– Отчего ты уверен, что они вернутся?

– Это то, что они нам сказали, поверьте, это все, что я знаю. Махмут знал о комнате за ковром. Он поднял его, открыл дверь и ворвался туда. Женщины, испуганные громким разговором, сжались на диване, держа друг друга за руки. Когда они увидели Махмута, Шура почувствовала облегчение. Она отпустила руку Тати и встала:

– Ах! Махмут, слава богу, это ты. Мы так испугались.

Махмуту стало неудобно за шум, который он поднял. Он вежливо поздоровался с женщинами и спросил:

– Давно брат Сеит ушел?

От волнения Шура давно утратила ощущение времени. Она сказала:

– Может быть, с час назад или немного больше. Что случилось?

Махмут сел на край дивана:

– Ты видишь, он уже уехал, не взяв меня с собой.

И зарыдал.

Шура все поняла. Она теперь была одна. Совсем одна. Мужчина, которого она любила, ушел, даже не попрощавшись с ней. Она прикоснулась к плечу молодого человека, надеясь, что ответ развеет ее худшие страхи. Мягким голосом она спросила:

– Откуда ты знаешь, что он уехал, Махмут? Что он сказал тебе?

Махмут посмотрел на нее мокрыми глазами. Шура была тронута. Ей было так жаль этого мальчика, что она забыла о собственной проблеме. «Его детское одиночество горше, чем моя брошенная любовь». Она тронула его голову рукой и погладила волосы:

– Может быть, ты ошибаешься?

– Нет, я все слышал.

Она села рядом с ним и слушала.

– Я слышал, что Джемаль-кахья говорил отцу. Этой ночью Сеит отправился к берегу, чтобы сесть на корабль и уплыть из России. Я все слышал. Я бежал, чтобы присоединиться к нему, но… – его голос стал почти неслышным, – но он уже уехал, я не смог увидеть его.

Шура чувствовала, как правда, которой она так долго старалась избегать, теперь резала ей сердце на куски. Она посмотрела на Татю, которая была поражена не меньше Шуры. Могли ли обещания, данные ей любимым, быть обманом? Ведь Джелиль сказал:

– Мы вернемся, Татя, дорогая, поверь мне. Я очень люблю тебя.

Он не мог так лгать. Татьяна встала и подошла к Шуре:

– Они не могли уехать. Они вернутся. Я знаю.

– Они уехали, Татя, и бросили нас.

Слезы мешали Шуре видеть. Она вытерла их и пообещала себе больше не плакать. Если это ее судьба, она должна вынести ее стоически, подумала она. Но ее сердце не могло обмануть. Внезапно она спросила Махмута:

– Ты знаешь, как они собирались уехать?

Махмут выпалил все что знал:

– Я слышал, что они собирались уехать на корабле капитана Татоглу.

– Кто этот Татоглу?

– Он занимается перевозкой соли в порту. Он турок из Синопа, но обосновался здесь.

– Ты узнаешь Татоглу, если увидишь его?

– Конечно, узнаю.

Шура внезапно преобразилась. Она перестала жалеть себя. Она уверенно упаковала несколько своих вещей в чемодан, вытащила из-под кровати сумку, в которой лежали ее пальто и муфта. Она была готова ехать.

– Не будем терять времени, Махмут. Ты сказал, в полночь, не так ли?

Молодой человек смотрел на нее в изумлении.

– Да, я точно слышал, в полночь, но Сеит уехал уже некоторое время назад, может быть, он уже на борту.

Он запнулся, затем продолжил:

– В порт трудно пробраться. Большевики повсюду. Может быть, Татоглу уже покинул порт. Это очень опасно, очень…

– Мы оба хотим присоединиться к Сеиту, верно? Так что стоит рискнуть, Махмут!

Молодой человек был поражен ее смелостью и целеустремленностью. Он вскочил, просияв:

– Вы правы, идемте.

От волнения они не заметили, что Татя даже не шевельнулась. Выходя, Шура повернулась:

– Чего ты ждешь, Татя, пойдем!

Голос Тати был тих и мягок. Она приняла решение:

– Я остаюсь, Шурочка. Давай прощаться.

Шура не могла в это поверить. Она поставила чемодан и взяла ее за руки: