— Чему она может завидовать?

— Твоей красоте, твоему таланту, тому, какое впечатление ты производишь на мужчин. Даша, с тобой просто невозможны легкие, ни к чему не обязывающие отношения. В тебя действительно, хочешь ты того или нет, влюбляешься всерьез и надолго. — Он внимательно посмотрел на нее и сделал паузу. — Если не навсегда.

Но Даша больше не хотела его видеть. Никогда! Этот человек разрушил самый основательный миф в ее жизни. Женя! Она не верила, не могла, не хотела верить, но, в одно мгновение пролистав некоторые страницы своей жизни, поняла, что он прав. Но зачем он это сделал? Зачем так жестоко раскрыл ей глаза?!

— Ты не хочешь спросить, спал ли я с ней?

— Хочу!

— Нет. И это все, что я мог бы тебе сказать. Все равно, прости!

— Уходи! Убирайся отсюда, я больше не желаю тебя видеть!

— Конечно. Я уйду. Сестра для тебя все равно сестра. И, конечно, я сделал ужасную глупость, что рассказал тебе все это. Теперь я для тебя — первый враг. Но, знаешь, лучше уж я стану твоим врагом, чем ты будешь и впредь позволять Жене, какой бы она ни была, тобой манипулировать.

— Ты предпочел бы манипулировать мной сам? Не так ли?

— Нет. Даже и не думал о такой перспективе.

— Уходи. Не хочу тебя видеть.

— Что ж, пойду. Увидимся на карнавале.

— Не думаю, что мы с тобой еще когда-нибудь увидимся.

Он пожал плечами, потер лоб, словно у него болит голова, и молча вышел за дверь, которую распахнула перед ним Даша. И в дверях столкнулся с Женей.

— Доброе утро, ребята! — проворковала она.

— Не очень-то и доброе, — буркнул Игорь и ушел.

— Что это с ним? — спросила сестра, с недоумением глядя на Дашу.

— Ничего. Эта ночь была большой ошибкой. Я тебе потом расскажу. А может быть, и не стану рассказывать. В конце концов, не всякая правда должна быть облечена в слова.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Я сейчас приму душ, оденусь, и пойдем завтракать. Есть хочется ужасно, — соврала Даша.

— Да! Это точно! Только я, чур, первая! Кстати, у меня тоже аппетит проснулся просто волчий! — поддержала сестру Женя, шмыгнувшая в душ. — Я быстро! А потом ты!

Даша села на измятую кровать и почувствовала, как по ее щекам бегут слезы, горькие, неутешные. Так бывает всегда, когда разбиваются иллюзии. Теперь она это хорошо знает.

…На Сабадо Гордо они все-таки пошли. Всей компанией. По дороге заехали за Измайловым, решив, что лучше им будет использовать автобус Гриши. Даша обратила внимание, что Женя держится на расстоянии от Степана, а тот усиленно прячет глаза. Это надо же! Неужели Игорь действительно прав? Она ни слова не сказала сестре об их утреннем разговоре, пусть та остается в неведении. Хотя, надо признать, Женя что-то почувствовала и вела себя не покровительственно, как обычно, а немного заискивающе. Теперь и эта мелочь не укрылась от Дашиных глаз. Раскрытых глаз. Но лучше бы она осталась слепа и глуха. Но нет! Теперь это уже невозможно. И не имеет никакого значения, станет ли она объясняться с сестрой или нет. К прошлым отношениям возврата не будет. Даша словно повзрослела в один миг этим утром и пока еще не знала, что с этим состоянием делать. На сей раз она не доверила Жене свои волосы, а та не стала настаивать, словно прикосновение к сестре ее саму могло обжечь. Стена между ними вырастала быстрее, чем стебли бамбука.

Синее платье от-Свирина она решила надеть назло и самой себе, и Игорю, простить ему такой сокрушительный удар по своим представлениям о жизни она никак не могла. А он тоже утратил в этот вечер свою обычную невозмутимость, и в его поведении ощущалась скованность, хотя он старался ничем себя не выдать. Весело, даже слишком уж весело, болтал с девушками, что-то обсуждал с Франческо, что-то спрашивал у Гриши. Вот только со Степаном они почти не общались. Только поздоровались, глядя в упор, хотя и пожали друг другу руки.

— Ну, — сказал Измайлов, когда все собрались у автобуса пестрой нарядной толпой, — все готовы к наставлениям Короля Момо?

— Готовы! — в один голос прокричали девушки, а все остальные засмеялись.

— Я вижу, красавицы! Сегодня забудьте обо всем на свете. О своих проблемах, о работе, о диете…

— Ну уж нет, Алексей Данилович, — нарочито строго оборвала его Инесса, — а то потом им придется месяц голодать. Слышите, девчонки? Не переедать!

— И не перепивать! — добавил веселый Франческо. — Хотя тогда вы становитесь такие хорошие, такие милые! На яхте у господина Измайлова вы показали, что для вас вино из Порто — просто родниковая вода.

— Франческо, не портите моих девушек, — шутливо пригрозила Инесса. — Это безобразие какое-то!

— Инесса Геннадиевна, — галантно взял ее руку и поднес к губам Измайлов. — Сегодня я отвечаю за гостей. Ведь я не подвел вас этой ночью на яхте?

