Иногда я порывался найти мать. Просто посмотреть в глаза той, кто так хладнокровно избавилась от ребёнка. Я даже согласен был понять и даже пожалеть её, вникнуть в её трудное положение, но каждый раз понимал, что не хочу. Не хочу переступать через себя, рвать душу на куски. Ради чего? Чтобы узнать, что такой урод никому не нужен был, вот и выбросили? Нет уж, мазохизмом я не страдаю, обойдутся.

Злюсь ли я на тех, кто сделал это со мной? Нет. Даже не обижаюсь — иногда даже Чёрный ангел умеет прощать. Да и к тому же, за мою жизнь такое количество людей пыталось избавиться от меня, что какая-то незнакомая мне женщина вряд ли стоит того, чтобы гоняться по миру за её тенью.

Пока размышлял обо всём этом дерьме, наша небольшая колонна на четыре байка бодро проехала через весь город, пересекла оживлённую магистраль, миновала центральный проспект и свернула к бару “Магнолия”. Здесь довольно оживлённый район, хоть и селятся в соседних домах в основном те, кому нечего терять, потому что приличные люди, стремящиеся к комфорту, сторонятся подобных мест.

Паркуемся возле чёрного хода, потому то стоять в очереди у центральных дверей у меня нет ни времени, ни желания. Спрыгиваю с байка, толкаю дверь, а парни остаются на улице, перебрасываясь с кем-то приветствиями и заглушая громкую музыку вспышками хохота.

Кидаю взгляд на большие настенные часы, корпус которых выполнен в форме шестерёнки, а стрелки замерли. Снимаю очки, присматриваюсь, но время остановилось. Вот же, даже такая мелочь, а и она решила упасть в копилку неприятностей. Ловлю за руку одного из охранников, указываю подбородком на мёртвый циферблат, а парнишка кивает и убегает выполнять поручение. Пусть эти чёртовы часы снова затикают, достало меня уже всё в конец.

— Шеф, всё готово, девки двери выламывают, — усмехается Феликс, начальник службы безопасности "Магнолии". — Обычно у нас бабы без сопровождения пороги не оббивают, а тут прямо ломятся.

Феликс прав: в "Магнолии" женщинам хоть и рады, но одним им сюда лучше не соваться, может беда выйти, потому что мужики, разгорячённые спиртным, насмотревшись на обнажённых танцовщиц, могут начать распускать свои потные ручонки. Потому да, толпа одиноких баб — то ещё событие для работников клуба. Ладно, пусть любуются, в другое время не до этого будет.

Поднимаемся по лестнице, и Феликс открывает дверь небольшой комнаты, в которой наши стриптизёрши репетируют номера и готовятся к выступлению. Я ни во что это, обычно, не лезу, потому что в плясках решительно ничего не понимаю, меня волнует результат. Он, как правило, более чем хороший, потому в этой комнате не появляюсь. Разве что в такие дни, как сегодня, когда нужно как можно быстрее решить вопрос с нехваткой кадров.

Киваю Стелле — заведующей, скажем так, культмассовым сектором. Когда-то она была первой танцовщицей, принятой на работу в “Магнолию”. Ей бы давно уволиться, найти другой путь в жизни, но она, кажется, довольна своей судьбой, а я доволен её работой.

Правда, когда вчера три девицы хором объявили о своём уходе, я чуть было не выбросил Стеллу на улицу, но успокоился.

Завидев меня, она хмурится, но выдерживает взгляд. Она вообще смелая и одна из немногих, кто не тушуется при моём появлении.

— Карл, я… — начинает и передёргивает плечом, с которого приспущен светлый свитер.


Отмахиваюсь от её болтовни, потому что уже вчера всё выяснили, нечего тут дальше огороды городить.

— Ты не злишься? — спрашивает, а в глазах — надежда.

— Если бы я злился, тебя бы здесь не было.

— Или вообще не было, — хмыкает Феликс, присаживаясь слева от меня на мягкий стул.

— Шутник, блядь. Ладно, запускайте по одной, будем наслаждаться.

Стелла вскакивает и стремительно бежит к двери, чтобы впустить первую претендентку на работу мечты. Чёрт возьми, я во всём этом дерьме ворочаюсь уйму лет, но до сих пор слегка удивляет, как легко бабы соглашаются на подобный труд. Днём — милые студентки, ночами они слетаются, как мухи к деревенскому сортиру в поисках быстрых заработков и плохих парней. Нет, есть и приличные бабы, кто ж спорит, больше даже, но эти искательницы приключений неистребимы.

Феликс бросает на меня быстрый взгляд из-под тяжёлых надбровных дуг и встаёт с места. Пару мгновений и передо мной материализуется бутылка пива, запотевшая, почти ледяная.

Отмахиваюсь от предложения — не время бухать, потом, — а Феликс убирает бутылку от меня подальше. Слежу за тем, как высокая девушка впархивает в комнату. Озирается по сторонам, нервно улыбается, оправляя длинную юбку. Монашка, чёрт бы её подрал.

— Начинайте, — произносит Стелла, делая пометку в планшете, и направляет пульт на стену, где встроена стерео система.

Монашка решительно кивает, хотя лицо бледное настолько, что, кажется, сейчас в обморок грохнется. Звучит тихая музыка, девушка подходит к одному из трёх шестов по периметру комнаты и принимается плавно покачивать бёдрами и цепляться за прохладную палку.

— М-да уж, — равнодушно замечает Феликс и удобнее усаживается на стуле.

