Кажется, Элизабет, излишне нервно восприняла моё предложение.

– С удовольствием! … Через мой труп! – сказали мать и дочь одновременно, а потом Элизабет безошибочно угадала того, кто незаметно наставил Бекки на неправильный в её понимании путь.

– Это всё вы! – ткнула она пальцем в бабулю и злобно сощурилась. – Это вы своим вопиющим примером развратили мою дочь! – сделала она особый акцент на «вопиющем» и шагнула в сторону Люси с самыми кровожадными намерениями.

– Ну, милочка, это уже перебор! – сказала бабуля, нисколько не испугавшись.

Еще бы, сколько их таких, недовольных, встречалось на её жизненном пути. Не счесть. И некоторые из женщин были вооружены и опасны, а Элизабет это так – досадное недоразумение.

– Перебор? – едва сдерживая крик, переспросила Элизабет. – Одна будет полуголая скакать в кабаре, а вторая в это время ей подпевать? Это, по-вашему, нормально?!

– Петь, это я образно выразилась, – попыталась вставить Бэкки хоть слово, но ни мачеха, ни бабушка, её не услышали.

Не знаю, чем бы закончилось эта сцена, если бы не внезапное появление долгожданного отца.

– Что здесь происходит? – словно гром среди ясного неба, раздался его негодующий голос.

Правда, определение «ясное небо» не больно-то сочеталось с тем ором, который стоял в приемной «Салона мадам Люсинды» до его прихода.

Будто по велению волшебной дирижерской палочки, мы застыли и молча уставились на единственного мужчину нашего семейства. Первой отмерла я.

– Папа! – бросилась я ему на шею и поцеловала в гладко выбритую щеку. – Как я рада тебя видеть!

Мистер Браун, вне всякого сомнения, был счастлив видеть свою дочь, потому что вместо обычного сухого «здравствуй, Эванжелина», он крепко обнял меня и поцеловал в макушку, лишь после этого произнеся своё неизменное приветствие.

Пока отец был занят мной, конфликт между Люси, Ребеккой и Элизабет утих, а стороны пришли к вооруженному нейтралитету. Яростно горящие взоры матери и её, как выяснилось, не менее артистичной дочери, говорили о невозможности принятия ни одной из них другого мнения. Оставалось только ждать, чью сторону примет отец.

– Стефан, дорогой, ты уже освободился? – нежно спросила мачеха, и я с прискорбием поняла, что вариантов не было. В неравной борьбе между женой и матерью, победит Элизабет.

Мистер Браун улыбался жене так тепло и нежно, что где-то в груди у меня заворчала ревность. Затем это чувство сменилось подозрительным томлением, потому что перед глазами встали знакомые голубые глаза, которые смотрели на меня примерно так же.

«Безобразие, опять этот Сильвер!» – раздраженно дернула плечом. Почему этот бабник не выходит у меня из головы?

– Правда, Эванжелина? – закончил фразу папа, которую я не расслышала из-за Эндрю.

Я рассеянно оглядела наше фойе. Все немногочисленные члены нашей семьи выжидательно смотрели на меня.

– Конечно, – согласилась я с отцом, чего бы он ни спрашивал. В любом случае, спорить со Стефаном Брауном, было лишено смысла.

– Вот и славно, – улыбнулся папа, – жду вас в машине! – добавил он и протянул жене руку, намереваясь ждать в её компании.

Элизабет с удовольствием вложила в его руку ладошку и последовала за мужем вниз. Сейчас, спустя несколько лет с их памятной свадьбы, я, наконец, увидела, почему из множества женщин, он остановил свой выбор на тогда еще мисс Спелман. Элизабет словно расцветала рядом с мужем. Глаза её лучились любовью, а скупой на эмоции отец, становился мягче и моложе рядом с женой.

Я спрятала детскую ревность и тоску по ушедшей матери. Мама умерла больше десяти лет назад, отец долго горевал, стал замкнутым и будто бы закаменел  изнутри. Но Элизабет смогла вернуть его к жизни.

Пора признать, они были прекрасной парой.

– Детка, может быть, возьмешь шляпку? – отвлекла меня от размышлений бабушка.

– Возьми, – согласилась с её предложением Бэкки, – время близится к полудню, а пикник предполагает открытый воздух.

Перед глазами встала картинка с содержимым моего чемодана. Единственная шляпка, которую я взяла с собой, представляла собой сейчас что угодно, кроме головного убора.

– Обойдусь, – отмахнулась я. – Пойдемте, не будем терять время!

– Возьми шляпку! – выкрикнул со своего насеста Джофри, но мы лишь рассмеялись, а бабуля закрыла за нами дверь.

Плотная запись желающих погадать не дала ей отправиться с нами. Впрочем, она не сильно расстроилась.


Авеню Шатийон, особняк мистера Эндрю Сильвера. Немногим позже.

Капитан полиции Дэвид Харрис сидел в любимом кресле мистера Эндрю Сильвера и задумчиво крутил в руках пластиковый пакет. Внутри прозрачной упаковки была запечатана улика, найденная в кармане пиджака покойного Дугласа Саливана – записка с адресом гадального салона невесты подполковника Мелроуза.

