Мы наблюдаем, как медики, наконец, помогают Рашу встать на ноги, и стадион просто разрывается от шума. Медики посадили его на скамейку позади команды. Он роняет свой шлем на землю, и я практически чувствую его разочарование и стыд, оттого что ему понадобилась помощь подняться и дойти до скамейки.

– Они думают, что у него сотрясение мозга, – громко объявляет Марси, каким-то образом уже собрав информацию.

– Мне нужно пойти проверить его.

– Будем ли мы делать это сегодня для всех травмированных игроков или только для этого? – подруга последовала за мной, прежде чем я сказала ей остаться здесь.

– Не сейчас, Марси. Ты можешь устроить мне ад с допросами позже, когда мы будем у меня дома или типа того. Но, – я делаю глубокий, успокаивающий вдох, чтобы не откусить ей голову, хотя мне очень этого хочется, – просто оставь меня в покое сейчас.

Она ни слова не сказала, пока мы шли в раздевалку команды. Всё ещё в тишине, я громко и нетерпеливо стучу ногой, поскольку охране требуется время, чтобы проверить меня, снова, так как половина из них ещё не узнаёт меня. Нужно это исправить. Или, может быть, подвергнуть сомнению их интеллект...

– Раш, ты до конца игры на скамейке запасных. Хватит спорить, – я поворачиваю за угол, в офис тренера как раз вовремя, чтобы услышать их разговор.

– Ни за что! – прежде чем игрок сможет добавить что-то ещё, я вхожу в комнату, и все взгляды тут же становятся направленными на меня.

– Чем мы можем вам помочь? – одна из медиков подходит, чтобы выпроводить меня из раздевалки, но её быстро останавливают.

– Возможно, вы захотите обследовать саму себя, Док. Эта девушка, которую ты собираешься выкинуть отсюда, Ава Вандербильт.

Щёки женщины загораются от смущения, и она дважды извиняется, прежде чем выскользнуть за дверь позади меня.

– Что происходит? – спрашиваю я оставшуюся медицинскую команду, чтобы попытаться понять всю ситуацию с Риггинсом.

– У него сотрясение мозга, и за ним нужно будет присматривать всю ночь. Похоже, мистер Риггинс думает, что может вернуться на поле и продолжить играть.

– Раш, ты не вернёшься туда, если эти люди не разрешат тебе, – твёрдо заявляю я.

Он выглядит побеждённым, но сопротивляется желанию поспорить со мной, которое я явно вижу в его глазах, вместе со злостью и осуждением. Не то чтобы я сказала ему что-то, чего нет в правилах НФЛ, или в моих полномочиях... и Раш прекрасно знает всё это. Я совсем не рада, что ему больно, но иметь преимущество, контроль над ним в данной ситуации, не так уж и ужасно.

– Блять, – он в отчаянии качает головой, прежде чем бросить шлем об пол. – Как скоро я поправлюсь? – он смотрит на главного врача, дожидаясь ответа.

– Мы будем проверять вас ежедневно и дадим вам знать, когда вы будете готовы вернуться на поле.

– Это чушь собачья! – Раш в ярости, и я ненавижу это – его гнев на себя за то, что он упал, его травму и то, что теперь он долго будет в стороне, не имея возможности выйти на поле.

– Успокойся, Раш. Ты знаешь, что это правила Лиги.

Я хочу сказать, что так будет лучше для твоего здоровья, но чувствую, что лучше промолчать. Он достаточно сильно прикусил язык, чтобы сдержаться, прям до крови наверно, а потом повернулся ко мне.

Риггинс делает несколько глубоких вдохов, прежде чем начать говорить, и на этот раз его слова звучат немного более рационально, появляется логика, когда весь адреналин из крови начинает выветриваться.

– Хорошо, но я буду действовать вам на нервы, пока не выйду с больничного, так что привыкайте к этому лицу, его вы теперь будете часто видеть.

Он указывает на свой свирепый хмурый взгляд и... Боже, он ещё сексуальнее, когда злится.

Доктор смеётся над нелепым поведением Раша, а затем тихо разговаривает с другим медиком. Я стою в стороне, не зная, подойти к парню или держаться подальше. Раш прислоняется стене, и выражение его лица смягчается, когда он смотрит на меня.

– По крайней мере, у нас есть перерыв после сегодняшнего вечера. Это даст мне время, чтобы поправиться или в лучшем случае всё прояснить, прежде чем мы снова выйдем на поле.

– Может, тебе не помешает перерыв. Сделай что-нибудь весёлое.

Я делаю несколько небольших шагов к нему, сохраняя профессиональную субординацию и дистанцию, но мне не терпится быть ближе.

– Есть пара вещей, которые приходят на ум, – глаза парня блестят озорством, когда он улыбается.

Я игнорирую его вопиющие намёки, молясь, чтобы доктора не услышали. Раш сегодня везде и его слишком много; он то бушующий безумием, то застенчивый и кокетливый. Это даёт мне пьянящее чувство власти, что я могу успокоить парня так легко... и быть причиной его ухмылки.

– Я была в этом уверена. Я собираюсь вернуться, чтобы посмотреть остальную часть игры, так как ты относительно в порядке. Будь осторожен, Раш.

Будь осторожен? Серьёзно, Ава? Прежде чем Риггинс сможет соблазнить меня каким-либо ответом, я быстро поворачиваюсь и ухожу, чтобы не сделать или не сказать что-то ещё, о чем я пожалею.

Спеша проверить парня, моё сердце сбилось с ритма, а ком в горле не давал нормально дышать, и это мне очень нравится. Раш не должен мне нравиться, и мне не должен нравиться его флирт, и как он заставляем меня чувствовать себя всё время.