— Какая двусмысленная фраза, — кокетливо возвела очи к небесам Инесса. Она в этот вечер выглядела просто изумительно: в платье от Доминико, простом по покрою, но украшенном аппликацией, изображавшей виноградную лозу, вьющуюся по вырезу и оплетающую всю фигуру, затянутую в тонкую шелковистую ткань. Даша обратила внимание, что присутствие старого художника куда больше, чем присутствие молодых мужчин, таких здоровых, сильных и красивых, производит фантастическое воздействие на женщин. Они выглядят настоящими красавицами, и те, кто хороши от природы, становятся прекрасны, а те, кого природа особой статью и хорошеньким личиком не наградила, превращаются в красавиц. Они сияли. Это, пожалуй, самое точное слово. Сверкали, как драгоценные камни, стоило только господину Измайлову бросить на них взгляд. А он не обделял никого. Потрясающий человек! И удивительно, присутствовавшие здесь мужчины на него не злились. Его обаяние было столько велико, что его хватало на всех.

— Как тебе нравится Алексей Данилович? — спросила Женя, стрельнув глазами совсем не в сторону отца, а в спину сына.

— А как он может не нравиться?

— Типичный бабник, — бросила Женя, взгляд которой Игорь так и не заметил, продолжая о чем-то разговаривать с Егором.

— А что тут плохого? — пожала плечами Даша. Замечание сестры очарования художника вовсе не разрушило. Тем более что теперь любые замечания Жени она воспринимала сквозь призму сказанных Игорем слов.

— Ничего плохого. Интересно, его сын такой же любитель женского пола?

— Послушай, Женя, — Даша начала раздражаться, — давай не станем никого обсуждать? У меня нет никакого настроения вдаваться в подробности.

— Вы как-то плохо расстались? — В глазах сестры Даша заметила хищный блеск, которого никогда прежде не замечала. И ей стало больно. Невыносимо больно.

— Отстань, — бросила она и стала смотреть в окно.

Ни Степан, ни Игорь к ней не подходили, когда они приехали в Панаджи и влились в общее бурное веселье. Она почувствовала себя ужасно одинокой в этой красочной толпе, галдящей, смеющейся, поющей какие-то гимны во славу Сабадо Гордо. Люди пришли сюда веселиться, забыть обо всем, как говорил Измайлов. И его приятель, нынешний Король Момо, забавный жизнерадостный толстяк, облаченный в какую-то странную одежду и с короной на густых вьющихся черных кудрях, громко призывал народ отдать должное празднику и отбросить все горести и печали. Прошла процессия макетов кораблей, и только тут Даша вспомнила, что забыла в отеле камеру. Но не все ли равно? Она сейчас не смогла бы ею воспользоваться. Глаза застилали непролитые слезы, и она ничего не могла с этим поделать. Цифровую камеру взял с собой Егор, радовавшийся карнавалу, как мальчишка. Да он и был мальчишкой! Таким же наивным и доверчивым, какой была сама Даша еще несколько часов назад. Он направил на нее объектив, ее ослепила вспышка, и Даша чуть было не кинулась на парня с кулаками. Но ее вовремя поймал за руки Алексей Данилович.

— Что у вас случилось, Дашенька? — тихо спросил он. — Игорь вернулся совершенно убитый. Я могу узнать причину вашей ссоры, если, конечно, это была ссора?

Даша молчала, а он, вздохнув, продолжил:

— Иной раз нам все рисуется совсем не в том свете, в каком нужно. Хотя, кто знает, что именно нужно? Помните, у Галича? «А бойся единственного, того, кто скажет: я знаю, как надо»? Мне бы не хотелось вмешиваться в ваши отношения. Но могу сказать только одно — вы дороги моему сыну. И я понимаю, что именно его в вас так привлекло. Знаете, считается, что мальчики выбирают себе девочек, похожих на их собственную маму. Но случаются и прямо противоположные вещи. Игорь никогда не был близок с матерью. Она слишком холодная, серьезная, немного отстраненная. Вы — другая. Вы не изо льда, а из плоти и крови. Горячей крови.

— А мне вот один человек сказал, что я ледышка, — вдруг растерянно призналась Измайлову Даша. Надо же, оказывается, это глупое заявление Степана ее сильно задело!

— Это значит только одно — он не смог разбудить вашу душу и, уж простите старика, ваше тело.

— А Игорь смог, — наклонила голову Даша, боясь, что это неожиданное для нее самой признание слишком откровенно. Ее щеки залила краска стыда.

— Господи! — всплеснул руками Измайлов. — Вы еще такой ребенок!

— Нет! Уже нет.

— Не поделитесь своей обидой? Ни за что не поверю, что Игорь сознательно причинил вам боль. Может быть, сказал что-то лишнее? Он же, в сущности, тоже еще мальчишка, хотя и такой громадный!

— Нет. Все в порядке. Простите, Алексей Данилович, я больше не могу, простите… — Она выдернула руку, которую он сжимал во время их разговора, и бросилась куда глаза глядят. Ей что-то кричали вслед, но она не отзывалась. Казалось, ноги сами несли ее в сторону от этих веселых галдящих людей, куда-нибудь, где никто не сможет увидеть, что она плачет, куда-нибудь, в самый темный переулок, не охваченный суетой карнавала.

Это оказалось роковой ошибкой. Она не просто заблудилась. Она оказалась одна на узкой темной улочке, совершенно не понимая, где именно находится. Ее мгновенная вспышка истерики прошла, и теперь Даша с ужасом оглядывалась по сторонам в поисках хоть кого-нибудь, кто указал бы ей дорогу на площадь. Хотя она и понимала, что искать ей придется своих с трудом. Но хоть автобус-то она узнает! Подождет около него.