— Да, — говорит так просто, будто в этом нет ничего такого. Будто это само собой разумеющееся.

— Как ты? — задаю самый нейтральный из возможных вопросов, а Марго тихо смеётся. Совсем, глупая, не понимает, что наизнанку меня этим смехом выворачивает. И вообще, её появление в моей жизни — тот ещё хаос.

Сжимаю в руках карандаш, а он трещит, готовый сломаться в любой момент. Отбрасываю в сторону глупую деревяшку, она со стуком приземляется на пол, а Марго прекращает смеяться и говорит:

— Нормально я. Вот, в бар пришла, работу работаю.

Маргаритка и правда, чем-то шуршит, а на заднем плане слышится лёгкая тихая музыка. Может быть, бросить всё и поехать туда, к ней? Выпить пива или чего там нормальные люди пьют. Кофе, может быть. И просто поговорить, забыв о том, кто я и где моё место. Почувствовать тепло, исходящее от Марго, погреться, оттаять наконец.

Но разве это возможно?

— Твой мотоцикл так и стоит возле бара, — напоминает, а я усмехаюсь.

— Вечером заберу. Пусть пока постоит в вашем тихом и приличном районе. Или мешает?

— Нет, конечно, пусть стоит.

Мне всё-таки кажется, что её что-то тревожит. Есть в голосе такие нотки, что наталкивают на подобные размышления. Кто-то расстроил? Сын, может быть, мозг вынес, когда она вернулась домой? Мало ли, у детей часто мозги клинит на почве личной жизни родителей.

Я хочу что-то ещё сказать, спросить о чём-то, но мать его, слов-то и не нахожу. Ну вот не умею болтать по телефону, вести эти светские беседы. Я мало что смыслю в отношениях, но одно понимаю точно: я жутко хочу её увидеть.

И этого факта мне уже достаточно, чем бы это в итоге не обернулось.

— Тебе в своём баре обязательно быть? Много работы?

Понимаю, что подсознательно ищу повод отказаться от своей безумной идеи. Как маленький, честное слово.

— А что? — настораживается, и я буквально кожей, нутром всем чувствую её напряжение.

Боится, что ли?

— Марго, ты же смелая, доверься мне.

— А ты так часто мне об этом напоминаешь, словно сам себя убедить пытаешься в обратном.

В тоне — ни тени упрёка, лишь вызов, на который я снова откликаюсь и ничего не могу с этим поделать.

— Ну, Маргаритка, держись.

Она смеётся, а я вешаю трубку. Резко встаю, надеваю куртку и иду к выходу. Мне определённо нужно развеяться, потому что мыслей в голове слишком много, а проблем накопилось и того больше. Знаю, что Спартак не успокоится, пока не испоганит мне жизнь в хлам. Будет рыть носом, устраивать диверсии, только нам с ним давно не двадцать, чтобы обмениваться уколами. Ещё пара подобных фокусов с его стороны, и я лично оторву ему голову, чтобы больше не трепыхался.

Ну а пока он ещё не так близко подобрался, могу немного расслабиться.

— Шеф, ты куда? — спрашивает Фома, а я жестом предлагаю ему следовать за собой.

— Отвезёшь меня сейчас в одно место, — говорю, останавливаясь на скрытой от посторонних глаз парковке. — Это быстро.

— Ну хорошо, — кивает Фома, бросая на меня странный взгляд. — Всегда готов.

Я не собираюсь объяснять ему, что мне там понадобилось — не его ума дело. Слишком давно меня научили, что людям доверять не сто?ит, себе дороже.

Залезаю на заднее сидение внедорожника, в котором езжу, если слишком много выпил или нужно с кем-то переговорить подальше от любопытных глаз и больших ушей, и отворачиваюсь к окну. Фома хлопает дверцей, заводит мотор, и машина плавно выезжает со стоянки. Называю адрес, и вскоре автомобиль набирает разгон.

За окном проплывает город, а я думаю о всякой ерунде, чтобы не давать воли мрачным мыслям. Просто растворяюсь в потоке бессознательного, в воспоминаниях плаваю.

Я давно не давал воли эмоциям. Почти и забыл, каково это — что-то чувствовать. Внутри, словно ледяной панцирь, сковывающий, прочный. Так проще, лучше и понятнее, но сейчас, когда появилась Маргаритка, будто бы даже слышу оглушительный треск заиндевевшего нароста.

— Приехали, — говорит Фома, а я моргаю несколько раз и потираю затекшую шею.

Даже не заметил, что мы уже въехали в нужный район. Совсем загнался, скоро начну на ходу вырубаться.

— На сегодня свободен. По всякой ерунде мне не названивать, хорошо?

— Понял, — кивает, а я распахиваю дверь и спрыгиваю на землю.

Мотор глухо урчит, и через пару мгновений мотор внедорожника набирает обороты, и машина скрывается за поворотом. Остаюсь один, и от этого мне хорошо. Я люблю одиночество, предпочитая его праздной суете, но сегодня хочется побыть с той, кто так странно и неожиданно влезла мне под кожу.

Вот и мой байк, в действительности, целый и невредимый. Рядом торчит какой-то малец лет шести и завороженно смотрит на мотоцикл. Такой чистенький, пухлощёкий мальчишка, а я усмехаюсь тому, что до сих пор не разучился разделять детей на “своих” и “чужих”. И хоть прошло чёрт знает, сколько лет, но мне всё равно порой кажется, что я тот же оборванец, на которого приличные дети по ту сторону забора с радостью укажут пальцем.