Раш Риггинс стал моей тайной зависимостью. Неважно, сколько раз я клялась себе, что буду держаться на безопасном расстоянии от него или как бы сильно я не старалась не приближаться к нему, он подобрался ко мне слишком близко. Настоящей мне. Прорываясь через стены, возведённые вокруг меня, слой за слоем, прокладывая себе путь в такие глубины моей личности, которые никто никогда не был в состоянии достичь. Я никогда не позволю Рашу увидеть, какое влияние он оказывает на меня, потому что знаю... Он использует это в своих интересах при любом удобном случае.

Глава 13

Раш

Она сошла с ума, если думает, что я позволю ей вот так просто уйти отсюда. Снова. Игра Авы в «кошки-мышки» мне уже осточертела, и я собираюсь напомнить ей, кто здесь папочка. Девушке нравится сдаваться под натиском; она нуждается во мне, чтобы не поддаваться сомнениям и оправданиям. Я хочу, чтобы она поняла, что мы можем быть вместе, но пока это не произойдёт... Я хочу, чтоб Ава поняла, что босс здесь – я.

– Могу я хотя бы посмотреть остальную часть игры наверху? – один из врачей удивлённо смотрит на меня. Думаю, он шокирован тем, что я больше не рычу или не брыкаюсь, чтобы только вернуться на поле. Это безнадёжное дело. Они уже написали свой официальный отчёт, включая в него мои симптомы и план лечения – и никакого игрового времени.

– Я не могу остановить вас от просмотра игры, но вы должны оставаться под наблюдением в течение нескольких часов.

Присев, я начал снимать свою экипировку, как делал это раньше после завершения игры, затем хватаю сменную майку из своего шкафчика и, прежде чем натянуть её, я постарался незаметно вытащить из своего «тайника» презерватив, который планирую непременно использовать.

– Ну, док, одному из вас стоит зашнуровать кроссовки получше, чтобы не отставать. Мне нужно кое-куда.

Я даже даю им секунд двадцать, чтобы обсудить что-то между собой, прежде чем открываю дверь и выхожу, слыша за спиной звук поспешных шагов, следующих за мной по коридору.

Командный лифт расположен не слишком далеко и должен так же быть близко к VIP-ложе на верхнем этаже, где находится единственная женщина, которую я не могу удержать и никак не могу выкинуть из головы. Мне нужно взглянуть на это по-другому и немного унять свой пыл, прежде чем я доберусь до неё. Я мог бы использовать всю эту ситуацию как шанс посмотреть игру «Thunder», проанализировать действия моей команды на совершенно другом уровне, но с теми мыслями, что сейчас роятся в моей голове, знаю, что в ту минуту, когда я увижу Аву, просмотр игры будет последней вещью, о которой я вообще смогу думать.

Как только мы добираемся до ложи, я холодным голосом отдаю сопровождающему меня доктору «приказ». Не то чтобы у меня были на это права и силы, но кого это волнует.

– Оставайтесь здесь. Я буду в порядке внутри, с моим новым надзирателем.

Открыв дверь, я своим появлением заставляю удивиться Аву и её подругу Марси.

– Марси, ты хочешь съебаться отсюда, – предупреждаю я её и, не теряя времени, выключаю свет и двигаюсь прямо к Аве. – Запри дверь, когда будешь выходить. Только убедись, что сделала это.

Я прижимаю Аву к стеклу, за которым открывается неплохой вид на поле и на играющих игроков, и слышу слабое женское хихиканье с последующим захлопыванием двери.

– Какого чёрта ты делаешь, Раш? – спрашивает Ава сердито, но я не даю ей и шанса продолжить всю эту её фальшивую чепуху. Девичий голос дрожит от того же волнения, что и её тело, когда я набрасываюсь на губы Авы. Я руки прижимаю к стеклу над её головой, чтобы она не могла сбежать. Наши пальцы сплетаются, пока языки и губы сражаются за главенство.

– Мы не можем, – Ава отворачивает голову в сторону, чтобы хоть немного передохнуть, но я не позволяю ей этого сделать и заставляю посмотреть мне в глаза.

– Да, мы можем. Никто не увидит нас без света. Ни один человек кроме тебя и меня не узнает, что происходило в этой комнате. – Девушка позволяет мне поцеловать её снова. – Ты знаешь, что хочешь этого так же сильно, как и я, – отстраняюсь достаточно далеко, чтобы отпустить одну из рук Авы и своей свободной рукой стянуть свою такую ненужную в данной ситуации майку. Девичьи глаза бродят по моей груди и животу, а её маленький язычок мельком выглядывает между губками, чтобы смочить их, вслед за этим из женской груди вырывается прерывистый вздох.

– Раш, ты получил травму.

– А при чём тут моя травма? Разве кто-то говорил, что я не могу заниматься сексом? – я подхожу ближе, читая в глазах Авы то же желание, что я уверен, отражалось и в моих. – Я тоже, – отвечаю за неё. Девушка мысленно уже думает, как бы ускользнуть, но на этот раз это бесполезно. – Я держал происходящее между нами в тайне по твоей просьбе, хотя мне всё равно, узнают ли люди, что мы нравимся друг другу или же нет. Даже несмотря на то, что держать язык за зубами и руки при себе, когда ты рядом убивает меня. Хотя мы оба взрослые, нам более чем позволено делать всё, что хочется. Так пусть сейчас появится та Ава, которая хочет того же, – рычу я, уткнувшись носом в линию её челюсти. Ава ничего не произносит, а просто обнимает меня и возвращает мой поцелуй с ещё большей страстью, и он не похож на поцелуи, которые мы разделяли раньше.