— Следующая, — говорю, пока девушка не успела ещё убиться, пытаясь нас всех впечатлить.

— А… — пытается возразить, но я взмахом руки пресекаю болтовню.

Кивает, мрачнея, и плетётся к выходу.

Следующие пять претенденток столь же зажаты и неуклюжи, как и Монашка. Где их берут-то таких на мою голову? А вот шестая, на удивление, почти сразу получает работу. Следом ещё парочка провалов, даже падение одно случилось, но без особых последствий. И то слава всем подряд, потому что только трупа мне для полной картины пасторального счастья и не хватает.

Не знаю, сколько сидим, когда я понимаю, что меня уже тошнит от этого долбаного отбора.

— Много там ещё? — спрашиваю у Стеллы, а та отрицательно машет головой.

— Ещё одна.

— Слава яйцам, — выдыхаю, понимая, что вот после этого цирка точно напьюсь.

Феликс вместо тысячи слов снова пытается всучить мне прохладную бутылку.

— Пальцы сломаю, ещё раз сунешь мне пиво под нос, — говорю тихо, не поворачивая головы, а тот крякает и снова прячет пойло.

Последняя кандидатка заходит в помещение и сходу принимается вытворять такие фокусы с этим чёртовым шестом, что даже Стелла любуется, не отводя взгляда, почти восхищённая. Мне тоже нравится эта барышня — красивая, ноги от ушей и явно знает, что делает. На такую клиенты будут слетаться, как мухи на мёд. А что мне ещё нужно?

— Вы приняты, — говорю, и девушка радостно взвизгивает и прыгает на месте, хлопая в ладоши. — Утихомирься, попрыгунья, мороженку не куплю.

Она замирает, глядя на меня широко открытыми глазами непонятного оттенка. Вроде, карие, но с зелёными прожилками, будто мрамор вместо радужки.

То ли обиделась, то ли седалищный нерв защемила, пока крутилась около шеста, но кривится, готовая чуть не разрыдаться. Нет, как жопой в полёте вертеть, так первый номер, а как юмор мой оценить, так сразу обиженная и оскорблённая. Достали, честное слово. Сами стриптиз идут танцевать, а гонору, будто в Большом театре примами подрабатывают.

Стелла бросает на меня быстрый взгляд и уводит девушку в свой кабинет через запасную дверь, чтобы оформить документы.

— Наконец-то, — говорю, потягиваясь, потому что все мышцы затекли, пока рассматривал этот карнавал. — Твою мать, три часа коту под хвост.

— Зато вон, каких работниц нашли, бриллиантовых, — усмехается Феликс, поднимаясь на ноги.

— Девки как девки, пляшут, вроде неплохо, остальное меня не касается.

Феликс кивает, проверяет сообщения на рабочем мобильном, а я вяло размышляю, чем заняться дальше. Напиться или уже полегчало? Нет, поеду, просто покатаюсь. Один.

— Шеф, куда ты? — несётся мне в спину, но я не отвечаю.

Сегодня мне не нужны расспросы, не нужны лишние разговоры и усиленная охрана. Мне нужно остаться одному просто для того, чтобы не сорваться в безумие. Я, мать их, Чёрный ангел — человек, которого давно уже сделали чуть ли не городской легендой. Но даже мне иногда нужен покой, своё собственное облако, пусть и в Адской бездне.

Я мчу по тёмной трассе, а в в мыслях бушуют ураганы. Проволочки с товаром, подбирающийся к городу Спартак, вся остальная хрень по мелочи — всё это превращает меня в дёрганного невротика, а я таким быть не привык. Всё-таки мысль напиться не оставляет меня, но, скорее всего, мне просто хочется, хоть под действием алкоголя, но отключиться и ни о чём не думать. Хотя бы до утра.

Еду вперёд, не оглядываясь, лавируя между автомобилей. Мне нравится чувство полной свободы, а ещё бывать в таких местах, где меня никто не знает и за мной не тянется шлейф грехов и совершённых ошибок. Иногда я седлаю байк и, забив на всё, еду, куда глаза глядят, главное подальше от этого города, где всё для меня пропитано дурными воспоминаниями.

Я сам себя сделал таким, превратившись в притчу во языцех, и да, черти их дери, мне нравится то, кем я стал. Нет, я не упиваюсь чужими страданиями, страхом не питаюсь, хотя многим именно так и кажется, но мне нравится, когда люди играют по моим правилам.

Мучает ли меня совесть за то, что приходилось когда-то совершать? Нет. Потому что без всего того мрака и ужаса, в который однажды нырнул с головой, я сдох бы в придорожной канаве ещё в восемнадцать. Но я и не оправдываю себя, потому что все мои грехи — лишь моя ответственность, мой выбор.

Возможно, вырасти я в любящей семье, где мне готовили бы завтраки, а вечерами читали сказки, я бы стал хорошим парнем, который много смеётся, кормит дворовых кошек и хранит верность единственной и неповторимой. Но нет, это не моя судьба. Ну вот, и толку тогда плакать и клясть злую долю?

Мысли носятся в голове, а я сжимаю крепче руль, выжимаю из движка максимум, пытаясь то ли скрыться от проблем, то ли нарваться на новые. Холодный из-за большой скорости ветер свистит в ушах, а из динамиков ревёт музыка, но даже она не заглушает долбаные мысли. Я всегда слишком много думал и мало говорил, со временем доведя эти свойства почти до совершенства. В глазах людей я мрачен и загадочен, высокомерен, но, если копнуть глубже, мне просто плевать. И на то, что обо мне думают, в том числе.