Изящный, немного резкий подчерк, трудночитаемая «а» и строки, убегающие вверх, мало что могли сказать о его обладателе, но то самое полицейское чутьё, буквально кричало, что записку эту писала женщина. И вопреки всяческой логике и отсутствию доказательств, личность этой женщины он уже подозревал. Слишком много случайностей и нелепых совпадений было вокруг мисс Мэган Ланкастер.

«Да и Мэган ли?» – устало подумал мужчина. В поезде, она представилась как-то по-другому: Анжелика, Жоржетта, Женевьева? Уже тогда, с самого знакомства, чертовка мастерски вскружила ему голову. Вместо того, чтобы внимательно слушать, что она говорит, Дэвид смотрел на восхитительно пухлые губы девушки. Как она говорит, в тот момент было важнее смысла.

И ведь должен же был догадаться! Неспроста, ох неспроста она оказалась в этом купе! Чтобы оказаться рядом с Саливаном, ему пришлось лично беседовать с начальником поезда. Тот отправил четвертого пассажира на другое свободное место. Мэгги была третьей, будто знала о договоренности. Что если это действительно так?


Дэвид достал из внутреннего кармана потертую записную книжку и сделал карандашную пометку – побеседовать с начальником поезда «Рамбуи – Бридж», положил улику на рабочий стол Сильвера и бросил взгляд на фото хозяина кабинета и своего дальнего родственника по материнской линии.

Дядюшка Эндрю был премилым старичком, вдовцом, к сожалению, не имел наследников, кроме племянников, в числе которых был и Дэвид, и давно уже жил в Доме Престарелых на окраине Бриджа.

«Надо бы навестить старика, – тепло улыбнулся полицейский, глядя на черно-белую фотографию, где моложавый, но уже полностью седой дядюшка держал на руках маленького Дэвида, одетого в шортики на подтяжках и прелестные белые гольфики на ногах.

– Джейсон, подай мне машину, – попросил Харрис слугу Сильвера. Тот был на десять лет моложе старого хозяина, был всё еще полон сил и готовности следить за домом, а потому отказывался выходить на заслуженную пенсию.

– Слушаюсь, сэр, – степенно поклонился Дэвиду мужчина.

Когда старый Сильвер предупредил его о полицейской операции и участии в ней любимого племянника, которому, к слову, давно уже принадлежал этот дом, Джейсон несказанно обрадовался и теперь делал всё возможное, чтобы угодить молодому хозяину.

– Ждать вас к ужину, мистер Сильвер? – уточнил слуга, с удовольствием называющий полицейского условленным именем.

– Вероятно, – задумчиво ответил Дэвид.

Некоторое время назад он связался с мистером Стефаном Брауном, и теперь собирался встретиться с ним лично.

«Кто же ты, Мэгги? – вновь вернулся он к мыслям о девушке. – Какое отношение имеешь к убийству Саливана и почему постоянно встречаешься на моем пути?»

Дэвид сел в автомобиль, включил зажигание и выехал на оживленную магистраль. До дома мистера Брауна было несколько минут езды.

Глава 10

Пикник папа устроил на территории особняка. Это был выход на весьма сомнительную природу, потому что дом четы Браунов находился в центре столицы. Никакого сада у них не было, и единственным уголком зелени служили несколько самшитовых кустиков на крошечном внутреннем дворе, оборудованном под зону отдыха.

Утром отец планировал выезд в центральный парк, но крайне важный звонок и последующая еще более важная встреча, заставили его остаться дома, а нас вынудили страдать от жары.

Солнце нещадно палило. От каменных стен, со всех сторон окружавших небольшой дворик, исходило тепло. И если бы не упрямое желание папы отобедать непременно на траве, которой, к слову, было так мало, что язык не поворачивался назвать эти три пучка овсяницы газоном, то мы бы давно переместились в гостиную и пили бы там охлажденный в холодильнике сок.

Переубедить отца не удалось даже заметно покрасневшей от жары Элизабет, а потому нам оставалось стойко терпеть неудобство и вести неторопливую светскую беседу.

Спустя полчаса разговоров о погоде, музыке и высшем обществе Бриджа, к которому Брауны пока не могли себя отнести, но стремились, я поняла, что, а) – не могу больше слушать мачеху (говорила всё это время исключительно она), и, б) – попугай оказался прав, шляпа была бы очень кстати.

Полупрозрачный тюлевый тент над нашими головами не защищал от огромной небесной лампы.

– Эванжелина, ты совсем ничего не ела, – вдруг заметила Элизабет. – Тебе не нравится?

– Я что-то не голодна, – вежливо ответила я.

Как вообще можно что-то есть на такой жаре?

Мы сидели на большом красно-белом клетчатом покрывале, которое принесла хозяйке дома расторопная горничная. Когда Элизабет расстилала его на земле, девушка только печально вздохнула, заранее смирившись с дополнительными хлопотами. Посредине покрывала мачеха торжественно поставила большую плетеную корзинку со снедью, чтобы все присутствующие могли насладиться обедом на свежем воздухе. Жаль только, воздух был отнюдь не свеж.