Матильда Старр - Лабиринт

Стукнула дверца шкафчика, приблизились осторожные шаги. Я похолодела. Рукоять то ли плети, то ли стека небрежно задрала подол моей рубашки. Мужчина хрипло выдохнул. Я чувствовала его взгляд всей кожей, моментально покрывшейся мурашками. Так явно чувствовала, словно он трогал меня горячими пальцами. Потом подол опустился, чужие руки быстро расстегнули несколько верхних пуговок. Горячая ладонь скользнула внутрь, обхватила сначала одну грудь, вытащила ее наружу, потом вторую. Сдавленные образовавшимся узким воротом невинно-девичьей рубашки груди бесстыдно торчали вперед. Даже не видя, я понимала, что выглядело это куда развратнее и порочнее, чем просто голая грудь. Изнутри поднялась жаркая волна стыда, залила лицо, спустилась на шею. Он стиснул груди, грубо ущипнув соски. Боль прострелила все тело и ударила вниз живота, сменяясь покалывающим теплом. Я взвизгнула и услышала, что он обошел меня и остановился сзади.

– Я же говорил, что найду тебя…

Он ласково провел пальцами по спине над резинкой панталон и медленно потянул их вниз, стащив до колен. Но эта ласка не могла меня обмануть. Я прекрасно видела содержимое шкафчика, да и в руках у него явно не букет незабудок.

Мужская сильная ладонь погладила голую ягодицу, легонько сжала ее, скользнула вниз и остановилась, слегка задев кончиками пальцев промежность. Внизу живота сладко вспыхнуло, дыхание перехватило. Я прикусила губу, пытаясь избавиться от постыдного, неуместного возбуждения. Быстрее бы начал бить, и чем больнее, тем лучше. Тогда я скорее приду в себя.

Он отступил назад. Воздух рассек тонкий свист, ягодицы обожгло резкой болью. Я вскрикнула и сжалась, в ужасе ожидая очередного удара. И они посыпались, один за другим. А потом я с удивлением обнаружила, что по-настоящему больно не было… Боль незаметно сменялась теплом, кожа горела, и этот жар проникал внутрь, растекался по телу лихорадочной слабостью. Груди набухли, потяжелели, соски напряглись. Я извивалась и стонала, обезумев от дикой, пряной, ни на что непохожей смеси боли, страха и возбуждения. По телу прокатывались волны жара и дрожи, внутри сладко ныло и вспыхивало ярким и острым наслаждением, между ног стало горячо и мокро.

Даже не видя ничего, я представила, насколько порочно и непристойно то, что сейчас происходит: я со спущенными панталонами стою перед мужчиной, который меня стегает плеткой… Руки, скованные наручниками, беспомощно вытянуты над головой, распущенные полосы мотаются по спине. Вываленная в вырез рубашки грудь подпрыгивает при каждом ударе… И эта картинка завела до безумия, сделала возбуждение почти нестерпимым. Все мысли растаяли, думать не о чем не хотелось. Я словно в каком-то дурмане, сладостном трансе гортанно застонала и изогнулась, подставляя ягодицы под плеть.

И мир исчез, остались только я, он, и то, что он творил с моим телом.

А затем удары прекратились.

– Плеть способна на многое… – сквозь огненное марево донесся хриплый шепот.

На многое… Что-то мягкое обрисовало грудь, прошлось по животу, спустилось ниже. Сердце колотилось как ненормальное, в висках грохотала кровь. Мне было и хорошо и плохо. Тело ломило от желания, дикого, ни разу не испытанного раньше, низ живота сводило неизбывной, тоскливой пустотой.

Что-то прохладное, шершавое скользнуло между ног, сорвав с губ крик удовольствия. И заерзало там, потирая набухшую влажную плоть. «Рукоятка плети…» – мелькнула на краю сознания слабая мысль… Мелькнула и сгорела в огненной волне, накрывшей с головой. Возбуждение перехлестывало через край. Казалось – еще немного, и я просто умру, если не получу чего-то…чего-то…. Коленки тряслись, я повисла на цепи, все шире раздвигая бедра. Что-то мешало. Чертова резинка панталон…

Мужские пальцы раздвинули мокрые складочки, нащупали вход, и через мгновение это шершавое, прохладное и массивное, с силой вонзилось в меня, растягивая и заполняя собой до предела. Я вздрогнула, тело впитывало в себя немыслимое наслаждение и боль, не в силах остановиться. Он резко задвигал рукоятью, то насаживая меня на нее до упора, то почти вытаскивая. Я вся пульсировала, кричала, словно в бреду, и мои крики, казалось, заполняли всю комнату. В животе наливался колючий жар, скручивался тугой пружиной. Еще несколько яростных толчков, и я всхлипнула и изогнулась, чувствуя, как тело прошивают нестерпимо-приятные судороги одна за другой, как накатывает блаженная нега.

В себя я пришла на стуле. Панталоны надеты на отшлепанную задницу, из рубашки ничего не торчит, даже все пуговки застегнуты, цепь снова ослаблена, и руки в наручниках лежат на коленях. Словно ничего и не было. Только в теле бродят отголоски пережитого блаженства и горят огнем ягодицы.

Мужская рука приподняла мою голову за подбородок.

«Он еще здесь?» – вяло удивилась я.

Поцелуй был неожиданно мягким и нежным.

– До встречи…

Да уж… Можно не сомневаться, эта встреча обязательно состоится. Через три дня.

Нет, я не буду думать об этом сейчас. Иначе просто сойду с ума.

