Дарья Сойфер - Лайки вместо цветов

Горячие ладони Матвея, запах его кожи, разогретой на солнце, настойчивые и вместе с тем мягкие губы, мелкие капли, стекающие по шее в ямку между ключицами. Широкие сильные плечи, узкий крепкий зад, который так и хочется укусить, как спелое яблоко… Соломатин сводил Леру с ума, и она позволяла себе получать удовольствие, пока вдруг Матвей не оторвал её от себя.

– Тише, тише, – прошептал он. – Ветер…

И действительно, сильный порыв раскачивал яхту, как надувной матрас.

– Подожди, я разберусь с парусами, и мы спустимся в трюм… – пробормотала она, ухватилась за какой-то канат, потянула на себя…

И огромный белый парус качнулся в сторону, железная балка, к которой крепилась ткань, ударила Соломатина по загривку – и Матвей полетел за борт.

– Стой! Держись! – заорала Лера и подскочила на кровати.

Это была по-прежнему её комната, ветер нещадно трепал занавески, как собака добычу, на кухне звонко капала из крана вода.

– Твою же мать… – пробормотала Гинзбург, провела рукой по лицу и побрела варить себе кофе.

Однако едва она смирилась с тем, что спать ей сегодня не суждено, и включила ноутбук, чтобы ещё поработать, как сон настиг её прямо за столом, рядом с недопитым кофе. На сей раз, к счастью, обошлось без сновидений.

Из дремоты Леру выдернула громкая и назойливая телефонная трель. С трудом оторвавшись от стола и сдув с лица прилипшие крошки, Гинзбург поморщилась и схватила несчастный гаджет.

– Какая тварь звонит в такую…

«Рань», – хотела сказать она. Но вряд ли десять утра можно назвать такой уж ранью.

– Лера, выручай! – раздалось из трубки пионерским горном. – Я тебя умоляю, меня Аделина убьёт…

– Что… – Голос вышел мужественно низким, и Лера прокашлялась в кулак. – Что такое? Насть, я проспала, меня нет в офисе… И ещё неизвестно, кого Аделина убьёт первым.

– Не парься, её весь день нет. Она к балу готовится… – Настя зашмыгала носом. – Лера, я вдрызг больная! Сопли ручьём, тридцать восемь и семь… Я помираю!

– Ну, я не знаю… Прими аспирин, вызови врача… Мне надо бежать в редакцию, пока меня никто не хватился. Если меня никто не хватился.

– Да бог с ним, с офисом! – простонала Настя. – Ты не понимаешь…

– У тебя лихорадочный бред?

– Лера, бал! Я за Аделиной месяц бегала, чтобы она меня взяла! Уговаривала, клянчила, дёргала за рукав… Боже, как я мечтала туда попасть!

– Ну, ясен пень! Чтобы бал – и без тебя?

– Не смешно. – Настя жалобно захныкала. – Она больше ни на что не согласится, если узнает… Скажи, что выпросила у меня приглашение, а? Там эта твоя собачница будет, у тебя есть повод…

– Издеваешься? Слушай, ну, заболела ты. Бывает! Бельская же не изверг…

– Она робот! – Тихонова звучно высморкалась. – Она последний раз болела в девяносто седьмом, и всем об этом рассказывает. Пожалуйста, Лер…

– Ну, какой бал, Насть? Куда я…

– Да без проблем, платье у меня есть, на тебя оно как-нибудь налезет… Приезжай, забери – и выручи, ну, пожалуйста…

Балы и прочие светские мероприятия Лера не переваривала, но ещё меньше ей нравилось слушать чужое нытьё.

– Фиг с тобой, – вздохнула она, – готовь своё платье, через час буду.

Соломатин нервничал, поправляя галстук. И вовсе не из-за внешнего вида или предстоящего мероприятия. Да и денег на благотворительность было, в сущности, не жалко. Нет, он боялся, что план сорвётся.

С одной стороны, Матвей предусмотрел всё. Настя клятвенно обещала, что постарается уговорить Леру прийти на бал. И договорился, чтобы его до последнего не включали в список гостей и никак не анонсировали его присутствие, хотя Элла возмущалась страшно. С другой стороны, с Лерой ничего и никогда не шло по плану. А Соломатин очень надеялся именно на этот вечер.

В особняк, где проводили бал, Матвей явился заранее и устроился в дальнем тёмном углу, чтобы не привлекать внимания. Боялся спугнуть Леру. Чувствовал себя не успешным бизнесменом, а охотником на фазанов. Как и на охоте, укрытие оказалось не самым спокойным и комфортным. Правда, здесь на Соломатина напали не змеи и москиты, а престарелые феминистки, и вот от них, к сожалению, спреев ещё не изобрели.

Две дамы крайне воинственной наружности, от которых за версту несло венцом безбрачия и кошками, обступили Матвея с обеих сторон, отрезав пути к отступлению. Видимо, раньше мужчины от них сбегали, не дав высказаться, и всё накопленное за годы негодование досталось одному Соломатину. И он бы плюнул на приличия, на уважение к старшим и джентльменскую этику, его так и подмывало ткнуть пальцем куда-то вдаль с возгласом: «Ой, а вы видели этого шовиниста?», а потом сбежать, но сбежать он мог только на открытое пространство. В центр зала, который ещё толком не заполнился людьми. И тогда прощай, фазан. В смысле, конечно, Лера. Увидит врага номер один, развернётся – и плакал весь план мероприятий.