— Нравится? — спрашиваю, а мальчик задирает голову и улыбается абсолютно счастливо.

— Ага, красивый…

Он весь переполнен бурлящим восторгом, а я думаю, что его нерадивой мамаше нужно дать по шее, что не научила парня бояться чужих. Здоровый страх бережёт жизнь.

— Вырастишь, такой же себе купишь, — говорю, а парнишка мрачнеет, потому что в его представлении, наверняка, взрослым он станет где-то в следующей жизни.

Когда-то мне тоже казалось, что не вырасту. Так и останусь навеки в коконе чужой воли, но время летит слишком быстро. И вот мне уже сорок два, а я почти этого и не заметил.

— Гошенька, Гоша! — раздаётся громкий женский вопль откуда-то со стороны глухих дворов, а мальчик вздрагивает.

И я вместе с ним, хоть и не Гоша.

— Тебя, кажется, зовут, — озвучиваю очевидное, а мальчик горестно вздыхает, бросает прощальный и очень  печальный взгляд на мой байк и ковыляет на голос.

Мамаша его продолжает вопить, а я смотрю вслед мальцу и думаю, что все дети по определению хорошие. А вот взрослые уже всё чаще дерьмо собачье. Загадка природы, не иначе.

Когда мальчик скрывается в проходе между домами, я оглядываюсь по сторонам. Привычка, ничего не могу с ней поделать, но моя паранойя не раз спасала жизнь. Не только мне, между прочим.

Достаю телефон, набираю номер, и через пару мгновений Марго снимает трубку.

— Выходи.

Больше ничего не говорю, сбрасываю звонок, и присаживаюсь на седло своего байка. Очков не снимаю, потому что вокруг слишком много солнечного света, а это бесит меня. Эта проклятая светочувствительность меня когда-нибудь в гроб загонит, точно говорю.

Не знаю, сколько проходит времени — совсем за ним не слежу, и будто вообще отключаюсь, — но вдруг рядом раздаётся тихий голос:

— Привет.

Распахиваю глаза, а Марго стоит напротив — на расстоянии шага — и улыбается. Чёрт, красивая такая.

— Привет.

Наклоняю голову вбок, смотрю на Марго, пытаясь понять, не снится ли она мне, не чудится ли. А если нет, то, что с этой явью делать?

— Все дела закончила?

— Да, — кивает, а я протягиваю руку и дотрагиваясь до пряди волос, выбившейся из причёски.

Волосы мягкие, шелковистые и, чтобы продлить момент, пропускаю прядь сквозь пальцы. Потом заправляю её Марго за ухо, продолжая молчать.

— Мотоциклов не боишься? — интересуюсь, а Марго удивлённо вскидывает тёмные брови, округляя глаза.

— Не боюсь.

И да, ведь на самом деле не боится, даже глазищи её чёрные неподдельным азартом загорелись. Чёрт, если она ещё и управлять им сможет, я сдохну, потому что сердце разорвётся от бушующих эмоций, которые положены подросткам, а не таким взрослым мальчикам, как я.

— Тогда поехали?

Мой вопрос, скорее, формален, потому что, не дав Марго задуматься, притягиваю её к себе.

— Твои приличные соседи не умрут от разрыва сердца, если я тебя поцелую?

Вокруг тишина, нет ни одного прохожего, но вдруг какой-нибудь дед снова решит выйти на прогулку?

— Не умрёт никто, — говорит и запрокидывает голову, а я касаюсь губами её губ, ещё теснее прижимая к себе.

Она отзывчивая, податливая, но умом-то понимаю, что тискаться на глазах у случайных прохожих — не то, что нам обоим нужно. Не в моей ситуации, когда Спартак так близко, а для Марго это тоже, своего рода, репутационные потери.

— Поехали, Маргаритка, отсюда скорее, а то бедой закончится.

Она тихо вздыхает, а я отхожу от неё, чтобы не провоцировать. Рядом с ней у меня закипает кровь, и чёрт его знает, чем это всё обернётся.

Марго смотрит на меня хитро и влезает на байк. Будто бы всю жизнь в седле сидела. Несколько мгновений смотрю на неё, и мне кажется, что ничего красивее в своей жизни не видел. Чёрт…

— Прокатимся? — задаю риторический вопрос и сажусь сзади. — Берись за ручки.

Маргаритка слушается, и я накрываю руками её тонкие смуглые кисти. Впервые задумываюсь, какой контраст между оттенками нашей кожи: моя белоснежная, почти прозрачная, и её тёмная, карамельного оттенка.

Кофе с молоком, мать его.

— Готова? — выдыхаю ей на ухо, а Марго кивает. — Тогда поехали.

Завожу мотор, и вибрация проходит по телу. Я люблю это ощущение, оно меня пьянит и с ума сводит. Особенно, когда Марго рядом.

Никогда не думал, что ехать рядом с женщиной может быть настолько приятно. Байк срывается с места, и я невольно пододвигаюсь настолько близко к Маргаритке, что уже кажется и не разорвать. Будто сплелись воедино, не разделить.

Марго взвизгивает, когда захожу на вираж, хохочет, а мне и самому хочется смеяться. И плевать на Спартака, плевать на все проблемы разом. Рядом с Маргариткой я снова чувствую себя живым.