***

Я вышла из офиса, с наслаждением втянула в себя свежий воздух. Деньги, которые лежали в сумочке, конечно, грели душу, но внутри этой самой души после всего пережитого был самый настоящий бедлам. В голове теснились тысячи вопросов, и мне безумно нужны были ответы.

Я заскочила домой и застала Элвиса все там же, на том же диване, молча положила деньги рядом. Он окинул меня взглядом, значение которого я не могла понять, слишком уж много в нем было намешано.

Он долго молчал, уставясь на солидную пачку купюр, потом выдавил из себя:

– Откуда деньги? Их много, слишком много, во что ты ввязалась?

Вот уж это я меньше всего хотела сейчас с ним обсуждать.

– Я не могу тебе сказать.

Элвис усмехнулся, и было в его усмешке что-то такое неприятное, что мне захотелось оправдаться, как маленькой девочке.

– Я подписала документ о неразглашении, так что прости. Ничего такого, за что мне было бы стыдно. И ничего незаконного.

Да, я врала. Безбожно врала. Но что мне еще оставалось делать? Кому станет лучше, если он узнает правду?

Элвис поднялся с дивана и пошевелил рукой купюры, прикасаясь к ним так, словно это не деньги, а ядовитые змеи.

– Я даже подумал, что ты подалась на панель…– он снова усмехнулся, хотя усмешка больше напоминала гримасу. – Но там столько не заработаешь.

Мои щеки вспыхнули от стыда. Ну а что, черт возьми, он еще должен был подумать? К тому же его догадка почти верна.

– Значит, ты должен быть рад, что это не так, – сказала я, торопливо сворачивая неприятный разговор.

– Поужинаем? – вдруг мягко спросил Элвис, становясь немного похожим на себя прежнего. – Я кое-что приготовил.

Вот ведь, он даже нашел в себе силы встать с дивана. Может, и правда жизнь налаживается? Может, у нас еще все будет хорошо? Я улыбнулась ему самой милой улыбкой, на которую только была способна сейчас.

– С удовольствием, но позже. У меня еще есть кое-какие дела. Нужно заехать… – я замялась. Черт, а ведь я даже не могу сказать ему, куда именно мне нужно заехать. Раньше между нами совсем не было тайн. Только легкость, доверие и горячее, веселое желание… – В общем, я постараюсь не поздно, но ты, если что, не жди меня, ложись спать.

Я наскоро умылась и вызвала такси. Конечно, мы обязательно поужинаем с Элвисом и, возможно, у нас даже получится поговорить, только чуть позже, а сейчас мне просто необходимо встретиться с Нэнси.

Я стояла на крыльце аккуратного коттеджа и в который раз вжимала кнопку звонка, напряженно вслушиваясь в тишину за дверью. Лишь приглушенные трели гулко разносились где-то внутри, да шумели вековые деревья городского парка, начинавшегося сразу за задним двором. Дежавю. Откуда-то издалека долетел заливистый детский смех, по улице, сыто урча мотором и поблескивая новенькими боками, не спеша проехала машина. Дверь внезапно распахнулась. Шагов я не слышала, словно Нэнси все это время стояла в прихожей, и думала: открыть или не открывать. Она зябко куталась в теплый плед, из-под которого выглядывали полы махрового белого халата и вязаные шерстяные носки. Странно, на улице вроде жара.

– Привет! – улыбнулась я. – Можно войти?

Нэнси окинула меня недобрым взглядом и не подумала посторониться. Она явно не рада была меня видеть. Я даже растерялась. Казалось, наоборот, теперь, когда мы в одной лодке, пусть даже и такой своеобразной, нам было бы правильно держаться вместе.

Откровенно говоря, я очень рассчитывала разжиться здесь информацией. Но главное – в этом трудно было признаться даже самой себе – мне просто хотелось поговорить… Хоть с кем-то, кто в состоянии понять, что сейчас происходит в моей жизни.

– Что, опять нужны деньги? – прищурилась Нэнси, уголки ее губ презрительно скривились. Откуда такая враждебность?

– Нет, – я помотала головой, – то есть да, конечно, но все уже решается, так что спасибо тебе.

– Не знаю, о чем ты, – отрезала она. – Но если ты за что-то благодарна, ок, считай, что я тебя услышала. Что-то еще?

Да уж, к тому, что Нэнси вообще не захочет говорить, я была не готова. Мне казалось, ей самой хотелось бы разделить с кем-то свою тайну. С тем, кто не выдаст, потому что сам там же… Нэнси потянулась к дверной ручке, явно собираясь захлопнуть дверь перед моим носом. Но план «б» созрел мгновенно. К счастью, все необходимое для него у меня было.

– Да! – Я достала из пакета бутылку мартини, покачала ею в воздухе. –У меня есть дикое желание надраться, а в одиночку совсем не хочется.

Нэнси поколебалась несколько секунд, а потом вяло махнула рукой:

– Проходи.

Пока Нэнси запирала дверь, я проскользнула вперед и, оказавшись в знакомой уже гостиной, удивленно огляделась. Сейчас ее никто не назвал бы роскошной или только что сошедшей со страниц глянцевого каталога. Здесь царил, мягко говоря, беспорядок. Пустые бокалы тут и там, бутылки разной степени наполненности, разбросанные журналы, большое липкое пятно на полу, заляпанная барная стойка, коробки из-под пиццы, китайской еды и прочего фастфуда, слой пыли на дорогой мебели – словно хозяйке было наплевать где жить и что есть. В общем, все это выдавало тот раздрай, что наверняка происходил в ее жизни и в ее душе.