Поэтому Соломатин терпел. Он выслушал страшные истории о домашнем насилии, о том, что все мужчины – изверги, тираны и просто животные. И всё это – под прицелом хищных взглядов рассказчиц. На него смотрели так, будто это лично он, Матвей, бьёт и насилует женщин по всей стране, спонсирует федеральную программу «искалечь супругу – получи скидку на НДФЛ» или бегает по улицам с плакатом о том, что давно пора лишить слабый пол избирательного права.

– Вам наплевать на то, через что проходят женщины, рожая и воспитывая ваших детей, – цедила прямая наследница Клары Цеткин.

«Каких моих детей? – взывал про себя Соломатин. – Кого конкретно родила ты сама, кроме хартии о равноправии? Да если бы ты родила, это была бы вторая история о непорочном зачатии за последнюю пару тысяч лет!»

Вслух Матвей, конечно, ничего не говорил. Не то чтобы он боялся побоев, но, во-первых, сумочка одной из революционерок была украшена острыми металлическими заклёпками, и лицом компании «Соло Инвест» рисковать было нельзя, а во-вторых, Соломатин всё же планировал сохранить себя до визита Леры. Плюс ко всему Матвей ещё планировал сесть за руль этим вечером, а потому с тоской смотрел на подносы с шипучкой и жалел, что никак не может хоть немного подсластить обличительную пилюлю.

С каждой минутой узел нервов затягивался туже и туже. Матвей лично выбрал платье для Леры, уговорил Настю соврать насчёт того, что это её. Да, пришлось впрячь Костика. Пришлось посулить блондинке романтический уик-энд с Власовым, но всё полетело бы к чертям, если бы Лера погуглила стоимость наряда и догадалась, что Настя вряд ли могла позволить себе подобные излишества. А ещё эта девица могла расколоться просто так. По-дружески. Поддаться угрызениям совести или женской солидарности… Или что там ещё бывает. На партизана Лерина подружка ну никак не тянула.

А если он переборщил с нарядом? А если платье слишком красное, слишком узкое… Да и вообще слишком платье? Если оно подействует на неё, как тряпка тореадора, и она плюнет на бал? Придётся караулить её около офиса в понедельник, но тогда всё выйдет совсем не так… Ох, и почему Настя не отвечает на сообщения? И почему Костик молчит, он ведь должен быть сейчас с ней? И почему, чёрт возьми, Бельская уже жуёт канапе и беседует с депутатшей, а Леры до сих пор не видно?..

Матвей уже собирался стряхнуть с себя паутину феминизма и выбраться из укрытия, чтобы атаковать Настю и Костика звонками, как боковым зрением отметил что-то красное.

Она. Лера. Стояла у входа, сжимая в руках сумочку и зябко поводя плечами. Сейчас, когда она не знала о том, что Матвей Соломатин в здании, она уже не выглядела амазонкой. О, как же ей шло это платье! Какой хрупкой – и вместе с тем соблазнительной она казалась… Матвей понимал, что это всего лишь иллюзия. Временное замешательство. Скорее всего, Лера просто не привыкла ни к подобным нарядам, ни к атмосфере светского раута. И если бы его чёрт дёрнул подойти к ней прямо сейчас и в лоб выдать пару комплиментов, она бы не погнушалась оторвать от подола полоску ткани и использовать как удавку. Любая другая на её месте обрадовалась бы такому подарку и букету цветов в тон, но Лера отреагировала бы, как жестокий агент Моссада. И Матвей сам не знал, почему, но ему это дико нравилось. Как же давно ему не приходилось кого-то завоёвывать! Адреналин клокотал в артериях, потому что задача была сложной, а приз – сладким.

– Но я считаю, что современные девушки сами обесценивают свою значимость. Мужчины – как дети, красивая обёртка отвлекает от содержимого, вы согласны, Матвей?

Соломатин моргнул и осознал, что к нему обращаются. И, по всей видимости, что-то ещё говорили последние минут десять.

– Совершенно солидарен, – деловито кивнул он и схватил с подноса микроскопическую рыбную закуску. Жевание избавляло от необходимости поддерживать разговор.

Какое-то время Соломатин наблюдал издалека, прикидывая, когда будет лучший момент. Надеялся, что Лера пропустит бокал-другой и тогда, возможно, станет чуть приветливее. Не настолько, чтобы кинуться в объятия, для этого понадобились бы, по меньшей мере, литровый «Джек Дэниэлс» и двухметровый качок с гламурными губами, но чтобы выслушать пятиминутную объяснительную.

О том, что Лера будет вместе с шеф-редактором, Матвей знал. А вот появление полубезумной тётки из собачьего приюта в Захарьево стало неприятным открытием. Какого чёрта она сюда притащилась? Ведь деньги собирают на женщин, не на собак! Что ещё хуже – что-то долго обсуждала с Лерой и Бельской, и Матвею решительно не нравилось то довольное выражение лица, которое в ту минуту было у Аделины Викторовны.

Вот, значит, откуда растут ноги у Лериной ненависти. Вот кто взращивает в ней своё злобное «мини-мы». И что дальше? Сначала сама Бельская превратится в одну из старых дев, которые в эту секунду полощут мозг Матвею, а потом и Лера? Нет. Если на шеф-редактора «Gloss» Соломатину было глубоко наплевать, то на Леру нет.